юных следопытов, после чего примерял их роли на себя; за всеми следил и сочинял истории про объекты своих наблюдений.
Тома только отмахнулась, услышав от сына подробности его слежки за Аидой, но Дениска не отставал.
– Я точно видел, честно-пречестно!
– А ты сам в руки куклу не брал? – строго спросила Томила.
– Конечно же, нет! Я что, сумасшедший, по-твоему, чтобы Аида потом меня съела? – деловито сказал Денис.
– И больше никому об этом не рассказывал?
– Нет! Это же секрет.
– Хорошо, сына. Никому не говори.
И вот, когда все ушли, Томила решила второй раз в жизни взять в руки бабушкину куклу. Она бережно достала ее из серванта, провела пальцем по поврежденному кукольному запястью, потрогала подол платья… и почувствовала себя шкодливым ребенком, опасающимся быть застигнутым на месте преступления. Все было как тогда, двадцать четыре года назад. Томила с сожалением поймала себя на мысли, что детский страх перед бабушкой сидит в ней до сих пор. Только страх стал сильнее, поскольку раньше Аида была нормальной, а теперь вот выжила из ума, и ее реакция на взятую куклу может оказаться куда серьезнее, чем много лет назад, особенно если учитывать то обстоятельство, что в кукле спрятано золотое яблоко.
Тома приподняла многочисленные одежки и на туловище куклы обнаружила застежку-молнию. Чтобы ее расстегнуть, нужно было освободить куклу от плотно сидящего платья. Маленькие пуговки расстегивались с трудом, но Тома с ними справилась. На платье надевался еще жилет со шнуровкой, так что пришлось потрудиться. Ее усилия были вознаграждены – расстегнув молнию, Томила увидела золотое яблоко. Это было то самое, фамильное яблоко раздора. Вот и сбылось ее желание – яблоко на ее ладони и никто об этом не знает. «А может, забрать его по-тихому? Прямо сейчас, пока есть возможность», – закралась в ее голову крамольная мысль. Продать эту чертову безделушку и уехать куда-нибудь далеко-далеко в теплые страны. Чтобы круто изменить свою жизнь и раскрасить ее в яркие краски. А то так она и пройдет серо и уныло, на пыльном складе и дома между плитой и пылесосом. А ведь совсем еще недавно она мечтала о насыщенной и интересной жизни, такой, о какой теперь и подумать не смеет.
Томила вспомнила, как когда-то в детстве хотела скорее вырасти, чтобы стать самостоятельной, есть мороженое в любых количествах и не спрашивать разрешения, чтобы пойти на ночную дискотеку, по выходным валяться в постели, пока не надоест, а не пока мама не поднимет в десять утра, каждый день кататься на аттракционах и прыгнуть с парашютом. Какая же она была наивная! Если бы она знала, что взрослая жизнь совсем не такая, какой ей представлялась, то наслаждалась бы детством и ценила его. Время пролетело мгновенно, и ей уже тридцать четыре. Уже страшно прыгать с парашютом, с которым она так ни разу и не прыгнула, а от аттракционов кружится голова и делается дурно. А еще приходится вкалывать, потому что никто не даст денег на мороженое, да и мороженого нельзя, потому что надо похудеть. Сыну нужно удалить аденоиды и заплатить за бассейн. И в субботу не поспишь до обеда, ибо кто этот обед приготовит? Идти ночью на дискотеку – вы спятили?! И усталость, усталость, усталость…
А ведь хочется, так хочется каких-нибудь нежных иллюзий, чуточку безмятежного блаженства, капельку адреналина, трепетных ощущений на кончиках пальцев. Хочется романтики и безрассудства, хочется верить в сказку, которая обязательно с тобой случится, потому что, сколько бы тебе ни было лет, детство из души до конца не уходит. Она по-прежнему все та же маленькая девочка, только очень уставшая и уязвимая, потому что жизнь смыла защиту в виде восторженности и веры в людей.
Этот год выдался добрым, с богатым урожаем и хорошим приплодом в стаде. Рождество встретили весело, как водится, всей семьей, приехала дальняя и ближняя родня. Дядя Елисея, Евграф Васильевич Сотников, сделал ему роскошный подарок – преподнес африканский штуцер, изготовленный на заказ у известного мастера. Евграф Васильевич был отставным офицером и знатным охотником, поэтому в оружии знал толк. У Сотникова сыновей не было, только дочери, и поэтому он с младых ногтей приучал к охоте племянника. Мальчик рос смышленым и ловким, уже в одиннадцать лет он владел всеми видами стрелкового оружия, которые были в арсенале у его дяди. Ну а когда Елисей возмужал, он подавал надежды стать отличным охотником, достойным преемником своего наставника, графа Сотникова.
Откружила белой метелью короткая южная зима, отцвела акацией нежная весна, прокатилось по виноградным плантациям жарким солнцем лето, уступая место прохладной осенней неге. После бархатного сезона осторожной поступью подкрался октябрь, а за ним ворвался холодным дождем и низким серым небом ноябрь. Ноябрь, безусловно, месяц мрачный, слякотный, но у охотников к нему другое отношение. В это время хорошо ходить на птицу и разных зверей. К осени подрастает молодняк, дичь за лето нагуливает жирок – словом, добыча что надо. Для молодого графа Смолина в этом году ноябрь был не только месяцем охоты, но и месяцем, когда ему предстояло обвенчаться с графиней Ветлугиной, и от этого удовольствие от предстоящей охоты было испорченным.
Сразу после Покрова наступил день охоты на кабана: прозрачный, свежий, припорошенный первым снегом. По этому случаю накануне в поместье Смолиных прибыли друзья молодого барина – братья Яков и Михаил. Старший, Михаил, уже не раз ходил на секача, но ему никогда не везло – убивал кабана всегда кто-нибудь другой. Елисей тоже ни разу первым не стрелял в диких свиней, но он и охотился на них всего пару раз – все больше ходил на уток и русаков.
Непосвященным кабан кажется неповоротливым и неуклюжим, этаким «жирным боровом», но охотники знают – это очень подвижное животное. Подвижное и сильное, поэтому охота на него особенно азартна. В моменты опасности кабан проявляет чудеса бесстрашия, и его не останавливают ни потоки речной воды, ни колючие заросли, ни свора натравленных на него собак. Охотиться на кабана не легко, не только потому, что он очень выносливый и опасный. Чтобы с ним расправиться, нужно иметь верную руку и меткий глаз, а также быть самому выносливым, чтобы суметь высидеть в засаде порой целую ночь или преследовать его по лесу и болотам.
Звук рожка объявил о начале охоты. Охотники разбились на небольшие группы. Михаил, Елисей, Яков – каждый в своей группе – кому из них повезет первому подстрелить зверя? Михаил предложил Елисею присоединиться к нему, дескать, упустишь зверя по неопытности, а со мной хоть поросенка подстрелишь. Елисей гордо отказался – он не сомневался, что вернется с добычей, утиная охота ему всегда удавалась и с охоты на зайца тоже приходил не с пустыми руками, к тому же он разбирается в звериных следах не хуже Михаила. А может, даже и лучше.
– Воля твоя, – скептически произнес Михаил, и они разбрелись каждый на свой участок.
Елисей стал выбирать место засидки – в качестве него лучше всего подходил звериный переход. Изучив кабанью тропу по характерным признакам, он определил место кормежки кабанов. На засидку нужно было прийти вовремя, иначе зверь уйдет. Евграф Петрович учил Елисея, что на засидке надо быть за час до захода солнца. Елисей замешкался и пришел чуть позже. Из диких зарослей, непролазных, колючих кустарников, кабаньи следы вели к прибрежным водорослям чилима, обильно покрывавшего берег лесного озера. Охотники определили, откуда дует ветер. Важно, чтобы он дул на них, а не на кабана, чтобы зверь их не почуял. Расположились и стали ждать. Становилось зябко, но разводить костер было нельзя, нужно было сидеть, не издавая ни звука. Сгущались сумерки, быстро наступила длинная ноябрьская ночь. Низкие тучи заволакивали луну, заливая мир тьмой. Все, казалось бы, располагало к тому, чтобы кабаны в эту ночь вели себя менее осторожно и своевременно вышли кормиться на привычное для них место. Но опоздание на каких-то двадцать минут испортило всю охоту. Они продвигались к месту засидки тогда, когда кабаны уже встали с места дневки и были на ходу. Елисей услышал потрескивание удаляющегося в темноте стада кабанов. В небе протянули несколько стай диких гусей и казарок. Потом все смолкло. Справа послышалось глухое тревожное урчание. Одинокий кабан немного не дошел до места засидки, остановился, долго пыхтел и злобно, протяжно хрюкал, затем удалился в направлении, куда скрылось стадо его сородичей. Первая охота на засидке прошла без выстрела.
Елисей убедился в дядюшкиной правоте – опаздывать нельзя. На следующий день нужно было заново осматриваться на местности и выбирать новое место засидки. Дело усложнялось тем, что кабаны учуяли опасность. Эти осторожные животные могли затаиться и на следующую ночь не прийти к месту кормежки.
