ревности.
– Я не способен на такие решительные действия.
Он ухмыльнулся.
– Помнится, раньше ты был довольно решительным парнем.
– Скажи, Пол, а как пойдет расследование?
– Даже не знаю. В том, что жена тебя бросила, нет ничего противозаконного. Она не оставила на произвол судьбы никаких детей и даже не забрала твою машину. Поэтому у нас нет оснований ее задерживать. Единственное, что я могу сделать, – это раскопать что-нибудь на Бискэя и получить ордер на его арест. Это должно здорово испортить ей настроение. И она может вернуться домой. Отец ее будет рад. А ты – нет?
– Пожалуй, не очень.
– Может быть, ты потом передумаешь?
– Вряд ли.
– Где ты нашел ее записку?
– В спальне.
– Можно туда подняться?
– Да, конечно.
Я проводил его наверх и положил записку на туалетный столик. Ее можно было заметить от самой двери.
Развалистой походкой он прошелся по спальне, тихонько насвистывая и внимательно озираясь по сторонам.
– Уютное гнездышко, – заключил он.
– Слишком большое для двух человек.
– Ты останешься жить здесь?
– Пока – да. По крайней мере, на первых порах.
Он приоткрыл дверцу ее шкафа.
– А она оставила много шмоток.
– И забрала столько же с собой. Моя жена накупала шмотки вагонами.
– А в какой комнате жил Бискэй? Я показал.
– В каком он был состоянии? Передвигался свободно?
– Рука на перевязи и довольно сильно хромал.
– Почему он хромал?
– По-моему, ему делали операцию и на бедре.
– Но ты точно не знаешь?
– Пол, ты разговариваешь как на допросе. Винс был не из тех людей, которые любят делиться своими проблемами.
– Друг его приютил, а он увел у него жену. Порядочная скотина.
– Я не ожидал от него такого свинства.
– Бывают такие люди, которые ходят по головам.
– Да, Винс из таких.
Мы спустились в гостиную, он нахлобучил свою шляпу и пошел к двери.
– Мистер Малтон дал нам несколько ее хороших снимков. Если мы раскопаем что-нибудь на Бискэя, то отыскать их не составит большого труда. Очень уж заметная машина и очень яркая женщина. Я видел ее пару раз в городе, но не знал, что она твоя жена, пока не увидел фотографии. Она выглядит прямо как кинозвезда. Элизабет Тейлор.
– Все так говорили, и ей это нравилось.
– Ну, рад был тебя повидать, Джерри. Может, как-нибудь попьем вместе пивка.
– С удовольствием, Пол.
– А тебе так и не выправили нос после той игры, я смотрю.
– Да, это Проктор тогда постарался.
– Хороший он защитник. Трудно было его остановить. Ладно, пока. Еще увидимся.
Он сел в машину и, отъезжая, помахал мне рукой. Я вздохнул с облегчением, как будто целый час находился без воздуха. Ничего, все обойдется. Вряд ли возникнут какие-нибудь сложности. Я чуть было не попался на вранье про Филадельфию, но он вроде бы ничего не заподозрил. А главное – он не взял с собой записку Лоррейн, только переписал ее в свой блокнот. Подумав о том, что они легко могут определить возраст чернил, я взял, порвал обе записки, да и спустил их в унитаз. И в тот момент, когда они исчезли в потоке воды, я с ужасом понял, что ведь никем еще пока не доказано, что записка написана ее рукой.
Глава 10
После ухода Пола Хейсена, дождавшись вечера, я в сумерках отправился в коттедж “Сутсус”. Взял оттуда черный чемодан и привез домой. Разобрав поленницу, я достал свою долю, запихнул ее в чемодан и запрятал его на прежнее место. Было приятно осознавать, что все деньги теперь у меня. От вида огромной массы туго перевязанных пачек сладко замирало сердце.
В понедельник утром я поехал на Парк-Террэс и попросил Реда Олина помочь мне сдать кое-какие вещи на хранение. Он отдал распоряжение плотнику сколотить большой прочный ящик. К тому времени, когда я закончил обычный осмотр строительной площадки, ящик уже лежал у меня в машине. Он был сделан из толстой фанеры и скреплен по бокам досками и шурупами. По дороге домой я купил бечевки и плотной коричневой оберточной бумаги.
Ирена уже ушла. Я запер все двери и упаковал деньги по четыре пачки в оберточную бумагу, обвязав ее бечевкой. Получилось семнадцать коричневых свертков. В каждом свертке по двести тысяч долларов, за исключением последнего, в котором было четыреста тысяч банкнотами по пятьсот долларов. Я плотно уложил пачки в ящик. Они заполнили его почти доверху. Я с трудом перетащил ящик в гостиную и доложил оставшееся пространство книгами. Привинтив шурупами фанерную крышку, я написал на ней красным фломастером свое имя.
Потом отыскал в телефонной книге номер склада и позвонил. Они выразили готовность принять мой ящик и пообещали тут же прислать грузчиков. Через час двое дюжих парней погрузили ящик на грузовик и увезли, оставив мне маленькую оранжевую квитанцию с мелко напечатанным на обороте текстом. Я внимательно прочитал каждое слово. Там была указана сумма страховки на каждый кубический фут. Мой ящик был размером два на три. Значит, в случае утери я получу шестьдесят долларов. Что ж, ладно.
Теперь нужно было придумать, куда спрятать квитанцию. Я долго бродил по дому, пока не нашел хорошее место. Однажды Лоррейн решила, что ей непременно нужно научиться играть на флейте. Она приобрела хорошую флейту и самоучитель. Десять дней в доме раздавались душераздирающие скорбные звуки, после чего она оставила эту затею навсегда. Я отыскал кожаный футляр, вытащил мундштук, засунул туда свернутую трубочкой квитанцию, вставил мундштук на место и положил футляр на полку.
Покончив со всем этим, я развалился в кресле, вытянул ноги и закинул руки за голову, мысленно анализируя свои действия. Вроде все чисто. Остается только ждать, пока улягутся страсти, и тогда...
Внезапно я почувствовал на себе взгляд Лоррейн. Она смотрела на меня со стены, выглядывая из рамки чеканного серебра. Я вскочил и снял со стены ее портрет. Это была черно-белая фотография, снятая на Бермудах во время нашего медового месяца. Она стояла, держась за руль английского велосипеда, и улыбалась совсем как живая. Казалось, сейчас вскочит на велосипед и умчится, послав мне на прощание воздушный поцелуй. Ах, какой у нас был медовый месяц на Бермудах!
Глядя на фотографию, я внезапно почувствовал дурноту. Голова кружилась. Я был весь во власти какого-то холодного ужаса, словно стоял на снежной вершине, а под ногами не было ничего, кроме страшной, ледяной пустоты. Дрожащими руками я поскорее перевернул фотографию лицом вниз. Но она продолжала смотреть на меня. Я отступил в сторону, но она все равно продолжала смотреть. И улыбаться. Это была странная улыбка. Как будто она знала то, о чем я забыл.
Черный чемодан! Ну, конечно. Спасибо тебе, Лоррейн.
Я вытащил его из подвала и, потопав хорошенько ногами, поехал на городскую свалку. Убедившись, что за мной никто не следит, бросил чемодан в груду всякого хлама.
Субботний день тянулся нудно и бесконечно. К вечеру я напился в одиночку и рано пошел спать. Так
