он – официальное должностное лицо, нравственный и моральный долг обязывает его не позволять использовать государственную машину для того, чтобы я обанкротился, а его шурин заработал несколько баксов. Знаешь, что такое унижение, Трев?
– То и дело испытываю понемножку.
– Он весь надулся, забегал, заскрипел и давай читать лекцию. Народ едет с севера, думая, будто во Флориде легко прожить, тогда как это худшее место в мире. На меня ни разу не взглянул. Частично смотрел в окно, в основном пялился на ноги Джан. Сказал, что не дело местных властей спасать человека от его ошибок и неверных расчетов. Сказал, что величайшим благом для подавляющего большинства будет наилучшее использование земли, а как подумаешь о налоговой базе, о занятости и так далее, пристань, возможно, не самое лучшее. Сказал, что прощает сомнения в его честности, ибо попавший в беду человек говорит не подумав. Люди попросту не имеют понятия, какой нужен талант для ведения малого бизнеса. Может, в какой-то другой сфере деятельности мне больше повезет. Сказал, что не знает, интересуют ли Пресса Ла Франса мои десять акров. Возможно, он сделает предложение, если я с ним поговорю, но не стоит мне ждать слишком многого, потому что мое предприятие в плохом состоянии. Сказал, что попавшие в беду люди считают, будто весь мир против них ополчился, но, если определенные необходимые для землеустройства меры подорвали мой бизнес, это вовсе не означает целенаправленного злого умысла. Во Флориде ежегодно гибнут тысячи малых предприятий, и я вовсе не исключение. Мы ушли. Джан расплакалась, не дойдя до машины. Унижение и отчаяние.
– Ты столкнулся с могущественной структурой, Таш. Вряд ли сможешь их переиграть.
– А я думал, смогу. Повидался с Ла Франсом и все повторил. Он ответил мне то же самое, точно они сговорились и отрепетировали. Я спросил насчет предложения. Он сказал, что не заинтересован. Может быть, говорит, если позже все будет выставлено на продажу, он предложит стоимость конфискованного имущества, но остаток по закладной, по его мнению, вряд ли этого стоит. Чуть больше шестидесяти тысяч, вот как. А мы выплатили пятьдесят одну. Поэтому я разинул рот. Наклонился над его столом и объявил, что ему никогда не наложить лапу на моюсобственность. Оставлю там Джан вести дела, сам вернусь к торговле и начну выкупать закладную с каждым сэкономленным центом. Тогда они поднажали пожестче.
– А именно?
– Сначала продлили контракт на дорожные работы еще на сто дней. Потом прислали инспекторов из окружного бюро, которые забраковали мою электропроводку, септические цистерны, колодец и отобрали лицензию на ведение дела. Как только лицензию отобрали, банк велел вернуть всю ссуду по закладной через тридцать дней, или меня лишат права выкупа заложенного имущества. Мол, это давным-давно надо было сделать. Мы какое-то время неплохо справлялись, Трев. Я не слишком размахивался. Оставь они меня в покое, мне хватило бы доходов расплатиться за ангар для хранения лодок и за расширение мотеля. Наш маленький бизнес должен был стать одним из лучших во всем районе. Я пытался еще раз встретиться с администратором Хаззардом, ждал, и дождался пары представителей шерифа, которые объявили, что я либо должен уехать, либо меня заберут за просрочку. Мы с Джан посоветовались и решили, что лучше всего изложить дело мистеру Гэри Санто. Он, скорее всего, такая крупная шишка, что даже не знает о происходящем, а если и знает, то, выслушав нас, велит им прекратить. Может, думали мы, Ла Франс просто чересчур старается услужить Санто и как можно дешевле отделаться. И я все написал на бумаге. Мы, наверно, раз десять переписали письмо, Джанин отпечатала на старенькой машинке в конторе мотеля, и оно ушло через специальную службу доставки с пометкой “лично”.
– Ответ получили?
– Словесный. От той девицы, с которой я сидел. Ее зовут Мэри Смит. Я приехал и попытался добраться до Санто. Добрался только до нее. Она предложила встретиться здесь перед ее отлетом. Замороженная, как говядина в морозилке, старик. Да, мистер Санто прочел мое письмо лично. Да, у него существует неофициальная договоренность с мистером Ла Франсом. Но мистер Ла Франс не на службе у мистера Санто. Да, мистер Санто настоятельно требует, чтобы мистер Ла Франс представил обещанные результаты, поскольку вопрос о приобретении земли решен. Мистер Санто не считает себя персонально ответственным за вашу судьбу. У него не благотворительная организация. Я спросил, можно ли повидаться с ним лично. Нет. Извините, нет.
– И что теперь?
– Мы все потеряли. Все. Прошли добрые времена. Джанин сильно переживает. Потрачена куча денег, сил, времени, и в результате пусто. Лучше бы.., надо бы нам с тобой раньше встретиться, Трев, пока еще не было слишком поздно. Может, ты изобрел бы какую-нибудь спасательную операцию. В твоем духе. Надавил бы на них, как они на меня надавили. – Он бросил на меня странный, озадаченный, задумчивый взгляд. – Понимаешь, я постоянно думаю, каким образом убил бы кого-нибудь. Хаззарда, Санто, Ла Франса – кого-нибудь. Кого угодно. У меня никогда в жизни не было таких мыслей. Я совсем не такой.
Таш сморщился, крутанулся и пнул большой металлический мусорный бак, предназначенный для использованных бумажных полотенец.
– А-а-а!.. Тьфу! – выкрикнул и выбежал вон.
Я забрал Пусс и Барни. Чуть позже половины седьмого мы вернулись на “Лопнувший флеш”. Мик дождался звонка, договорился, заказал билет на понедельник на утренний рейс в Испанию через Нью-Йорк. И хотя настроение у меня несколько омрачилось, были песни и спорт, загар и музыка, пляж и сон, старые и новые шутки, девушки на палубе, новые пластинки в музыкальном автомате, губная помада, песок, мимолетные поцелуи, долгий многозначительный взгляд из-под загнутых ресниц.
То и дело являлся и исчезал Мейер с небольшими отрядами своей нерегулярной партизанской армии. Произошел небольшой перебор, когда к нам нагрянула постоянно кочующая компания с борта большого круизного судна Тигра из Алабамы.
С виду все как всегда – абсолютно свободно, настолько, что даже не знаешь, кто чей гость и знакомый, – тем не менее существует некий протокол. Есть совершенно реальный внутри-компанейский неписаный перечень того, что следует и чего не следует делать, следует и не следует произносить. А если ты не способен войти в игру плюс инстинктивно понять необходимые правила, тогда опусти жалюзи, задерни шторы, оказывай холодный прием. Но иногда, как в случае с одним воскресным гостем, люди до того тупы, что требуются более доходчивые меры.
Его звали Бастер, Бадди, Санни – что-то в этом роде. Здоровенный громогласный жизнерадостный парень лет тридцати, конторского типа, чрезмерно самоуверенный; он отправился в деловую поездку подальше от дома и рыскал в поисках девок, убежденный в своем двойном мужском превосходстве над любым праздно шатающимся по пляжу субъектом, готовый слегка покрутиться и пообжиматься, чтобы потом дома было что рассказать другим оболтусам и утаить от старушки Пегги, оставленной с детьми.
Итак, он появился на залитой солнцем палубе, растянулся рядом с Барни и объявил, что она не уступит ни одной пышке на всем белом свете, а если позволит слегка растереть маслом для загара симпатичную спинку и симпатичный животик, он будет счастливейшим торговцем бумагой на всем юго-востоке. Она села,