— Сомневаюсь, что тебе могут предложить еще одну.
— Я не ожидал, что мне предложат и эту.
— Я советую тебе получить ее. Кто знает, что нас ждет впереди. Может, у тебя будет сын, который спросит тебя о ней, или внук.
— Я в этом не уверен. В наши дни женщины не хотят рожать детей.
— Тут ты совершенно прав. Сам жду не дождусь, когда же Алан и его жена подарят мне внука или внучку.
— Что?
— Мне кажется, им пора, не правда ли? Сколько они женаты? Лет шесть, а то и семь.
— У них нет детей?
— Разумеется, нет. Иначе мы побывали бы в Калифорнии. Мы бы не упустили случая повидать ребенка Алана.
— Понятно.
— Ну, мистер Джеймс. Полагаю, вы позвонили, чтобы узнать, как наше самочувствие. Миссис Стэнуик и я вполне здоровы. Как раз думаем о ленче.
— Рад это слышать, сэр.
— Ты, должно быть, очень честолюбив, раз работаешь по субботам. Мне самому надо возвращаться в магазин после ленча, но я-то думал, что кроме меня по субботам все отдыхают. Правда, тебе-то, возможно, приходится работать по субботам лишь потому, что в будние дни ты слишком много времени проводишь на телефоне.
— Мы стараемся подсчитать, сколько времени проводит в воздухе ваш сын.
— Слишком много.
— Вы говорили, что он бывает у вас раз в шесть недель?
— Примерно так.
— Он прилетает надолго?
— На ночь или две.
— Он останавливается у вас дома?
— Нет. Он и второй пилот останавливаются в гостинице «Нонхиген Инн». У них там номер. Алан такой же, как ты. Если он не будет сидеть на телефоне сорок пять минут из каждого часа, то жизнь, по его мнению, замрет на месте. Ему необходим гостиничный коммутатор.
— Сколько же времени он проводит у вас?
— Я не очень понимаю, к чему эти вопросы, но человек, награжденный «Бронзовой звездой», должен знать, что он делает. Обычно они приходят на завтрак.
— Они?
— Алан и второй пилот. Баки. Который любит пирожки моей жены. Я раньше не представлял, как много пирожков может съесть один человек.
— Алан прилетает с одним и тем же вторым пилотом?
— Нет. Пару раз с ним были другие люди, но я не запомнил их фамилии. Обычно это Баки. Бывало, Алан приходил и позже. К ужину. Но не всегда. Когда он здесь, мы видим его мало, но, должно быть, в родном городе он отдыхает душой.
— Да, конечно. И как долго это продолжается?
— Его регулярные визиты? С тех пор, как он стал шишкой в этой авиационной компании. Наверное, теперь у него много дел на востоке страны.
— Последние шесть или семь лет?
— Я бы сказал, года четыре. После свадьбы мы почти не видели Алана. Что, впрочем, неудивительно.
— Почему вы сказали, что он летает слишком много?
— Полеты опасны, сынок. Особенно на частных самолетах. Что-нибудь может сломаться.
— Вы хотите сказать, он может разбиться?
— Он может погибнуть. Самолет — не резиновый мячик, который отскакивает от земли. Он уже побывал в катастрофе. Даже в двух. За океаном.
— Я знаю. Но вы же не возражали против его занятий боксом, когда он был подростком.
— Кто это сказал?
— Вы были против?
— Чего мы только ни делали, чтобы заставить его прекратить занятия боксом. Каждый день он спускался в подвал и работал с грушей. И так до ужина. Одно время он выходил на ринг дважды в неделю. Какая голова это выдержит. Я уж думал, что мозги полезут у него из ушей. Во всяком случае, кровь из носу текла у него каждый раз.
— Почему вы не запретили ему заниматься боксом?
— Если у тебя будет сын, ты узнаешь, что в четырнадцать или пятнадцать лет от него не добьешься полного послушания. Чем чаще ты требуешь от него, чтоб не бился головой об стену, тем сильнее он будет в нее лупить. Он никогда не поверит, что мозги пригодятся ему для чего-нибудь еще.
— Тогда почему он не участвовал в национальном первенстве?
— Ты не можешь найти ответа?
— Нет, сэр.
— Девушки, сынок, девушки. Сколько бы пятнадцатилетние подростки ни боксировали в подвалах, рано или поздно они замечают девушек. И тогда боксерские перчатки вешаются на гвоздь, а из кармана достается расческа. Должен признать, нам потребовалось немало времени, чтобы это понять. Конечно, он хотел поехать на чемпионат и специалисты оценивали его шансы очень высоко. Но внезапно, перед самым отъездом, дом перестал дрожать, глухие удары в подвале прекратились. Мы думали, он заболел. Вечер, когда он сказал, что не будет участвовать в чемпионате, стал самым счастливым в нашей жизни. Груши так и висят в подвале. Больше он к ним не подходил. Раньше-то им крепко доставалось, так что они нуждаются в отдыхе. А потом, естественно, Алан увлекся самолетами. Сыновья никогда не думают о нервах родителей. Я уверен, это можно сказать и о тебе, мистер Джеймс.
— Наверное, да. Может, это и хорошо, что у вашего сына и его жены нет детей.
— О нет. Воспитывать детей, конечно, сложнее, чем есть рождественскую индейку, но без этого не обойтись.
— Ну, не буду больше вас задерживать, мистер Стэнуик. Благодарю за помощь.
— Послушай, сынок.
— Да?
— Я обрадовался твоему звонку, потому что не знал, где тебя найти. Я все думал о твоей «Бронзовой звезде». Я хотел бы заключить с тобой договор.
— О?
— Ну, ты должен получить награду. И вот что я об этом думаю. Ты получишь «Бронзовую звезду» и пришлешь ее нам. Мы сохраним ее для тебя, а потом, когда ты захочешь, вернем назад, чтобы ты мог показать ее своему сыну.
— Спасибо, мистер Стэнуик.
— Так что ты скажешь? Если с нами что-то случится, мы позаботимся о том, чтобы «Бронзовая звезда» никуда не пропала. Мы будем хранить ее в банке, вместе с выходными туфлями моей жены.
— Даже не знаю, что и сказать.
— Жизнь — долгая штука, сынок, и наши суждения со временем меняются. Пошли нам свою «Бронзовую звезду», а мы сбережем ее.
— Вы — хороший человек, мистер Стэнуик. Позвольте мне подумать о вашем предложении?
— Конечно, конечно. Мне кажется, теперь тебе будет легче принять решение.
— Спасибо. Большое вам спасибо.
— Звони в любое время, сынок. Вчера я подкупил акций телефонной компании.
— «Нонхиген Инн». Добрый день.
— Добрый день. Это мистер Алан Стэнуик.
