подозреваемый отдохнет в тюрьме округа.
— Хорошо, Пепп. Утром я подам в суд прошение об освобождении под залог.
— Хорошо.
— Ты возражать не собираешься?
— Нет. Может, возразит окружной прокурор. Скорее всего это преступление совершено в состоянии аффекта, а такое обычно не повторяется. Я не думаю, что Скайлар опасен для общества.
— Знаешь, Пепп, похоже, нет у тебе уверенности в том, что Скайлар виновен.
— Его вина еще не доказана.
— Подозреваю, ты думаешь, что допустил ошибку.
— Я — коп, Френк. Мне приходится обходиться теми уликами, которые у меня есть.
— Понятно, Пепп. Несмотря на то, что может сказать мой клиент после зачтения ему его прав, я хочу, чтобы любой его допрос, все равно кем, проводился только в моем присутствии. Договорились?
— Да, сэр.
— Должен тебя спросить: на эту минуту Скайлар не сказал ничего изобличающего?
— Нет.
— Как я понял со слов Дэна Уитфилда, твой помощник несколько раз ударил Скайлара.
Теперь замялся Пепп.
— Я тоже не собираюсь говорить ничего изобличающего.
— Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, Пепп.
— Утром я позвоню тебе в контору, и мы договоримся о встрече, — ответил Пепп.
Пепп надел брюки и уже натягивал сапоги, когда из ванной появилась одетая к выходу Марта Джейн. Ей осталось только причесаться.
— Что мы будем теперь делать? — спросил Пепп.
— Я тебя, разумеется, слышала. Как ты того и хотел.
— Марта Джейн, я думал, что вчера я выразился достаточно ясно.
— Ты достаточно ясно угрожал мне.
— Я изложил тебе мое желание и объяснил, сколь оно важно для меня, нас всех, включая и Сэмми. Ты полностью проигнорировала мои слова. Более того, ты добавила жару в ту войну, что ведешь со мной. Я предоставил тебе право выбора. Ты им воспользовалась. Теперь для меня другого пути нет.
Марта Джейн махнула рукой, словно отгоняя муху:
— Не читай мне нотаций!
Пепп опустил взгляд на ковер спальни.
— Мы не можем нормально разговаривать. Вот в чем дело. — Оперевшись локтями в колени, он положил подбородок на ладони. — От нашей семейной жизни ничего не осталось, Марта Джейн… Ничего, кроме горечи, злости, взаимных обид. Почему — я не знаю… Я старался, как мог… И никоим образом не хотел, чтобы все так закончилось.
Марта Джейн села за туалетный столик и начала расчесывать волосы.
— Я тебе безразлична, Пепп. Тебя заботит только твой имидж шерифа округа и как я вписываюсь в этот имидж, выполняя роль жены шерифа. — Она ударила тыльной стороной расчески по стеклянной поверхности туалетного столика. — Так вот, не буду я этого делать!
— Делать что?
— Не буду такой, какой ты хочешь меня видеть. Тихой мышкой-женой, без мыслей, без чувств, без личной жизни. Не буду ходить за тобой следом, смотреть на тебя как на господа бога, хвалить тебя, соглашаться с каждым твоим словом, словно безмозглая идиотка. Этого ты добиваешься, не так ли?
Пепп взял с верхней полки шкафа ремень с револьвером, затянул его на талии.
— Когда-то я думал, что мы станем командой.
— Командой? — фыркнула Марта Джейн. — Ты — команда. А мне в лучшем случае отводится роль группы поддержки. Ты ведь хотел от меня только этого, так?
— Нет. Я всегда старался поговорить с тобой о моей работе, задействовать тебя в ней, узнать твое мнение, получить совет.
— Ты читал мне нотации. Старался указывать мне, как соображать, о чем говорить, что делать.
— У меня есть привычка хорошенько подумать перед тем, как что-то сказать. Извини, если тебе казалось, что я читаю тебе нотации.
— Ты указывал мне, Пепп. Ты ни о чем меня не спрашивал.
— Если ты в чем-то не соглашаешься со мной, почему ты должна не соглашаться со мной на людях?
— Слушай, иди на угол и регулируй движение транспорта!
У двери спальни Пепп остановился:
— Марта Джейн, одного я понять не могу: если мы не можем работать и жить вместе как муж и жена, как, по-твоему, мы должны жить? Знаешь, я не буду возражать, если ты решишь конкурировать со мной за должность шерифа округа. Тебе этого хочется. — Зазвонил телефон. — Да ладно. Я возьму трубку внизу.
Спускаясь по лестнице, Пепп услышал крик Марты Джейн:
— Видишь, Пепп? Ты абсолютно уверен, что звонят тебе.
Звонили Пеппу.
Адам Хэддем, главный человек в управлении шерифа — клерк, курьер, тюремный надзиратель. — Шериф, Скайлар ушел.
— Что ты такое говоришь, Блоха?
— Наверное, решил, что приготовленный мною завтрак не так хорош, чтобы дожидаться его.
— Скайлар Уитфилд сбежал из тюрьмы?
— Как я и сказал.
— Когда?
— Его уже не было, когда я разносил завтрак по камерам.
— Черт! Блоха, он же обвинен в убийстве первой степени! — Блоха промолчал. — Этот парень удерет в лес, и мы никогда его не найдем. — Блоха промолчал. — Кто на дежурстве?
— Помощник шерифа Эймс, сэр.
— Ты с ним связался?
— Первым делом.
— Блоха, я думаю, надо вызвать и Красавчика.
— Да, сэр.
— Черт, черт, черт!
— Шериф, ты столько лет пытался получить деньги на новую крышу для тюрьмы. Теперь, похоже, их нам выделят.
«Славьте Господа, ибо Он…»
В маленькой деревянной сельской церкви Джонатан Уитфилд стоял первым от прохода и пел во весь голос, заглушая шумы старенького органа. Играла на нем четырнадцатилетняя близорукая девочка. Играла плохо, да и орган фальшивил, давно нуждаясь в настройке. Впервые услышав здешний орган, Джонатан решил, что его звучанием местных прихожан наказывают за грехи.
Когда они вылезли у церкви из «Форда» Уитфилдов, другие прихожане, наслаждающиеся теплым утренним солнцем или выкуривающие последнюю перед службой сигарету, тепло, сочувственно приветствовали Монику и Дэна Уитфилдов, некоторые сожалели о том, что кто-то мог заподозрить Скайлара в совершении убийства. Джону пожимали руку, желали доброго утра.
Джон тут же узнал Саймсов, сначала Энди-Дэнди, потом Джека, старшего Саймса, Эм-эл и Джона. Они стояли в тени церковного здания, тоже в окружении сочувствующих. Саймсы и Уитфилды переглянулись. Потом, без единого слова, члены двух семей двинулись навстречу друг другу. Моника и Эм-эл обнялись и расплакались. Мужчины, включая Энди-Дэнди, обменялись рукопожатиями.