— Так и скажи. Правда всегда лучше!
— Клава не поверит, — снова вздохнул боцман. — Мне сейчас лучше вообще с борта не сходить.
— Правильно! Не сходи! Переночуем здесь, а к, утру она перегорит.
— Клава не перегорит, — с тоской смотрел на причал боцман.
Последние моряки и их жены, нагруженные покупками, покидали порт. Уходили, неся под мышками трубы, молоденькие оркестранты. И только одна Клава, уперев руки в бока, мертво стояла на причале.
На палубе, за лебедкой, прятались Гриня и боцман.
— Глянь, не ушла? — спросил боцман.
— Стоит, — сказал, выглянув из-за лебедки, Гриня.
— До смерти стоять будет. Надо идти.
Приняв бодрый вид, они вышли из-за лебедки и направились к трапу. Клава стояла на прежнем месте.
Друзья с пустыми руками, не считая кейсов, подошли к лей.
— Здравствуй, Клава, — быстро сказал Гриня. Клава, ничего не ответив, смотрела на мужа. Боцман, переминаясь с ноги на ногу, заговорил:
— Понимаешь, Клава, так получилось… Хороший магазин, где я все покупаю, был закрыт на санитарный день… А барахло, как у них… — показал в сторону моряков, грузивших в машину коробки с „аппаратурой“, — я решил больше не брать.
Клава спокойно выслушала его и так же спокойно врезала ему два раза по физиономии, круто повернулась и пошла.
Гриня, забежав вперед, преградил ей путь.
— Постой, Клава. Он пошутил. Как ты могла так плохо о нас подумать! — раскрыл кейс, достал пакет, весь перевязанный разноцветными ленточками с бантиками. — Магазин был и правда закрыт, зато, смотри, что мы тебе купили на морвокзале… Всю валюту ухлопали!
Клава насторожилась:
— Что это?
— Разверни.
Клава тут же стала развязывать ленточки. Гриня помогла ей. Наконец Клава вынула из пакета кучу тяжелых разноцветных бус, которые были подарены Грине негритянкой.
Гриня взял длинные нити и накинул ей на шею. Бусы закрыли грудь и живот Клавы. Сложные, противоречивые чувства отражались на ее лице.
Боцман, приободрившись, сказал:
— Это, Клава, сейчас самое модное за границей украшение!
— Точно! Все бабы умрут! — подтвердил Гриня. — Только эти бусы, Клава, носят не так.
Клава растерялась.
— А как? — она перебирала бусы руками.
— На тебе должна быть только одна юбка и эти бусы, — Гриня достал из кейса свернутый плакат одного из туристских бюро Африки, развернул его. — Вот так!
На цветном проспекте была изображена полная африканка с голой грудью, которую прикрывали многочисленные нити разноцветных бус.
Клава оглядела негритянку, ехидно заметила:
— На ней, между прочим, и юбки тоже нет! — Сорвав с шеи всю связку бус, швырнула их Грине. — Ты эти цацки лучше своей бляди подари, которая сейчас на твои денежки гуляет! — Она снова пошла к выходу из порта.
Гриня с боцманом двинулись за ней. Последний подмигнул Грине.
— Легко отделались.
— Конечно. Всего два раза по морде схлопотал.
В пароходстве Гриня с головой влез в окошко кассы, подал кассиру Зиночке свой кейс.
— Сыпь, Зиночка, в последний раз… Все! Завязываю я с этой каторгой!
— Не зарекайся. А у меня для тебя две новости.
— Одна хорошая, другая плохая?
— Нет, Обе хорошие.
— Давай.
Зиночка не спеша укладывала пачки денег, щебетала:
— Начну со второй: клавкина сестра, твоя невеста, замуж вышла. Клава тебе сказала?
— Не, она злится на меня… Говори первую, Зинок.
— Галю помнишь, мою подругу?… Я когда-то на танцах вас познакомила, в клубе моряков.
— Помню — чернейькая такая… Очень симпатичная была!
— А теперь еще лучше!
— Но ты же сама тогда запретила ей звонить.
— Потому что муж и дети. А теперь она развелась. Теперь можешь звонить — я с ней договорилась.
— О чем? — слегка удивился Гриня.
— О том, что ты ей нравишься!
Гриня решительно рубанул:
— Все, Зинуля!.. Приглашаю в ресторан!
— Можешь и в ЗАГС пригласить!
Гриня оторопел:
— В ЗАГС?., А дети?
— А что — дети?… Уже готовые — и растить не надо. А у тебя еще неизвестно какие получатся!
Гриня помолчал.
— Значит, в ЗАГС… Вот так, с ходу?… — Тряхнул головой. — А что — я люблю с ходу!
Поскольку Гриня действительно любил все делать „с ходу“, в тот же день он и Галя вышли из дверей ЗАГСа.
Хорошенькая, лет тридцати пяти, Галя улыбалась, а в глазах ее блестели слезы радости. Гриня обнял ее, прижал к себе. Так, в обнимку, они пошли по улице, о чем-то разговаривая… Потом они остановились, и Гриня оглядел Галю с головы до ног, ее невзрачную кофточку, юбчонку, дешевенькие босоножки.
— А теперь слушай меня, Галя, и не перебивай. С этой минуты я за тебя в ответе, и поэтому немедленно приступаю к своим мужским обязанностям. — Галя испуганно посмотрела на Гриню. — Поскольку я матрос первого, — подчеркнул он, — класса, то и невеста моя должна выглядеть тоже по первому классу. Поняла?
— Нет, — робко ответила Галя.
— Сейчас поймешь. Короче — берем курс на супермаркет, что в цивилизованных странах означает — универмаг.
В „супермаркете“ они сначала прошли в ювелирный отдел. Здесь людей почти не было. Галя, смущенно стоя у прилавка перед зеркалом, примеряла большие золотые серьги.
Гриня оценивающе посмотрел на серьги.
— Они тебе нравятся?
Раскрасневшаяся Галя шумно вздохнула:
— Нет-нет!.. Это же безумно дорого!
Гриня спросил у молодой красивой продавщицы:
— Они правда хорошие?
Продавщица усмехнулась:
— Чудак ты, капитан. Я бы за эти серьги тут же отдалась.
Гриня улыбнулся и пошел к кассе. Открыв кейс, он начал „швырять“ одну за одной пачки денег кассиру.
…Гриня с нечуявшей под собой ног Галей вышли из секции, где продавались женские костюмы. Гриня нес в руках большой фирменный пакет. Они направлялись к отделу, где висели дорогие шубы…
Напоследок Гриня, с большими пакетами в обеих руках, стоял около витрины „Салона красоты“,
