— Ну да, ты еще крылышки ему приделай. По-твоему, вымогательство трехсот пятидесяти тысяч, избиения и угрозы — все это детские шалости? Не скули и забудь об этом навсегда. Ты правильно сделала, что не забрала машину.
— Да на нее смотреть страшно, она в кровавых ошметках, а левая сторона и передок посечены осколками.
— Ну и Бог с ней, сейчас же заявлю об угоне. Все нормально, только на кой черт тебе понадобилось тащить «дипломат»? Ну да ладно, что сделано — того не вернешь. «Дипломат» я выброшу, а деньги верну Русовым.
— Зачем они им? У них и так полно.
— Ожила? Тогда заткнись.
— Костя, но они же могут нас спалить. Ты отдашь им деньги, они начнут щебетать об этом на каждом перекрестке, и ниточка потянется.
— Какие мы практичные. Не твоего это ума дело. «Мокрые» деньги мне не нужны, а если они нужны тебе, то бери их, но только обо мне забудь.
— Перестань, Костя, ты меня не понял, я сказала это исключительно в целях нашей безопасности. Наплевать мне на них…
— Подруга, ты со своей жадностью можешь вот-вот миновать точку возврата, как это неделю тому назад сделал любовник-водитель Дима. Ты этого хочешь?
— Не хочу! — протяжно заревела Милка. — Почему ты ругаешься? Я же боялась за тебя, хотела помочь, а ты…
— Все, перестань ныть, — услышав, как открылась дверь ванной комнаты, приказал я. — Учти, ты ничего не знаешь, а это время потратила, блуждая по магазинам.
Проводив отмытую гостью, я тоже начал собираться, надеясь на всем этом деле сегодня же, еще до экскурсии в ресторан, поставить точку. Телефонный звонок остановил меня в дверях.
— Константин Иваныч! У меня для тебя сюрприз, — возбужденно сообщил участковый.
— Возможно, у меня для тебя будет тоже.
— Но почему ты не спрашиваешь какой? — не слушая меня, пел о своем Оленин.
— Потому что догадываюсь. Наверное, раскололи Стаса, с Бондаревым у вас вряд ли так скоро бы получилось. Я правильно говорю?
— Правильно. Я сейчас в опорном пункте, хорошо бы тебе…
— Ну вот и отлично. Жди моего звонка, где-то часа через два я тебе позвоню. Пока.
Оставив в каком-то грязном подъезде пустой, открытый «дипломат», я через магазин явился к Лерику. Недовольный и сонный, дверь он открыл не сразу.
— Гончаров, у тебя крыша течет? — неохотно пропуская меня в переднюю, нелюбезно спросил он. — Ты же знаешь, что по ночам я дежурю. Сегодня домой вернулся поздно. Еще трех часов не поспал, а ты опять с бутылками, алкаш-миссионер! Что-то частенько ты ко мне зарядил. К чему бы это?
— Я думаю, к дождю. Сегодня я, отец Валерий, получил калым или, выражаясь вашим артистическим языком, срубил халтурку. Шел мимо, думаю, как не зайти, как не порадовать старого приятеля-холостяка. С чистым сердцем, можно сказать, пришел, а ты мне такие обидные слова говоришь. Горько мне от них, да так, что плакать хочется. Уйду я от тебя! Злой ты мужик.
— Ну, распелся. — Зевнув во всю ширь своей пасти, Лерик почесал лопатку и подтолкнул меня в комнату. — Заходи, раз уж пришел. Я как задницей чуял — копченое сало сегодня купил и большую рыбу- селедку. Будет чем закусить, а то отрубишься, как в прошлый раз. Во сколько ты тогда ушел?
— Часов в восемь или около того, — вытаскивая гостинцы, ворковал я. — Лерик, ты бы хоть помылся перед тем, как за стол садиться, а то от тебя, прости меня великодушно, козлом воняет. Ты когда в последний раз душ принимал?
— Так дня три назад, неужели уже воняет? — искренне удивился он, как будто я сообщил ему великую тайну. — Вот уж не думал.
— Подумаешь, когда об этом тебе скажут твои актерки.
— Пожалуй, ты прав, пойду сполоснусь, а ты пока приготовь закуску. Все, что есть, в холодильнике.
Едва только я услышал шум работающего душа, как, оставив кулинарные хлопоты, занялся совсем другим делом. Несанкционированный шмон в квартире старого приятеля — занятие не из лучших, но ввиду дефицита времени другого выхода у меня просто не было. Посылочный ящик с инструментами я нашел в зимнем холодильнике под окошком. Долго в нем ковыряться не пришлось. Черная отвертка с ручкой- пеналом лежала сверху. Открутив крышку, я высыпал на стол сменные наконечники. Всего их было четыре: шило, две обычные отвертки и одна крестовая малого сечения. Пятый же большой крестовой наконечник лежал у меня в кармане. Абсолютно удовлетворенный своей находкой, я поставил ящик на место, внимательно осмотрел комнатный радиатор и вновь занялся сервировкой стола. К выходу Лерика закусь благоухала и радовала глаз.
— С легким паром тебя, Лерик! — придвигая столик к отопительной батарее, с чувством пожелал я. — Давай-ка по маленькой. После баньки полезно, да и когда я теперь к тебе завалюсь? Когда еще даст Бог свидеться, — усаживаясь на диван и таким образом оставляя ему кресло, запричитал я.
— Что за мрачные мысли, Гончаров? На тебя это не похоже, — садясь напротив, удивился кукловод. — Давай лучше выпьем за все хорошее! И конечно, за наше драное искусство. Дай Бог ему здоровья.
Минут через двадцать, когда в его глазах я увидел свободу и беспечность, предложил как бы промежду прочим легкий турнир по армрестлингу.
— Костя, ну я же тебя уделаю, как нехрен делать, — сев на любимого конька, оживился он. — Я же тебя всегда загибал, как младенца.
— Это ты правой меня делал, а левой у тебя не получалось, — разжигая его азарт, насмешливо возразил я. — Короткая у тебя память.
— Подумаешь, один раз проиграл, а сейчас я и левую твою положу.
— А чего мы спорим, языки бьем, рук у нас, что ли, нет? Давай прямо здесь.
Освободив половину стола — ту, что ближе к батарее, мы скрестили руки. У Валерки было громадное преимущество — длинный рычаг предплечья, но мне во что бы то ни стало нужно было уложить его левую руку.
Борьба началась и проходила с переменным успехом. Мы тужились и кряхтели, отпуская при этом едкие замечания в адрес друг друга. Через некоторое время почувствовав, что начинаю слабеть, я потихоньку стал привставать с дивана, помогая руке своим телом.
— Прижми задницу! — заметив мой маневр, прошипел Лерик. — Опусти задницу! Я тебе говорю! Так нельзя! — наблюдая, как его рука медленно, но неотвратимо укладывается на стол, возмущался он. — Это нечестно!
Дожав его руку почти до столешницы, до батареи отопления, я молниеносным движением правой руки выдернул из-за радиатора заготовленные там наручники и защелкнул у него на запястье.
— Ты что? Сдурел? — Серея лысиной, он попытался все обратить в шутку. — Или ментовские хохмы не дают тебе покоя? Расстегни сейчас же. Мне это не нравится. Всякая шутка имеет свои границы. Расстегни!
— Сейчас. — Зайдя со спины, я резко заломил его правую руку и защелкнул вторую пару браслетов, которые крепились к кронштейнам батареи. — Ну вот, Лерик, теперь у нас все в полном порядке. Отдыхай и думай, а я покуда выпью немножко водки. Ведь ты не поверишь, а у меня уже несколько дней во рту не было ни капли спиртного.
— Перестань молоть ерунду, объясни, что все это значит!
— Это ты должен мне объяснить, зачем удавил соседку и почему приходил туда второй раз в прошлую субботу ночью.
— Что за ерунду ты мелешь? — покрываясь потом, затрепыхался Лерик. — Я буду жаловаться на тебя в суд.
— Ну, этой серьезной организации нам с тобой точно не избежать, — довольный своей шуткой, заржал я. — Но пока до скамьи подсудимых доберешься, тебе предстоит пройти еще несколько инстанций, тех, где умеют развязывать языки. Впрочем, расколешься ты быстро, ты же новичок в этом деле.
— Они ничего не докажут, — облизав губы, проскрипел Лерик. — Доказательств нет, а значит, все это
