— Вы знаете этого человека?
— Первый раз вижу, — перекрестилась старушка. Гриню подняли и поволокли на кухню, соседка заторопилась следом, приговаривая на ходу:
— Вот жулики проклятые!.. Соседи на даче, а они здесь шуруют!
На кухне, в солнечном луче, пересекавшем стол, лежал раскрытый пустой кейс Грини. Рядом светились бокалы, стояла бутылка из-под вина, сдвинутые в сторону тарелки с недоеденной закуской. Следователь сидел за столом, разложив на чистом месте бумаги, Гриня напротив него на табурете, омоновцы подпирали косяки двери. Из щели между ними выглядывала соседка.
Следователь вел допрос.
— И много денег она у тебя увела?
— Много. Полный был, — понуро ответил Гриня, кивнув на кейс.
Соседка просунулась из-под руки омоновца:
— С ума сойти!.. — И доложила следователю: — А ведь какая нахальная: ты запиши — всю ночь орала, как зарезанная!
— А почему орала — недоуменно посмотрел следователь на Гриню.
Гриня отвернулся, опустил глаза. Следователь кивнул:
— Понятно!.. Пили?
— Она нет. А я пил, — показал на бутылку Гриня. — Вот это вино, — усмехнулся. — Марочное.
— Понятно, — следователь повернулся к помощнику. — Миша, возьми на экспертизу.
Миша двумя пальцами поднял за горло бутылку, опустил в целлофановый пакет, поглядел на смурного Гриню:
— Я и без экспертизы могу сказать — клофелин.
— И это понятно. Проверь на пальчики.
Миша быстро достал мягкую кисточку с порошком, нанес его на поверхность бутылки, тщательно оглядел.
— Вроде не видно.
— Фужерчики.
Миша помазал фужер блондинки.
— Тоже не видно, — мазнул по бокалу, из которого пил Гриня, жирный узор выступил на стекле, — А здесь навалом.
— Это мой бокал, — сказал Гриня.
Следователь снова кивнул.
— Конечно… Опытная стерва. Значит, фамилию ты ее не знаешь?
— Не знаю, — вздохнул Гриня.
— А имя?
— Тоже не знаю, — Гриня стыдливо покраснел.
Омоновцы заулыбались. Один из них весело спросил:
— А частушку знаешь?
Гриня не понял вопроса:
— Какую еще частушку? Омоновец радостно продекламировал:
— помолчал, прищурил глаз,
— Тьфу! — скрылась в щели между омоновцами соседка.
— Внешние данные можешь описать? — спросил следователь.
Гриня помолчал.
— Ну, что тебе сказать… Красивая… Ну, прямо красавица!
— Ясно, что красавица. После рейса они у вас все красавицы. Еще что?
— Блондинка.
— И это ясно. Блондинок у нас в городе навалом, если считать крашеных. Мне нужны особые приметы.
Гриня снова подумал.
— Груди у нее красивые! — И жестом пояснил: — Вот такие!
— А особые приметы? — спросил Миша. — Родинки?… Шрамы?
Гриня в третий раз задумался.
— Не заметил. Говорила, что дочка у нее… Что сама кандидат наук.
Следователь усмехнулся:
— Судя по тому, как она тебя сделала, она не кандидат, а уже доктор.
— А может быть, и член-корреспондент! — добавил Миша.
В разговор вступил второй омоновец, улыбнулся Грине:
— Не знаю, член она корреспондент или нет, а вот уж ты — точно член!
— Согласен, — опустил голову Гриня.
Плавбазу, с подвешенными на кильблоках тунботами, бросало на океанской волне, как игрушку.
Раздалась длинная трель свистка, затем крики команд по громкоговорящей связи, грохот заработавших лебедок… и началась адская работа.
Тунбот вздрогнул на кильблоках, приподнялся и упал на океанскую волну.
По брезентовому рукаву в него посыпалось мелкое крошево искусственного льда. За ним — по шторм- трапу — экипаж, которому нелегко попасть в маленькое суденышко, то проваливающееся в пропасть, то взлетающее к небесам.
Тьму океана рассекали только прожекторы плавбазы. Ревел ветер. Ревел мотор ярусоподъемника. До боли в зубах скрежетал барабан, наматывая стальной трос, с большими острыми крючьями. Они угрожающе вылетели из воды, — и вот она — бешено бающаяся туша тунца… За ней другая.
Боцман Пал Палыч стоял за рычагами управления двигателя. Он, напрягаясь, что-то кричал команде, но в страшном грохоте и свисте ветра его не было слышно. Только по движению губ можно было понять, каким количеством «этажей» сопровождались эти команды.
Тунбот круто бросило, и боцман, не удержавшись за обледенелый поручень, свалился на дно, прямо на бьющегося в ледяном крошеве тунца. Матерясь, он поднялся, широко расставил ноги. Оскалив в улыбке зубы, поглядел на задохнувшегося от порыва ветра Гриню. Переломившись пополам, тот зашелся в кашле. Боцман, склонившись к нему, хрипло прокричал:
— Что, Гриня, не нравится?! А деньгу у Зиночки получать — нравится?!
Гриня выпрямился, стер стекающую с рук рыбью кровь и прохрипел в ответ:
— Пропади она пропадом, эта деньга!.. Все! Теперь уж точно завязываю!
Они оба исчезают в пене накрывшей тунбот волны.
Кейптаун. С грохотом упал трап с пришвартованной в африканском порту плавбазы. Стая разноцветных волнистых попугайчиков, усеявших такелаж, оглушительно вереща, взмыла в жаркое африканское небо. Радист врубил на полную мощность маг, и зазвучала любимая песенка плавбазы:
