будьте уверены: в ней непременно откроется какое–нибудь злодеяние или грех, пусть мы даже и следа от него не найдём.
— Я не буду бояться, — тихо, но решительно сказала Арктура, словно говоря сама с собой. — Это всё сны. Мне всегда после них так плохо. Утром я вся дрожу, как будто всю ночь на меня давила какая–то нехорошая сила.
Донал посмотрел на неё. Какой худенькой и прозрачной она показалась ему в последних лучах заходящего солнца! Ему стало не по себе от мысли, что однажды они с Дейви могут остаться в замке совсем одни, и в его огромных угрюмых стенах уже не будет этой живой, светлой и хрупкой прелести. Нет, лучше об этом не думать. Как же сильно эта несчастная мисс Кармайкл, должно быть, разбередила ей душу! Может ли человек жить на свете, если во имя веры сокрушается его заветная надежда на Творца? Если в ответ на жажду по живому Богу ему предлагают думать только о том, как вернее избежать адского пламени? Но ведь нам нужны не Небеса, а Сам Бог! Нам нужно, чтобы Он действительно наделил нас Своей праведностью, а не только объявил нас невиновными. Нам нужно, чтобы нас простили и помиловали, а не просто отпустили без наказания; чтобы нас любили, наконец, — а не просто терпели ради Другого, даже если этот Другой прекраснее всех на свете!
Они отвернулись от закатных лучей и направились к дымовым трубам, величественно вздымающимся вверх. Донал снова приставил стремянку к трубе, привязал часовую гирю к концу верёвки, опустил её внутрь, с некоторым усилием протолкнул между натянутыми струнами и начал медленно и осторожно разматывать верёвку. Гиря свободно заскользила вниз. Вскоре верёвка кончилась, но их маленький груз так и не достал до дна.
— Вы можете сбегать и принести ещё веревки? — с живостью спросила Арктура.
— А вы не побоитесь остаться тут одна? — ответил Донал.
— Нет, если вы недолго.
— Я мигом, — откликнулся Донал, передал ей конец верёвки и скрылся. И действительно Арктура даже не успела почувствовать одиночества широкой крыши, а он уже прибежал назад, пыхтя и отдуваясь. Он привязал к оставшемуся концу новый моток и снова стал спускать груз всё ниже и ниже.
Он уже начал побаиваться, что верёвки опять не хватит, как вдруг гиря явно легла на что–то твёрдое и остановилась.
— Жаль, что на нашей гире нет глаз, — вздохнула Арктура. — Наподобие тех, что у улитки на конце рожек.
— Надо было смазать её чем–нибудь жирным, — запоздало сказал Донал. — Знаете, как моряки смазывают кусок свинца, чтобы посмотреть, какое внизу дно. Тогда можно было бы посмотреть, нет ли в том камине сажи. Ну что ж, дальше наш груз не опускается. Давайте пометим, на каком месте остановилась верёвка, а тогда уж можно и обратно её поднимать.
Для верности он снова подёргал за верёвку, но гиря сидела прочно и не думала соскальзывать ниже, так что Доналу ничего не оставалось, как подтянуть её наверх.
— Теперь нам нужно заметить высоту трубы над парапетом, — сказал он, — а потом я снова спущу гирю по внешней стене с самой крыши. Где она остановится, на том этаже и надо искать… А–а, так я и думал, — проговорил он, глядя вслед гире. — Труба спускается только до второго этажа… Нет, всё–таки немного ниже… В любом случае, миледи, нужный нам камин — если это, конечно, камин, — надо искать где–то посередине дома и, скорее всего, на втором этаже. Отсюда сверху плохо видно, где там гиря остановилась, да и окон нет, чтобы поточнее заметить. Вы не представляете, что это может быть за место?
— Нет, — покачала головой Арктура. — Но я могу свободно зайти в каждую комнату на втором этаже, и никто ничего не заметит.
— Тогда я снова спущу гирю в трубу и оставлю её внизу, чтобы вы её увидели. Но если вы её найдёте, придётся нам искать потайную комнату как–то иначе.
Опустив гирю вниз, они вместе спустились с крыши, и Донал отправился в классную комнату, думая, что уже не увидит леди Арктуру до завтрашнего дня. Каково же было его удивление, когда через полчаса она появилась в дверях и сказала, что зашла во все комнаты и залы второго этажа — даже в те, в которых загадочного камина и быть не могло, — но гири нигде не было.
— Значит, — заключил Донал, — где–то там или, может быть, чуть ниже и есть наша тайна. Правда, точно сказать трудно. А вдруг гиря засела на каком–нибудь выступе внутри трубы? Надо подумать, что предпринять дальше.
С этими словами он пододвинул Арктуре кресло, поставив его поближе к огню.
Кроме них в комнате никого не было.
Глава 53
Рассказ миссис Брукс
Но не успели они усесться, как в классную комнату отдуваясь вошёл Симмонс. Оказалось, что старый дворецкий уже целый час повсюду разыскивает её светлость леди Арктуру, потому что лорду Морвену совсем худо. Он лишился чувств в своей комнате, той самой, что прямо посредине парадной лестницы, и ничего ему не помогает.
Отдав распоряжение немедленно послать за доктором, леди Арктура вместе с Доналом поспешила к дяде. Он неподвижно лежал на полу, белый, как полотно, с раскинутыми руками. Если бы не судорожное подёргивание его щеки, они подумали бы, что он умер. Они попытались было влить ему в рот лекарство, но ничего не получилось. Мужчины отнесли графа в его спальню, и только там он начал приходить в себя. Тогда леди Арктура вышла, попросив Симмонса, как только он сможет, зайти к ней в библиотеку и сообщить, как дела у дяди.
Симмонс появился только через час. У графа побывал доктор, и больной чувствовал себя немного лучше.
— А вы не знаете, из–за чего это с ним? — спросила Арктура.
— Я вам расскажу всё, что знаю, миледи, — ответил дворецкий. — Я как раз был с ним в комнате, принёс кое–какие счета и объяснял, что да как, и вдруг в стене что–то зашуршало. Даже и не знаю, что это было. Как будто внутри что–то скреблось и ползало вверх и вниз. Сначала вроде остановилось, но потом опять. Я–то сам не испугался. Конечно, будь это ночью, я бы, наверное, тоже не обрадовался. А вот его светлость чуть услышали, так сразу замерли, побледнели, то ли ахнули, то ли вскрикнули, за сердце схватились, да со стула–то ничком и упали. Я, конечно, к нему. Думал, приведу в чувство, но куда там. К обычным приступам я уж привык, но тут совсем не то. Потому я за вами и пошёл, миледи. За ним ведь глаз да глаз нужен, а то случится чего. Одного никак оставлять нельзя. Это всё сердце, миледи. Не хочу вас пугать, но вы же и сами знаете — да и вы тоже, мистер Грант, — у кого сердце плохое, в любую минуту может преставиться. Так что вы уж меня извините, но я к нему.
Когда Симмонс вышел, Арктура обернулась к Доналу.
— Нам нужно быть осторожнее, — сказал он.
— Нужно, — откликнулась она. — Знаете, а ведь как раз возле той комнаты музыку слышно лучше всего.
— И куда–то туда спускается наш камин. Всё точно! Но почему лорд Морвен так испугался?
— Не знаю. Но ведь он не такой, как все.
— А где ещё слышно музыку? Вы с дядей почему–то слышите её чаще других.
— Ещё в моей спальне. Но давайте поговорим об этом завтра. Спокойной ночи.
— Я останусь здесь, — сказал Донал. — Вдруг Симмонсу понадобится помощь с его светлостью.
Была уже глубокая ночь, а он всё сидел в библиотеке и читал. Неожиданно дверь отворилась, и вошла миссис Брукс. Она только что была у графа, ставила ему на ноги горчичный пластырь, чтобы оттянуть кровь от головы.
— Ну, теперь–то ему получше, — сказала она. — Принял чего–то из своей склянки. Возится, возится со своими бутылочками да порошками. Верно, лекарство себе хочет составить, чтобы не помирать, а жить вечно. Только ведь жизнь и смерть в руках Господних. От дерева жизни ведь так никто и не съел и уж не
