Бетанкур был одним из самых главных клиентов Буба Монтегю, и по слухам, был главарем так называемой 'секретной научной мафии', тайно вывозившей из страны исторические ценности…
Джек Коли вернулся домой с твердым намерением утопить этот злосчастный ящик, который невозможно продать, в море, но потом, поразмыслив, решил его просто подкинуть в какой-нибудь музей — зачем добру пропадать, тем более что это несчастное сокровище и так каким-то чудом избежало участи остальных древностей, сгоревших в Александрийской библиотеке черт знает в каком году. Не прошло и недели с момента возвращения из Штатов, как Джек спустился в подвал, откопал ящик, спрятанный среди прочего барахла и открыл его.
Из ящика снова потянуло болотом, Не обращая внимания на запах, Джек стал перелаживать свитки в брезентовый мешок. Между делом он пересчитал их — свитков было ровно 248 штук, если учесть отсутствие тех двух, один из которых достался американскому профессору, а другой сгинул в выгребной яме. Все свитки были разной толщины, разного веса, имели разный цвет и сделаны были из разного материала — одни из толстой, но мягкой бумаги, походившей на хорошо выделанные шкуры животных, другие из тонкого и ломкого папируса. Многие из них удалось без труда развернуть, и Джек увидел, что записи на них были прекрасного качества: краски (или тушь), которыми были нанесены непонятные письмена, нисколько не выцвели от времени, словно им не стукнули уже целые тысячелетия…
Больше всего Джека заинтересовали рисунки и схемы, которыми были украшены рукописи. Он часами сидел над ними и с любопытством разглядывал изображения диковинных зверей и очертания неведомых материков, человеческие внутренности, с поразительной точностью выписанные умелой рукой, и многочисленные карты звездного неба, на которых были нанесены созвездия, по большей части Коли неизвестные… Больше всего его заинтересовали чертежи каких-то непонятных машин и механизмов, но как парень не бился над расшифровкой этих чертежей, ничего разобрать не мог.
Эти 'занятия' с древними рукописями настолько увлекли необразованного контрабандиста, что он начисто позабыл про свое намерение сдать эти сокровища в музей, и выкроив свободную минутку, нырял в подвал, чтобы насладиться разглядыванием этих 'доисторических', как он сам их назвал, энциклопедий…
Так продолжалось еще некоторое время, пока в ордин прекрасный день Коли не подписал выгодный контракт, и ему пришлось совершить на 'залётном корабле' сверхдальний рейс в Европу, а потом — на Дальний Восток. За домом присматривать он оставил одну из своих многочисленных подруг, на которой намеревался жениться после возвращения, и которой поэтому доверял больше остальных. Путешествие прошло прекрасно — Джек Коли вернулся домой с карманами, набитыми деньгами, посредством которых он намеревался обзавестись солидным счетом в кингстонском банке. Однако дома его ждали сплошные неприятности.
… От жилища разбогатевшего контрабандиста остались лишь обгоревшие стропила да несколько кирпичей от фундамента. Дом сгорел средь бела дня — это был результат небрежного отношения его пассии к кухонной плите. По крайней мере она так заявила полиции после того, как уехали поприсутствовавшие на пожаре пожарники. Счастье еще, что дом Джека Коли стоял на отшибе посреди сада — в противном случае могло выгореть пол-Кингстона: в тот год стояло невероятно сухое лето, и вся западная часть ямайской столицы в основном состоит из лёгких деревянных домиков с картонными стенами, наподобие тех, что так любят строить себе японцы…
Однако самое неприятное было впереди. Расчистив забитый золой и обгоревшими головешками подвал, Джек не обнаружил в нем абсолютно никаких следов когда-то спрятанного ящика, а следы эти, хоть тресни, должны были остаться: даже если сам ящик и сгорел в адском пламени пожара, охватившего дом, то никак не могли сгореть толстые и широкие металлические полосы, которыми он был обит…
Все это было очень странно, если не чересчур подозрительно. Подруга Джека этой странности объяснить никак не могла — она этого ящика не только в глаза никогда прежде не видела, но даже и представления не имела о его существовании… Джек, впрочем, ей не очень поверил, он еще больше укрепился во мнении, что с этим пожаром все не так просто, как кажется окружающим. Потеря самого ящика его не очень волновала — его более всего волновал тот факт, что кругом доверять никому нельзя, а рукописи, если они не сгорели — украдены, а если украдены, то значит будут проданы, в любом случае они попадут в ТЕ руки, для которых в конце концов и предназначены…
И ещё. Когда Коли, уже гораздо позже, попытался выяснить, какое отношение имеет доктор Бетанкур из Каракаса к ящику с 'греческими рукописями', который Монтегю оставил на Ямайке после своего бегства в Мексику, он узнал, что тот был замешан в деле с контрабандой, когда в 1935 году на Барбадосе был 'накрыт' первый ящик из Александрии. Англичане хотели тогда навешать на незадачливого учёного 'всех собак'. Но его спас от неприятностей брат, лидер крупнейшего профсоюза страны, ставший впоследствии президентом Венесуэлы. Дело не просто замяли, а самым натуральным образом ПРОВАЛИЛИ, наобещав англичанам известных льгот в делах эксплуатации нефтяных скважин в Венесуэльском заливе, и немалую роль в этом сыграл некий Кеннет Грапс, американец, женатый на дочери доктора Бетанкура. Впоследствии имя этого Грапса попало в американские газеты, как имя главного поджигателя лайнера 'Морро Касл', однако ни в Венесуэле, ни на Ямайке это событие резонанса не имело, в связи с политическими событиями, сотрясавшими эти страны как раз в эти годы. Такая вот история.
Глава 10. Александрийская библиотека
Как Сафферн выяснил на Ямайке, где разными правдами и неправдами ему удалось 'порыться' в архивах, оставленных англичанами после своей 'эвакуации' в 1962 году и те 'книги', которые обнаружили англичане в разные времена на Барбадосе и Мальте, тоже считались сгоревшими всё на тех же пожарах. Встречались, правда, и всякие скептики, которые сомневались в этом историческом факте: а был ли пожар вообще? Как бы там ни было, а до нас дошли неопровержимые сведения, что Александрийская библиотека горела не один раз, но каждый раз ее восстанавливали. Так что самый последний зафиксированный историей пожар так же не мог быть фатальным. Когда в 641 году нашей эры арабы захватили Александрию, библиотека еще существовала. Но куда, спрашивается, делись книги, некогда хранившиеся в ней?
Ответ на этот вопрос вполне мог находиться в Александрийских катакомбах, некоторые доныне неизвестные штольни которых обнаружили в свое время доктора Банам и Эд Хаши… Или на Мальте, где от переправлявшейся неизвестно куда контрабандной партии, скорее всего случайно (не будем вдаваться сейчас в тонкости природы этих 'случайностей') 'откололся один ящик… Или на Барбадосе, где 'утерялся' другой. Может быть, на Ямайке, где Сафферн уже побывал, но сделать пока смог так мало? И уж наверняка на этот вопрос со всей требуемой полнотой может ответить доктор Энрико Бетанкур, директор исторического центра в Каракасе…
То, какую ценность представляют книги, составлявшие некогда основу библиотеки в Александрии для всего культурного человечества, насильно вдалбливать в голову никому не придется. Неприятно даже допущение о том, что такие шедевры античной научной мысли, как сочинения Герофила, Эратосфена, Пирея, Эвклида и многих других мыслителей древности, могли просто так сгинуть во всепожирающем пламени, в один миг охватившего 'Морро Касл'. И если бы судьба ничтожного негодяя Приччи, совершившего это, находилась в моей власти, я попросту поотбивал бы этому подонку руки, да так и оставил бы его на всю оставшуюся жизнь. Так что итальянец еще легко отделался.
Но для начала нужно было постараться уяснить себе, что именно представляла собой эта самая АЛЕКСАНДРИЙСКАЯ БИБЛИОТЕКА. В те далекие времена подобное учреждение вряд ли могло возникнуть в какой-либо другой части света. Не следует забывать, что Александр Македонский, основатель Александрии, был учеником одного из самых авторитетных ученых древности — самого Аристотеля. Но Аристотель, в отличие от Александра, был греком, афинянином, тогда как его царственный ученик не переносил Афины, город, покоренный еще его отцом, что называется на дух. Хоть Афины и были сломлены силой оружия, но последнее слово, как ни крути, все равно оставалось за Афинами: македонянам, претендовавшим на владение всем миром, совершенно нечего было противопоставить философии, науке и искусству, а также высокому вкусу и античной элегантности 'мирового города'. У них просто не было своих мыслителей и учёных.
