было. Он просто резко мотнул рукой, отводя ее в сторону Майера. Послышался тошнотворный звук удара твердого предмета по черепу, и Майер упал, расслабленно и вяло, как мешок с костями. Плавно продолжая то же движение, Маклин замахнулся на меня, и я отпрыгнул, одновременно выгнувшись назад, но даже тогда почувствовал лицом движение воздуха.
Он стоял, слегка пригнувшись и покачиваясь из стороны в сторону, пока я осторожно отступал. Майер, дважды перевернувшись, скатился вниз по склону футов на пятнадцать, пока верхняя часть его тела не скрылась в одной из маленьких открытых могил.
Только теперь мне удалось разглядеть оружие Уолли. Это была отполированная палка из твердого дерева около двух футов длиной, на конце которой на плетеном кожаном ремешке, продетом в грубое металлическое кольцо, болтался гладкий неровный камень размером чуть меньше персика.
Он бросился вперед, целя мне в голову, и промахнулся всего лишь на дюйм. Неожиданно я подумал, что в свое время многие из таких пузатых коротышек вроде Уолли Маклина показывали высший класс на танцплощадках.
— Я купил эту штуку в палатке на рынке, — пояснил Уолли. — С ней надо обращаться осторожно, тут нужна практика. Рукоятка гибкая, видите? Все, что нужно, это уметь владеть запястьем и правильно рассчитать дистанцию.
— Дайте мне помочь Майеру. Прошу вас, Уолли!
— Ему уже ничем не поможешь. Он мертв. Или умирает.
Когда он снова рванулся ко мне, я повернулся и побежал вверх по склону, но, начав спускаться по другой стороне холма, быстро оглянулся и увидел его всего футах в тридцати — он легко и уверенно нагонял меня. Я схватил камень, обернулся и швырнул его в Уолли. Тот отпрыгнул в сторону, и это дало мне возможность подобрать еще один неровный камень. Маклин быстро отступил назад.
Будь у меня больше времени, я бы смог подобрать камень более подходящего размера и веса. Я повернул его так, чтобы он плотно лежал в ладони. Теперь Уолли находился футах в пятидесяти от меня. Тщательно прицелившись прямо в его физиономию, я метнул камень. Он тут же отклонил голову, но лишь на необходимое расстояние, не более.
Возможно, я и сумею от него оторваться, но этого будет недостаточно. Я должен добраться до Майера, и как можно скорее. Положение мое оставалось весьма шатким. Даже если я наберу подходящих камней и забросаю его, все равно он может раскроить мне череп с таким же успехом, как он уже проделал это с теми тремя в старом доме на Койотепек-роуд.
Сумасшедшему плевать на чужую жизнь. Когда он утрачивает налет цивилизованности и такие вещи, как совесть и мораль, теряют для него всякий смысл, он превращается в животное, ведущее себя с первобытной жестокостью.
Он стоял на склоне ниже меня, медленно покачивая из стороны в сторону камнем на конце дубинки и прикидывая, что делать дальше.
Я подобрал камень размером с голову и, подняв его обеими руками, швырнул в него, словно футболист, выбрасывающий мяч из-за штрафной линии. Он равнодушно покосился на него и отступил вправо. Камень ударился об землю, подпрыгнул и покатился вниз по склону к храму. В развалинах стояла тишина, и, возможно, впервые в жизни мне захотелось увидеть группу болтливых туристов, обвешанных фотоаппаратами. Я не мог ткнуть пальцем куда-то за спину Уолли и крикнуть: «Смотри-ка, турист!» — в надежде, что он обернется и мне удастся попасть ему камнем в голову.
Но ведь проводил же он взглядом последний камень! Зажав в ладони пару камешков помельче и подобрав очередной булыжник величиной с дыню, я бросил его как можно выше и дальше. Пока Маклин следил за его полетом, я метнул в него свой первый «снаряд». Уловив краем глаза мое движение, он пригнулся, уворачиваясь, шагнул вперед, и в этот момент второй камень угодил ему прямо в лоб. Он отшатнулся и, перекувырнувшись, упал, а я тут же рванулся к нему. Приподнявшись на четвереньках, Маклин с залитым кровью лицом посмотрел в мою сторону. При падении он потерял берет, очки и свое оружие. Проворно нашарив на земле дубинку, он бешено замахал ею вслепую и попал мне по левой ноге чуть пониже бедра. Ощущение было такое, будто нога переломилась пополам. Я упал, перекатился и вскочил, немало удивленный тем, что мне это удалось. Маклин вытер кровь с глаз, уставился на меня, попятился и побежал вниз по склону. Я видел, как он упал, поднялся и исчез в лабиринте стен за фасадом храма.
Дрожа от напряжения, я заковылял к могилам на своей ноющей от боли и как будто остекленевшей ноге, безотчетно бормоча: «Прости. Прости, Майер, прости».
Я с трудом вытащил его из могилы и перевернул на спину. Он казался обмякшим и очень тяжелым. Над ухом у него была огромная шишка, щеки и лоб расцарапаны и кровоточили. Приложив ухо к его груди, я услышал, как бьется его сердце — бу-туп… бу-туп… бу-туп…
Большим пальцем я приподнял его веко, и на меня уставился пустой, невидящий ярко-голубой глаз. Второй глаз открылся сам и через некоторое время приобрел вполне осмысленное выражение.
— Это ты? Привет, — произнес Майер надтреснутым голосом.
— Ты умираешь?
— Вопрос спорный. Что случилось? Я видел Маклина на вершине холма. Мы начали подниматься. И вот я здесь. Я упал?
— Тебя ударили камнем по голове.
Он медленно поднял руку и потрогал шишку.
— Это моя голова? Так далеко выпирает?
— Сесть не хочешь?
— Надо подумать. Одна из особенностей экономистов — это толстые черепа. Зато мы счастливые люди с потрясающим чувством ритма.
— Что-то ты много болтаешь.
— Это помогает мне не думать о моей голове. Давай-ка попробуем сесть.
Он сел, некоторое время стонал, потом поднялся, и мы очень медленно двинулись вниз по склону.
— Ты-то почему хромаешь? — спросил он.
— Мне тоже досталось.
Я напряженно прислушивался, пытаясь уловить тарахтенье «хонды», но так ничего и не услышал. Усадив Майера на короткую широкую плиту, я взобрался на высокую стену и осмотрелся по сторонам. Мне удалось разглядеть часть стоянки — наш «фэлкон» и мотоцикл были на месте.
Я спрыгнул вниз, стараясь не закричать от боли, и надолго застыл, прислушиваясь. Пройдя несколько футов, я снова остановился, прислушиваясь к малейшему шороху.
Уолли выскочил из арки, моргая и пошатываясь, и замахнулся своей дубинкой, забыв сделать поправку на мой рост. Я отступил в дверной проем и камень на ремешке, вместо того, чтобы захлестнуть меня и раздробить ребра, ударился о стену за моей спиной. Ухватившись за палку и одновременно толкнув его ладонью в грудь, я вырвал у Маклина его игрушку. Он отлетел назад, вскочил на ноги и, повернувшись, пустился наутек. Я кинулся за ним без малейшей надежды догнать его — во всяком случае, не с такой ногой, — а чтобы посмотреть, куда он побежит.
Когда я доковылял до конца коридора и завернул за угол, он достиг ближайшей каменной лестницы, ведущей на нижний уровень.
Спускаясь по ступеням, он замедлил бег и попытался перейти на шаг, но проделал это недостаточно быстро, возможно потому, что без своих толстых линз не сумел правильно рассчитать расстояние, и по инерции его вынесло на внешний край лестницы. Перил там не было. Он замахал руками, пытаясь восстановить равновесие и удержаться на гладком камне, и исчез из виду.
Я услышал лишь короткий вскрик, который можно было принять за «А!» или «Нет!», завершившийся глухим стуком. Я спустился по лестнице и подошел к нему. Он лежал в белой пыли на правом боку — верхняя половина тела была в тени, нижняя — на солнце.
С трудом опустившись на колено, я нащупал большую артерию у него на шее. Артерия дрогнула, примерно через три секунды — еще раз, но с меньшей силой, а потом замерла. В горле у него захрипело — это из легких выходил воздух. Всю жизнь я слышал о предсмертных конвульсиях и всегда считал, что это выдумка. Теперь это подтвердилось. Классический пример.
