Елисей напряженно думал, что делать – ждать зверя на кабаньем переходе или попытать удачу в других местах? Он выбрал новое место засидки – недалеко от болота, где угадывалась дорожка кабаньих следов. Здесь он оставил стрелков, а сам пошел к обмелевшему лиману. В прошлые годы, охотясь на уток, он иногда замечал там следы секача. Уже давно стемнело; небо этой ночью было ясным с белой и круглой, как тарелка, луной. Побродив по илистой отмели, Елисей вдруг услышал стрекотание испуганных сорок. Столь необычное стрекотание таких осторожных птиц ночью заставило прислушаться. Сориентировавшись в густых прибрежных зарослях высокого камыша, Елисей укрылся за тенью небольшого пригорка. Впереди – вправо и влево на поверхности воды – чернели заросли чилима. Едва заметные просветы в камыше обозначали кабаньи тропы, ведущие к лиману. Вскоре сороки смолкли, но еле уловимое на слух потрескивание камыша продолжалось. Сомнений не было – это шли кабаны.
Определив расстояние до вероятных мест выхода кабанов, Елисей смекнул, что для выстрела далеко. Но перемещаться по воде уже поздно, тем более что шорох приближался. Кабаны шли осторожно. Треск камыша то и дело затихал. Звери останавливались, чтобы прислушаться. Холодный, едва уловимый ветерок дул в сторону Елисея. Это было очень кстати. Над водой стелился легкий туман, луна купалась в сияющей серебристой ряби лимана. Водоплавающие птицы беспечно перекликались друг с другом и полоскались почти рядом с графом. Эта оживленная птичья возня не нарушала ночного покоя, а помогала скрыть присутствие охотника. Кабаны приближались к месту кормежки, треск камыша уже дополнялся отчетливыми звуками чмокающей от копыт грязи и слышимым на расстоянии пыхтящим дыханием, характерным для этих животных. Перед выходом к воде кабаны опять затихли, постояли как вкопанные, затем сразу с большим шумом повыскакивали из камыша. Затаив дыхание, Елисей не менее двух часов неподвижно простоял в холодной воде в ожидании появления зверя. Занемели ноги, руки, шея, а расстояние до видимых кабанов не сокращалось. Они, как назло, не торопились забираться в воду доставать чилим. Наконец один молодой секач осторожно направился к лиману. Елисей, державший наготове штуцер, не мешкая прицелился и спустил курок. Нарушивший ночную тишину звук выстрела заставил стадо свиней броситься наутек.
Подстреленный зверь упал, затем, мгновенно вскочив, скрылся в камышах. Елисей бросился к месту, где падал кабан. Клочки пуха и щетины, следы крови на остатках недолгого первого снега, ведущие в камыши. По рассказам дяди Елисей знал, какой кабан выносливое животное, раненый зверь порой был куда опаснее здорового. Но охвативший графа охотничий азарт заставлял наплевать на все предосторожности. Цель была уже совсем рядом – он подстрелил секача и вернуться без трофея уже не мог.
Елисей, прислушиваясь, забрался в камыши, но кабана там не обнаружил – тот словно под землю провалился. Но охотник знал, камыши с другой стороны не колыхались, а значит, секач далеко уйти не мог. Вдруг раздался свирепый рык. Прежде чем граф успел выстрелить, он почувствовал сильный удар чуть ниже колен. Не удержавшись на ногах, Елисей упал и тут же получил второй удар, пришедшийся в грудь.
Елисей не понимал, спит он или бредит наяву, а может, все гораздо хуже – его уже нет на свете и перед ним ангел. Только ангел этот не такой, каких он видел на росписи в храмах и иконах – белокурый, с прозрачными, как горный хрусталь, глазами и крыльями за спиной, а совершенно иной: копна темных волос, блестящая оливковая кожа, яркие угольки глаз, коралловый приоткрытый рот, шепчущий что-то на непонятном языке. Этот непонятный язык смущал больше всего. Смолин был образованным человеком, знал французский, английский и немного латынь, а этот язык слышал впервые. Елисей попытался подняться, но боль в области груди не позволила это сделать. В голове зашумело, глаза заслезились. Оказалось, что у него болит не только грудь, но и все тело.
«Я жив?» – хотел спросить молодой граф, он приложил усилия, чтобы произнести эту фразу вслух. Его губы шевельнулись, но звука не последовало.
– На, выпей, – сказал смуглый ангел по-русски низким голосом, протягивая ему деревянную кружку.
«Наверное, жив, раз чувствую вкус этой отвратительной жидкости, – подумал он, принимая горький отвар, как Божью благодать. – Лучше чувствовать гадость во рту, чем не чувствовать вообще ничего, а значит, и не жить», – решил он. После этого он провалился в глубокий странный сон.
Мужики болтали про ведьму, что живет в лесу. Рассказывали, что она может наслать порчу или лишить рассудка, стоит только ее потревожить. Поэтому они боялись глубоко заходить в лес, чтобы не встретиться там с ведьмой. Прошлым летом кузнец из его поместья ушел в лес за грибами и пропал на три дня. Он вернулся вне себя и после стал помешанным. Елисей не верил во все эти небылицы, придуманные темным крестьянским людом, но теперь подумал, что его крестьяне, возможно, не так уж и неправы. Верно, ведьма, размышлял он, украдкой разглядывая тонкий девичий стан. Она приковывала к себе взгляд и будоражила кровь. Пока он здесь лежал, он вспомнил все когда-либо слышанные им рассказы о ведьмах. Рассказы были, прежде всего, из детства. Его няня, пожилая татарка, знала много таинственных историй про нечистую силу. Ведьмы в них всегда представлялись старыми и безобразными, и они умели оборачиваться молодыми девушками. Да и крестьяне говорили, что видели, как ведьма являлась им то старой, то молодой.
«Притворяется», – пришел к выводу он, глядя мутными от боли глазами на юное лицо хозяйки.
Хрупкая, не похожая на других женщин, она вызывала в сердце графа одновременно желание и страх. Ее тонкий стан будоражил воображение. Казалось, стоит обхватить его горячими руками, и он начнет плавиться, как шоколад. Елисей готов был отдать все за то, чтобы предаться греху с нею.
– Кто ты? – спросил он, когда окреп. Хозяйка лечила его мазями и отварами, от которых раны на его теле быстро затягивались и боль отступала.
– Я Алкмена, – произнесла она и присела перед ним на корточки так, что угольки ее блестящих глаз оказались на одном уровне с глазами графа.
– Чудное имя. Никогда такого не слышал.
– Алкмена – значит луна. Меня так назвали потому, что я родилась в полнолуние, когда луна была огромной и совсем низко висела над землей. Луна дает мне силу, и я ею пользуюсь, потому как должна оправдывать свое имя. В нашем роду все женщины оправдывали свои имена. Бабушка моя, София, была очень мудрой, всегда знала, как поступить, к ней люди за советом приходили. Матушка, Адрастея, была храброй. Она отца моего спасла от дикого зверя, а сама погибла. Отец, правда, прожил недолго, от ран скончался.
– Глубоко соболезную, – посочувствовал Елисей.
– Это было давно, мне тогда тринадцать годков едва исполнилось. С тех пор я живу одна.
– А сейчас тебе сколько? – прямо спросил граф. Его, конечно, учили, что подобные вопросы дамам задавать непристойно, но Алкмену он дамой не считал. Она для него лесная ведьма – существо низкого сословия.
– Граф, где ваши изысканные манеры? – рассмеялась девушка.
Черт возьми! Она еще манерам учить вздумала! – рассердился про себя Елисей. А может, ей уже триста лет, вот и не хочет говорить?! Одно слово – ведьма!
Молодой граф был слаб до женщин и не раз предавался любовным утехам с крепостными. Когда тетушка Елисея впервые застала его с горничной, ее едва не хватил удар.
– Срам! Стыд! Безумие! Благородных кровей граф позволил окрутить себя крепостной девке! – разорялась тетушка. – Слава Богу, сестра моя не дожила до этого позора!
Горничную, молоденькую девушку, которую Елисей заманил в опочивальню, где их и застала барыня, отправили работать в коровник. Разгневанная тетушка хотела высечь бесстыдницу до смерти, но за нее вступился граф Петр Васильевич. Он правильно оценил ситуацию и понял, что девица скорее всего не виновата. Старый граф и сам был охоч до женских прелестей; сразу разглядел в своем еще юном сыне наклонности ловеласа.
Петр Васильевич подозвал Елисея и серьезно ему сказал: хочешь миловаться с девками – милуйся, но обвенчаешься с ровней.
– Ты мне уже, поди, невесту нашел? – игриво спросил юноша. В девятнадцать лет он о женитьбе и не помышлял. Елисей знал, что когда-нибудь это случится и под венец идти придется, но это будет еще так не скоро…
– Нашел. У графа Ветлугина дочь подрастает. Вот на ней и женишься.
Елисей повеселел – Анастасия Ветлугина была еще совсем ребенком, так что времени, пока она повзрослеет, было предостаточно.
Холостяцкая вольница пролетела незаметно. На Пасху его впервые официально представили невесте. Елисей сразу не признал в тучной высоченной девице Анастасию – златокудрую девчушку в розовом детском
