— Может быть, и не хотите, но определенно нуждаетесь. Собираетесь вы отвезти Сэнди обратно в клинику?
— Нет.
— Тогда я буду вынужден заставить вас.
— Вы не сможете. Я — свободный гражданин.
— Долго вы им не останетесь. Капитан Обри сейчас ждет меня для беседы. Когда он узнает, что вы покупали и продавали материальные улики по делу об убийстве...
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду пленки с записями, которые вы купили у миссис Флейшер.
У меня было лишь предположение, хотя и основанное на анализе фактов, что пленки с записями тоже являются составной частью всей договоренности в целом, о которой он говорил. И выражение на его лице подтвердило это предположение.
— Для кого вы купили их, Кит?
Он не ответил.
— Кто платит вам за то, чтобы вы увезли дочь из страны?
Он опять отказался отвечать. В дверях за его спиной возникла Сэнди. На ней был чистый желтый махровый халат, после душа она порозовела. Ночной заплыв явно пошел ей на пользу. При виде этого мне стало труднее простить ей ее поступок. Она обратилась к отцу:
— Тебе кто-то платит за отъезд? Мне ты этого не говорил. Ты сказал, что компания выплачивает тебе какую-то сумму в связи с тем, что вынуждена отказаться от твоих услуг.
— Именно так, дорогая. В связи с этим отказом. — Он стоял между нами, глядя то на нее, то на меня.
— Какую сумму?
— Не твое дело, дорогая. Я хочу сказать, позволь мне самому заняться всеми делами. Тебе не нужно забивать себе этим голову.
— Ха, ну спасибо. Деньги тебе дает мистер Хэккет?
— Можно сказать и так. Эта компания — его.
— И ты получаешь деньги, если увозишь меня в Южную Америку? Правильно? В противном случае, не получаешь ничего?
— Мне не нравится этот перекрестный допрос, — возмутился Себастьян. — В конце концов, я — твой отец.
— Ну конечно же, папочка. — Говорила она саркастически, с мрачной интонацией человека, имеющего право на превосходство из-за перенесенной им боли и страданий. — Но я не хочу в Южную Америку.
— Ты же говорила, что хочешь.
— А теперь не хочу. — Она резко повернулась ко мне: — Заберите меня отсюда, пожалуйста. Сил нет созерцать эту сцену. Именно здесь летом я захорошела и поймала сильный кайф, в этой комнате. А это та самая кровать, на которой Луп и Стив «заделывали» меня по очереди. Во влагалище и в задний проход. — Она дотянулась до этих частей своего тела, как ребенок, показывающий, где ему причинили боль.
Ее слова и жесты были обращены ко мне, но предназначались отцу. Себастьян был потрясен. Он сел на кровать, но сразу же резко вскочил, стряхнув с покрывала насыпавшийся с головы песок.
— Не может быть, что ты говоришь о мистере Хэккете.
— Может. Я совсем забалдела тогда и почти не соображала, что происходит. Но всякий раз, когда я вижу Стивена Хэккета, я сразу узнаю его.
Глаза Себастьяна изменились, словно линзы в объективе сложного фотоаппарата. Он хотел бы не верить ей, отыскать какую-нибудь брешь, ставящую под сомнение достоверность сказанного ею. Но это было правдой, и мы оба понимали это.
— Почему ты не сказала мне, Сэнди?
— Вот сейчас говорю.
— Я имею в виду, летом, когда это случилось.
Она презрительно посмотрела на него.
— А откуда тебе известно, что это случилось летом? Я об этом сейчас ничего не сказала.
Он лихорадочно огляделся вокруг и зачастил:
— Твоя мать мне что-то говорила. Я имею в виду, не этими словами. Но что-то было записано в твоем дневнике, ведь так?
— Я описала все именно этими словами, — ответила Сэнди. — Я знала, что Бернис читает мой дневник. Но ни один из вас и слова мне не сказал. Ни единого.
— Я считал, что это должна была сделать твоя мать. В конце концов, я ведь мужчина, а ты — девушка.
— Знаю, что девушка. Выяснила это нелегким способом.
Она была взволнована и разгневана, но говорила скорее как женщина, а не как девушка. Она уже не боялась. Мне подумалось, что она перестрадала свое превращение в женщину, словно непогоду в океане, и что шторм для нее теперь позади.
Я прошел в ванную, чтоб принять горячий душ. Кабинка была еще теплой и душистой после Сэнди.
Потом, когда душ принимал Себастьян, я беседовал с его дочерью, сидящей напротив меня за покерным столиком. Мы уже были одеты, и это придавало нашей беседе определенный налет официальности. Сэнди, однако, начала с того, что поблагодарила меня, и это было неплохим предзнаменованием.
Я ответил, что мой поступок не заслуживает благодарности, потому что мне просто до смерти захотелось искупаться.
— Ты все-таки решила попробовать продолжать жить?
— Я ничего не обещаю, — ответила она. — Это сволочной мир.
— Ты не сделаешь его лучше, сведя счеты с жизнью.
— Зато сделаю лучше для себя. — С минуту она сидела молча, не шевелилась. — Думала, что смогу вырваться из всей этой мерзости вместе с Дэви.
— Кому пришла в голову эта мысль?
— Ему. Он «снял» меня на Стрипе[18], потому что ему кто-то сказал, что я знакома с Хэккетами. Ему нужно было как-то подобраться к Стиву, и я была рада помочь.
— Почему?
— Сами знаете, почему. Хотела отомстить ему и Лупу. Но лучше от этого мне не стало. Наоборот, стало только хуже.
— Чего добивался Дэви?
— Трудно сказать. У него всегда на все были три-четыре причины, три-четыре разных варианта. Он не виноват в этом. Ему никто никогда не говорил правду о том, кто же он такой, пока этого не сделала Лорел. Но и тогда он не знал наверняка, правда это или нет. Когда они разговаривали, она была пьяна.
— Сказала, что его отец — Стивен Хэккет?
— Я не знаю, что она ему сказала. Честное слово.
Это было любимое выражение ее матери, и она произнесла его точно с такой же интонацией.
— Под конец мы с Дэви уже почти не разговаривали. Я боялась ехать вместе с ним и бежать тоже боялась. Не знала, как далеко он зайдет. Он и сам этого не знал.
— Он зашел еще дальше. — Я подумал, что пора сказать ей, пока измененится, происшедшие с нею за эту ночь, еще не успели откристаллизоваться в ее сознании. — Сегодня днем Дэви был застрелен.
Она тупо уставилась на меня, словно способность реагировать на услышанное была у нее временно истощена.
— Кто застрелил его?
— Генри Лэнгстон.
— Я думала, он друг Дэви.
— Был им, но у него возникли свои трудности. Как и у большинства сейчас. — Я оставил ее наедине с этой мыслью и прошел в спальню, где ее отец примерял одежду. Он решил надеть свитер с глухим воротом и брюки. В свитере он выглядел молодо и дерзко, как киноартист.
— Каковы планы, Кит?
