священником, так значит, можно всем подряд читать проповеди?
— Я не имею ни малейшего намерения становиться священником, — тихо проговорил Донал, — но очень хотел бы быть честным человеком, и боюсь, что ваша светлость скоро перестанет им быть.
— Убирайтесь из моей комнаты! — заорал Форг.
Донал уселся в кресло напротив него.
— Если не уйдёте вы, тогда уйду я, — процедил молодой граф и встал.
Но не успел он опомниться, как Донал уже стоял возле двери, загораживая её спиной. Затем он запер её и вытащил из скважины ключ. С минуту лорд Форг не спускал с него ненавидящих глаз, не в силах вымолвить ни слова от бешенства, а потом вдруг обернулся, схватил стул и бросился прямо на него.
Одним движением сильной руки, привыкшей к плугу, Донал выхватил у графа стул, через голову швырнул его на кровать и стоял, неподвижный и безмолвный, ожидая, пока утихнет поднявшийся внутри гнев. Лорд Форг не выдержал его взгляда, опустил глаза и вернулся к своему креслу.
— А теперь, ваша светлость, вы готовы меня выслушать? — спросил Донал, следуя его примеру и тоже усаживаясь.
При первом же звуке его голоса лорд Форг снова яростно вскинулся: — Да будь я проклят, если стану вас слушать! — со злостью проговорил он.
— Боюсь, вы будете прокляты как раз в том случае, если не станете меня слушать, — ответил Донал.
Лорд Форг, позабыв о всяческом достоинстве, заткнул пальцами уши. Донал продолжал сидеть молча, пока тот не опустил руки. Как только Донал попытался заговорить, он опять заткнул уши. Тогда Донал встал и, крепко сжав его руку у запястья, сказал:
— Осторожнее, ваша светлость. Если вы принудите меня к крайним мерам, я заговорю так, что меня услышат во всём доме. А если и это не поможет, тогда я пойду прямо к вашему отцу.
— Вы подлый шпион и гнусный доносчик!
— Человеку, который ведёт себя так, как вы, вообще не надо бы предлагать никаких условий.
Лорд Форг снова взъярился. Донал спокойно сидел и ждал, пока эта новая вспышка не утихнет, и вскоре за недостатком свежей пищи гнев молодого графа действительно ослабел. Он больше не пытался закрыть себе уши, чтобы защититься от правды, которую ему, как видно, всё–таки придётся выслушать.
— Я пришёл, — начал Донал, — чтобы спросить вашу светлость, не бесчестно ли вы ведёте себя по отношению к Эппи.
— Я знаю, что делаю, — буркнул Форг.
— Тем хуже — хотя я сомневаюсь, что вы действительно это знаете. Хотя бы ради собственной матери вы не должны поступать с женщинами так, как поступаете сейчас.
— И как же, по вашему представлению, я с ними поступаю?
— Тут и представлять нечего. Так ведёт себя с девушкой лишь тот, кто хочет на ней жениться.
— Откуда вы знаете, что я не собираюсь на ней жениться?
— А вы что, собираетесь?
— Да по какому праву вы меня об этом спрашиваете?
— Хотя бы по такому, что живу с вами обоими под одной крышей.
— А что если она и сама знает, что я никогда на ней не женюсь?
— В таком случае я знаю, как должен поступить. Её единственные родственники — мои добрые друзья. Если бы я не сделал для бедняжки всего, что могу, то не смог бы потом смотреть в лицо своему Господу!.. Как же вы так поступились своей честью, ваша светлость?
— Я никогда не обещал, что женюсь на ней.
— Я и не думал, что вы ей это обещали.
— Тогда при чём тут честь?
— Я повторю: в глазах неопытной девушки такое внимание к ней может означать только одно: намерение просить её руки.
— Вот ещё! Она не так глупа!
— Боюсь, она достаточно глупа, чтобы не видеть, к чему, в таком случае, склоняются ваши ухаживания.
— Ни к чему они не склоняются.
— Значит, вы пользуетесь её неопытностью, чтобы с нею поразвлечься.
— Может, она вовсе не такая неопытная, как вы думаете.
— Да вы просто негодяй, ваша светлость!
На одно мгновение в груди лорда Форга, казалось, вновь вскипела безудержная ярость, но он поборол себя и рассмеялся. Смех его прозвучал натянуто и неприятно.
— Ну хорошо, — сказал он, — Я рад, что смог–таки вас разозлить. Я больше не сержусь. Скажу вам всю правду: между мной и этой девчонкой ничего нет. Вообще ничего, даю вам слово. Просто невинное увлечение и всё. Спросите её сами!
— Я вам охотно верю, ваша светлость, — ответил Донал. — Я только это и подозревал, больше ничего.
— Тогда чего же вы подняли скандал из–за такой ерунды?
— По нескольким причинам, ваша светлость…
— Да ладно вам, хватит уже волынку тянуть!
— Вы должны меня выслушать.
— Валяйте, говорите.
— Как я понимаю, Эппи и не надеется на то, что вы на ней женитесь.
— Она и не может на это надеяться.
— Почему нет?
— Во–первых, она сама не дурочка, а во–вторых, не может же она считать меня таким безнадёжным идиотом!
— Но разве у неё нет оснований полагать, что вы её любите?
Лорд Форг попытался рассмеяться.
— Неужели вы никогда не говорили ей, что любите её? — продолжал Донал. — Не говорили и не делали ничего такого, что могло бы дать ей основание это предположить?
— Ну,.. может, она, конечно, так и думает — в каком–то смысле!
— Скажите, стала бы она с вами разговаривать, если бы услышала, как вы сейчас говорите о своей любви к ней?
— Вы и сами прекрасно знаете, что это слово можно понимать по–разному.
— И как же, по–вашему, понимает его Эппи? Она тоже с самого начала считает, что эта любовь — простое развлечение и ничего не значит?
— Она может думать или не думать всё, что ей угодно.
— Но скажите, разве она не принимает ваши слова о любви за чистую монету? Разве не приписывает им большего значения, чем вы в них вкладываете?
— Она говорит, что я скоро позабуду её.
— Она может говорить, что угодно, и при этом влюбиться в вас так безоглядно, что эта любовь принесёт ей одни несчастья. Откуда вам знать, что из этого выйдет? Может быть, ваш интерес пробудит в ней чувство гораздо сильнее вашего?
— Да ну, в наши дни женщины от любви не умирают! — проговорил лорд Форг, явно чувствуя себя польщённым.
— Для некоторых из них лучше и вправду было бы умереть! Ведь они так никогда и не оправляются от разбитого сердца. Да, может быть, она и не умрёт. Но ведь может случиться так, что всю свою жизнь она будет ненавидеть человека, говорившего ей о любви и научившего её больше никому не верить. Вы можете испортить ей всю жизнь ради собственного мимолётного удовольствия.
— Ну знаете, она тоже получает свою долю приятных минут. И потом, я ведь и сам могу влюбиться не на шутку, так что опасность тут обоюдная. Она ведь очень хорошенькая, умненькая, приятная девушка, даром что служанка! — сказал Форг, чувствуя себя при этом чуть ли не поборником всеобщего равенства.
