Движением головы и взглядом Рикки предложил Мортимеру заглянуть внутрь грузовичка.
Мортимер заглянул. Потом уставился. Подался вперед.
– Что это?
Из груди Кристел вырвалось рыдание. Мортимер залез в грузовичок.
Пристально посмотрел на лежащую на кровати Кристел. Ахнул.
– Дорогая моя. – Он взял ее за руку. – Как такое могло с вами случиться?
– Мистер Мортимер! – По лицу Кристел катились слезы. – Я не знаю!
– Я рад, что ты привез ее сюда, – процедил Мортимер. – А теперь убирайся.
Он появился за спиной Флетча, выйдя на крыльцо.
Флетч стоял там, оглядывая бескрайнюю равнину. Более его услуги не требовались. Миссис Роббинс, которую он отыскал на кухне, снабдила его чашкой кофе.
По пути к мистеру Мортимеру они любовались красотами Вайоминга, но эти края наводили тоску. Флетчу даже показалось, что трава прямо на корню становится сеном. Конечно, одной корове требовалось пастбище площадью не в один акр. Но на здешних равнинах и коровы выглядели очень уж одинокими.
Увидев, кого привез Флетч, мистер Мортимер немедленно начал подготовку к приему гостьи.
Пока Кристел ждала в грузовичке, Хэджа и Рикки разобрали двуспальную кровать Мортимера, перенесли ее в спортивный зал, собрали и задвинули в угол, рядом с дверью в раздевалку. Застилал кровать лично мистер Мортимер.
Зал не поражал размерами, но в нем имелось все необходимое для тренировок: деревянный пол, боксерский ринг в центре, самые современные тренажеры у дальней стены, груши для отработки ударов в корпус и голову.
Удивляли разве что зеркала, старомодные, обычные, а не идеальные.
К раздевалке примыкали сауна, контрастный душ, обычная душевая, ванная, туалет.
Имея небольшой опыт, Флетч попытался помочь перевести Кристел к новой кровати. Но Мортимер, Хэджа и Рикки молча и решительно оттеснили его. Ему дозволили лишь опустить на землю платформу гидроподъемника, на которой они стояли…
– У вас ведь нет ко мне ненависти? – спросил Флетч, повернувшись к Мортимеру.
Плевок Мортимера перелетел через поручень.
– Конечно, нет. Ты поступил правильно, Флетч, с моей точки зрения. Как и я. Я видел, что в боксе неладно, никогда не влезал в эту грязь, но и ни во что не вмешивался. А когда моего парня насадили на штыри железной ограды Гремейси-парк…
– Его звали Шейн…
– Голдблум. Шейн Голдблум… У меня внутри все перевернулось. И тогда…
– Я оказался рядом и показал вам, как вывести их на чистую воду.
– Видишь ли, мои друзья в тюрьме, я с ними переписываюсь и обвиняю тебя во всем. Во всем, что я им сделал.
– Они этого заслужили. Они – плохие люди.
– Да, но они не просто плохие люди, а мои близкие друзья. Мы выросли вместе, работали вместе. Кого еще я знаю, что умею? Верность, возможно, одна из добродетелей, но она и облегчает жизнь. Конечно, я тебя ненавижу. Ты заставил меня подняться над собой, вот я тебя и ненавижу. А чего ты ожидал? Мои лучшие боксеры возненавидели меня. Я им помогал, я убеждал, что лучше их нет, а они оказались никому не нужны, их отшвырнули, как использованную туалетную бумагу. Они винят в этом меня и соответственно ненавидят. Большинство людей, как я понимаю, не совершают выдающихся поступков, плывут по течению, не обличают коррупцию, потому что боятся одиночества, изоляции. – Синие глаза Мортимера обежали равнину, на которую смотрел Флетч. – Я вот хочу завести голубей. Как думаешь, приживутся они здесь?
– Едва ли. Мало пакетиков из-под ленча.
– Да. Пакетиков из-под ленча тут явно не хватает.
– Хэджа и Рикки – отличные парни. Потенциальные чемпионы.
– Естественно.
– А Рикки еще умеет и подать себя.
– Подать себя?
– Ты не заметил?
– Что ты такое говоришь?
– У него особое чувство времени, пространства, света, звука. Он поневоле притягивает внимание.
– Он просто влюблен в себя. Действительно, он заставляет окружающих смотреть на него, наблюдать за ним, даже если он ничего не делает. Получится ли из него боксер? Не знаю.
– Как по-вашему, вы сможете помочь Кристел?
– Ты говорил, что она – тяжеловес.
– Да.
– Работать с тяжеловесами сложно, но интересно.
