– А что тогда? – колдун скривился.
– Ну-у, – задумался я, – давай, что ли, свининки жареной с лучком. Картошечки там.
– Фи, что за вкус… Ты же можешь получить любые кушанья онтологической иллюзии. А решил ограничиться свининой с луком?
– Если бы можно было глянуть меню, – нашелся я, – я бы лучше сориентировался.
– А больше тебе ничего не надо? – поинтересовался сумрачно колдун. – Может тебе еще официанток подогнать вот с такими буферами?! – Он вытянул ладони, демонстрируя, с какими именно.
– Было бы неплохо…
Глаза Седрика стали еще краснее, хотя прежде мне казалось – это невозможно. Чувствуя, что назревает скандал, Кухериал взял переговоры на себя.
– Дружище! Прекратим споры. Дай ему то, что он хочет, – попросил он. – И все дела.
– Свинину с картошкой? – поинтересовался колдун скептически.
– А почему бы и нет?
– Да потому что нельзя потакать примитивным вкусам! – вскричал Седрик. – Попробуй что-нибудь новенькое. Побалуй себя. Кто знает, когда в следующий раз у тебя появится такая возможность.
– А что, к примеру, ты посоветуешь? – осторожно поинтересовался я.
– Мексиканский эскамолес, – предложил он. – Яйца гигантских черных лиометопумовых муравьев, живущих в агавах. Ко всему прочему, они ядовиты.
– И яйца тоже?
– Яйца можно употреблять в пищу. С соусом гуакомоле. Очень рекомендую.
– Может, что-нибудь другое? – сказал я. – Что-нибудь комплексное. Как обед в партийной столовой.
– Тогда филлипинский балут. Утиное яйцо, в котором зародыш успел обрасти перьями. Косточки так приятно хрустят на зубах. На закуску – Казу Марзу с Сардинии! Овечий сыр, нашпигованный мушиными личинками. А запить все это можно традиционным корейским вином с еще слепыми мышатами. Оздоровительный бодрящий напиток. Ну, как? Годится?
Я сделал вид, что обдумываю это предложение.
– И, все-таки, картошечка меня больше устроит!
– Что за примитивный тип?! – вскричал Седрик и толкнул беса в грудь, так что тот едва на ногах удержался: – Кого ты ко мне привел, святые тебя подери?!
– Ну, знаешь ли, – пробормотал Кухериал обиженно: – Среди человеческих существ и людоеды встречаются. Некоторые и карликами не брезгуют…
– Да, ну вас, – колдун сплюнул, – гони монету, рогатый.
Империал перекочевал в лохматые пальцы.
Колдовство Седрик творил с унылой физиономией, было видно, что ему мучительно скучно заниматься столь посредственной кулинарной магией.
Вскоре я уже жевал свиной стейк, закусывая жареной картошкой. Столовые приборы из чистого серебра прилагались. Несмотря на то, что блюдо малость пережарили, я получал от принятия пищи искреннее удовольствие, успев порядком проголодаться в аду.
– А кто-то сейчас не досчитался ужина, – заметил Кухериал.
– В смысле? – активно работая челюстями, проговорил я.
– Думаешь, Седрик все это из воздуха сотворил? Держи карман шире. Увел из онтологической иллюзии. Тоже мне, кулинар. Обычный ворюга.
– Я все слышу! – послышалось из глубины норы.
– Это я в порядке комплимента! – проорал бес.
Завершив трапезу, я вытер рот салфеткой и почувствовал, что настроение у меня заметно улучшилось. «Как, все-таки, примитивно устроен человек, – подумал я, – даже если ты пребываешь в аду и перспективы на будущее у тебя самые туманные, простой перекус может привести тебя в отличное расположение. То есть тело получает пищу, а душа радуется. Хотя при чем здесь душа? Радуется сознание. А душа? А что такое, в сущности, душа? И для чего она нужна человеку?»
– А что такое, в сущности, душа? – спросил я Кухериала. – Зачем она нужна человеку?
– Душа – это твоя суть! – уверенно заявил бес. – Без души тебе и пища была бы не в радость, и прочие плотские удовольствия. Для примера возьмем людей, страдающих депрессией. Их еще иногда называют душевнобольные. И знаешь почему? Потому что у них действительно душа болеет. Вот им жизнь и не в радость. Не замечал, что монахи, в большинстве своем, счастливы? Все потому, что у них душа в норме. В смысле – здорова. Ну, и нам, конечно, здоровую душу заполучить куда интереснее, чем больную. Мы за каждую здоровую душу бьемся до последнего в онтологической иллюзии, на передовой.
– А у меня? – озадачился я вопросом. – Душа здорова? Если – да, то почему я ничему не радуюсь уже очень давно. А если – нет…
Тут я замолчал, размышляя над словами Кухериала. Обладатель больной души, неспособный чувствовать жизнь во всей ее полноте, не был ли я обделен и лишен чего-то важного. Или был кем-то вроде безногого инвалида, который хотел бы бегать по траве со здоровыми людьми – играть, к примеру, в футбол, но из-за физического изъяна не может. В этот момент я ощутил, что всерьез завидую монахам и прочим светлым людям, ведь им дано то, чего у меня нет. Как же так? Хорошо им с нормальной здоровой душой…
– Ты что это впал в уныние? – Кухериал толкнул меня в плечо. – Тебе, наверное, кушать вредно. Значит, больше не будешь… Полетели. – Он хлопнул себя по пояснице. – Герцог нас, наверное, уже заждался…
Дворец Левиафана был почти целиком затоплен водой. Над бьющими в каменные стены яростными волнами возвышалось лишь несколько башен. На центральной, самой высокой, пылало яркое пламя, делая воду желто-коричневой, сияющей бликами огня.
– Нырять не придется, – сообщил к моей радости Кухерил. – Вход во дворец из северной башни. Я здесь уже был, знаю.
Мы подлетели к высокому окну, забранному решеткой. Часть прутьев кто-то выпилил, так что пробраться внутрь не составляло труда.
Мы оказались в небольшой комнате, так заросшей черным мхом, что кладки не было видно. Бес принялся ощупывать стены, подмигнул мне и с силой вдавил один из камней. Послышался скрежет, и открылся проход в смежное помещение.
Как только мы зашли внутрь, дверь за нами с грохотом задвинулась, и мы очутились в темном каменном мешке. Под потолком захлопали невидимые крылья, эхом резонируя от высоких сводов. Моего лица что-то коснулось, и я отпрыгнул, выставив руки – не хотелось, чтобы неведомое существо вцепилось мне в щеку или, того хуже, в глаз. Справа от меня вдруг возникло слабое свечение и, разгораясь, превратилось в створ невысоких ворот. Чтобы пройти внутрь, пришлось склонить голову. Сразу за воротами располагалась тронная зала. По периметру она была куда меньше, чем в Пределе уныния. Зато трон возвышался на высоту двухэтажного дома. Да и сам герцог второго круга размерами существенно превосходил выглядевшего, как человек, Велиала.
Левиафан походил на громадного кальмара – из тощего продолговатого тельца росло множество щупалец, они обвивали подлкотники трона и его подножие, скользили по каменному полу. А из середины туловища торчала противоестественным отростком небольшая человеческая голова, увенчанная короной, насаженной на длинный шип макушки. Посреди лба углем горел выпуклый глаз, а на подбородке вместо растительности извивались причудливыми кудрями тонкие змейки.
Герцог, похоже, нас заждался.
– Вам-то хорошо, – сказал он, как только мы вошли. – Все для вас уже готово. Все-то вас везде уже ждут. А мне что прикажете делать? Отложить все свои дела и думать, когда же они придут. И где только вы шлялись столько времени?! – рявкнул он. – Где вы шлялись, я вас спрашиваю?! – В глазах герцога засверкали искры, а страшная до невозможности желтая физиономия растянулась в еще более жуткую гримасу. Челюсть отвисла едва не до пупа, обнажив полную мелких зубов пасть. Длинная шея при этом еще больше вытянулась, словно часть ее раньше помещалась в массивном туловище.
– Ваше мракобесие! – Кухериал рухнул на колени. – Не велите казнить! Не по своей вине задержались. В Пределе лености ждали, пока Велиал пробудится.
