более скрытной и менее откровенной.
Окончательно сбитый с толку «Сережа» расцвел неожиданно для себя в подкупающе открытой, чуть смущенной улыбке. Пробормотал, застеснявшись:
— Простите… Честное слово, не хотел…
— Что, «любовница» не нравится? Давайте другое слово подберу…
— Не надо! — взлетели вверх, защищаясь, растопыренные ладони. — Я сам. «Старинный знакомый» устраивает? По-моему, звучит неплохо. Как раз для бумажного официоза.
— И все будут сально ухмыляться, да? Уж лучше «любовницу» оставить. По крайней мере, честнее.
Нашелся следак. Мину удивленную состроил:
— А вам-то какое дело? Пусть завидуют!
Рассмеялась от души Александра. Право слово, даже среди прокурорских приличные люди попадаются. А она-то думала…
У начальницы КРО имелся уже безрадостный опыт общения с помощником городского прокурора. Тот как будто не замечал, что рядом с ним находится красивая молодая женщина. Долдонил как попугай о «предусмотренных действующим законодательством процессуальных нормах» и «фактах хищения материальных средств путем мошенничества».
Может, просто стеснялся?..
В конторе Александру поджидал еще один сюрприз. Красный как рак стажер забубнил с порога, выдавливая из себя заранее заготовленную речь:
— Извините, пожалуйста, Александра Вадимовна. Я не хотел вас… обидеть. И… в общем… примите мои соболезнования.
Улыбнулась невольно начальница. Бедный юноша! Испереживался весь. Мучился небось, придумывая, что и как сказать.
Прошлась летящей походкой по кабинету, упала в низенькое креслице:
— Ладно, Роберт. Забыли. Налей-ка лучше даме кофейку.
Когда все конфетницы и сахарницы были расставлены по ранжиру, а почти черный горячий напиток уже дымился в хрупких чашечках, стажер неожиданно попросил:
— Расскажите мне о… Владимире Моисеевиче. Что он был за человек?
Отпрянул испуганно, глядя на Александру по-собачьи преданными глазами:
— Если не трудно. Я не настаиваю…
Вздохнула печально Сашенька. Почувствовала вдруг нарастающее желание немедленно выплеснуться, рассказать все то хорошее, что знала о Володеньке.
Но какими словами выразить главное? Что умный был, и так понятно. Какой же банкир без мозгов? Про доброту тоже все знают. Володин банк всегда благотворительностью занимался.
А как передать всю ту нежность и благородство, с которыми Володя любил свою ветреную Санулю? Он же боготворил ее! Стихи читал, ноги бережно целовал!
Ни разу ни словом не попрекнул, хотя наверняка доброхоты доносили совершенно невероятные, нелепейшие слухи о похождениях его не слишком верной любовницы.
Расплакалась красавица. Вспомнила, каким повеселевшим и бодрым уходил от нее банкир в тот роковой вечер. Кто ж знал, что свидание окажется последним… Отмахнулась сердито от опять забухтевшего дурацкие извинения стажера, велела вон выйти. Снова макияжем занялась. Нечего на людях нюни распускать. Дома погорюем.
Глава 3
Покойный Владимир Моисеевич понимал толк в хороших ресторанах. С ним Александра привыкла бывать в уютных заведениях — где маленький зал, изысканная кухня и атмосфера, располагающая к интимному общению.
А неопытный стажер привел ее в продуваемое сквозняками громадное помещение с хамоватым персоналом и классическими лабухами вместо спокойно-уравновешенного струнного квинтета.
Пьяная разнузданная толпа посетителей живо напомнила Александре ходкое в дни ее юности выражение: «Большая комсомольская столовая».
Народ гулял. Орала нечленораздельно в фонящий микрофон безголосая, не совсем трезвая размалеванная девица. Трясли нечесаными патлами успевшие принять «законные» сто грамм музыканты.
Визжали, надсаживаясь, сбившиеся у стойки бара потасканные проститутки. Ну, эти-то, по крайней мере, честно работали. Раз позы прельстительные не помогают, хоть криком внимание клиента привлечь.
Но клиент что-то не шел. Он упрямо накачивался спиртным, тупо уставясь осоловелыми глазами на таких же поддатых и тоже доступных подружек.
Вырядившаяся в прекрасно сшитое вечернее платье, Александра смотрелась в окутанном табачным дымом зале призрачным фантомом из другого мира, белой вороной, попавшей по недоразумению в курятник. Что немедленно привлекло пламенные взоры жгучих кавказских джигитов.
Только широкие плечи и угрюмое лицо поздно понявшего свой промах молоденького кавалера сдерживали пока горячий темперамент щедрых на любовь горцев.
Но пару бутылок шампанского все-таки поднесли. На всякий случай. По опошленному частым употреблением принципу: «От нашего стола — вашему столу». Закончила бессмертные «конфетки- бараночки» певичка. Без всякого перехода завела нечто тягучее, предположительно про неразделенную страсть. Слов по-прежнему было не разобрать.
Набравшийся храбрости ухажер пригласил Александру на танец. Сказывалось выпитое. А может, жесткий, как подошва, лангет так подействовал.
Но только стиснул красавицу в объятиях стажер, только прижал к себе немилосердно, беспощадно сминая очень дорогую и мягкую ткань, не стала сдерживать себя разочарованная Александра. Прошипела на ухо партнеру:
— Молодой человек! Если угодно потискаться, то вон — пожалуйста! — Короткий кивок в сторону все еще визжащей стойки. — Хоть всех чохом! Много не возьмут!
Отпрянул кавалер. Снова краснеть принялся. Пришлось по головке непутевого погладить:
— Не обижайся, Роберт. Ей-богу, я тебе не пара. Разница в десять лет — это слишком много.
Приврала чуть-чуть красавица. Совсем немножечко. Всего-то три годика скинула. Но это тайна сугубо личная, разных молокососов не касающаяся.
Вернулась к столику парочка. А там гость нежданный по-хозяйски расселся. Алеша-красавчик. Коронкой золотой издалека сверкает.
Подскочил галантно, стульчик даме подвинул. Нахраписто и как-то очень непринужденно в губы поцеловал. А сзади уже кобыла-официантка топчется, непонятно откуда взявшийся букет цветов с улыбкой подает.
Оттаяла Александра. Душой отошла. С Лешкой не заскучаешь. Пусть интеллектом особым не взял, с воспитанием слабовато — зато весел, непосредствен, мил.
Болтает разную чепуху бывший любовник. Вздор пустяшный несет, не забывая при этом разливать преподнесенное в дар шампанское.
Усатые дети гор демонстративно повернулись спиной. Поняли мужским инстинктом — против этого ловкача им не потянуть. Не видит ничего Александра. И друга давнего не слышит. Улыбается слабо собственным мыслям, времечко славное в памяти освежает.
