— Перестаньте, Флинн.
— Все судебные иски отозваны. Я не собираюсь изображать вашего адвоката, хотя и защищаю вас перед Гроувером. Но я посоветовал бы, поскольку претензий к вам более нет, позаботиться о том, чтобы эти материалы изъяли из вашего досье. Собственно, их и не должно там быть. Кто знает, как отнесется к вам чиновник вроде меня, ознакомившись с ними? Среди людей бытует мнение, что дыма без огня не бывает.
— Благодарю за дельный совет.
— Я также выяснил, что вы награждены «Бронзовой звездой». Правда, не понял, что означает пометка «не вручена».
Гроувер смотрел на Флетча с нескрываемым презрением.
— Скользкий вы тип, Ирвин Морис Флетчер, — подвел итог Флинн.
— Держу пари, вы не хотели бы, чтобы вашей дочери достался такой муж.
— Я бы попытался отговорить ее, — согласился Флинн.
— Вам даже не нравится мой одеколон.
— Вас еще не опознал ни один из таксистов, что возят пассажиров из аэропорта.
— А зачем вам это нужно?
— Мы хотим знать, приехали вы из аэропорта в одиночестве или с дамой.
— Понятно.
— Даже тот парень, что привозил кого-то вчера днем к дому 152 по Бикон-стрит, не признал вас. Не помнит он и того, ехал ли с ним один человек или двое.
— Потрясающе.
— Эти аэропортовские таксисты — народ независимый. Слишком независимый. Вчера вечером четыре такси подвозили пассажиров из этого района к «Кафе Будапешт». Ни один из водителей вас не узнал и не помнит, были вы один или в компании.
— Я у них всех в неоплатном долгу.
— Не все готовы сотрудничать с нами так же, как вы, мистер Флетчер.
— Мерзавцы.
— Не опознали вас и официанты в «Кафе Будапешт». Какой, должно быть, для вас удар. Надушиться таким дорогим одеколоном, провести час или два в модном ресторане, и чтобы ни у кого это не отложилось в памяти.
— Я потрясен до глубины души.
— А казалось бы, официанты могут запомнить мужчину, который ест один, занимая весь столик, пусть и на двоих, не так ли? Ведь стоимость заказа отражается на их доходе.
До восьми часов оставалось десять минут.
— Таких вот успехов мы добились с вашей фотографией. Немало интересного мы узнали по вашим отпечаткам пальцев.
— Я сгораю от нетерпения.
— В этой комнате ваши отпечатки обнаружены в двух местах. На клавише кабинетного рояля, вы коснулись ее правым указательным пальцем. Не представлял себе, что вы еще и музыкальны.
— Наоборот, у меня нет слуха.
— Я сказал, в двух местах, помимо выключателей? Если нет, то считайте, что я поправился. Могу предположить, что, войдя в квартиру и осмотревшись, вы зажгли свет в гостиной, подошли к роялю, коснулись одной клавиши, прошли через столовую на кухню, везде зажигая свет. Не привыкли вы экономить электроэнергию.
— Наверное, нет.
— Так вот, в гостиной ваши отпечатки обнаружены лишь на бутылке виски и на кувшине с водой.
— Не стану спорить.
— Бутылка была полная. Вы открыли ее.
— Да.
— Мистер Флетчер, эта бутылка виски и есть орудие убийства.
Зеленые глаза впились во Флетча. Он почувствовал, что они способны разглядеть содержимое его желудка. Боковым зрением он увидел бледное лицо Гроувера, также пристально наблюдающего за ним.
— На бутылке только ваши отпечатки, мистер Флетчер. Остальные стерты. Винные бутылки часто протирают перед тем, как поставить на стол.
— А есть в гостиной другие отпечатки? — спросил Флетч. — Я хочу сказать, пальцев других людей?
— Миссис Сэйер, девушки, Рут Фрайер, и еще одного человека, предположительно мужчины, вероятнее всего, Бартоломео Коннорса.
— Много отпечатков пальцев девушки?
— Мало. Но достаточно, чтобы утверждать, что убили ее в этой комнате. Отпечатки она оставила еще живой.
Флетч промолчал. Да и что он мог сказать.
— Самое печальное в этой истории, мистер Флетчер, что эта бутылка виски, если вы помните, чему учили вас на уроках физики, является куда более надежным орудием убийства именно в запечатанном виде, а не после того, как ее вскрыли и отлили часть содержимого.
— О Боже.
— Открыв бутылку и выпив пол-унции виски, вы пытались отвлечь наше внимание от бутылки, сделали все возможное, чтобы мы не пришли к мысли, что как раз бутылкой девушку и убили.
— И ничего у меня не выгорело, — вздохнул Флетч.
— Да, виновата моя неопытность. Другой бы полицейский, умудренный годами безупречной службы, даже не посмотрел бы на эту бутылку. Помнится, мне пришлось убеждать Гроувера в необходимости отправить ее в лабораторию. Я положил на это немало усилий, не так ли, Гроувер? Но я настоял на своем, поскольку не поднимался со ступеньки на ступеньку в полицейской иерархии и не получил должного образования. И эксперты весьма удивились, признав в раскупоренной, початой бутылке орудие убийства.
— Как им это удалось?
— Микроскопические частицы волос, кожи, крови, безусловно принадлежащие девушке.
Флинн выдержал долгую паузу. Спокойно сидел, наблюдая за Флетчем. То ли он ждал, пока Флетч оправится от нового шока, то ли рассчитывал, что тот начнет оправдываться.
Флетч же воспользовался своим правом помолчать.
— Не пришла ли пора вызвать адвоката, мистер Флетчер?
— Нет.
— Если вы думаете, что убеждаете нас в своей невиновности, отказываясь обратиться к адвокату, то вы не правы.
— Вы убеждаете нас в своей глупости, — подал голос Гроувер.
— Ну зачем так, Гроувер. Мистер Флетчер не глуп. А теперь он знает, что и мы не обделены умом. Может, он хочет обойтись без формальностей и сразу сознаться, облегчить душу.
— Я знаю, что ума у вас хватает, — огрызнулся Флетч. — Не пойму только, почему я чувствую себя таким дураком.
— Вы, похоже, злитесь.
— Злюсь.
— На что?
— Сам не знаю. Наверное, мне следовало что-то делать в последние двадцать четыре часа. В связи с этим убийством.
— А вы не ударили пальцем о палец?
— Нет.
— Самое удивительное в этой истории — ваша вера в нас. Наивным-то вас не назовешь.
— Вы ознакомились с моим досье.
