вторую пушку. Я глядел на нее словно зачарованный, Бесформенные глыбы вросли в скалы, заполнили расщелины. Вокруг повсюду валялись покрытые ржавчиной ядра. Между камнями лежала золотая монета…
Для одного дня этого было вполне достаточно. Назавтра мы снова вышли в море. Пока Филипп фотографировал пушки, я поднял со дна круглый, серого цвета голыш. Повернул его и увидел, что это и не голыш вовсе, а почти неповрежденный манометр с алюминиевым корпусом и с нанесенными на шкале японскими иероглифами. Интересная находка, но — бесполезная. Я положил прибор на выступ скалы для последующей ориентировки.
В течение следующих дней Филипп обнаружил якорь, а я — еще несколько золотых монет. Однако те
— Что будем делать? — спросил Жак, когда мы собрались на совещание в конце дня.
Мы снова принялись рассуждать над тем, что вызвало такой разброс наших находок: пушек, ядер, монет и прочих обломков. И неожиданно мы поняли свою ошибку. Ну конечно же, “Гильермо”, спасаясь от свирепого шторма, попытался укрыться в подвернувшейся бухте и наскочил на уединенную скалу в юго- восточной ее части. Потом волны отбросили корабль назад, и во второй раз он налетел на скалы в северной части, где и развалился. Естественно, монеты из некоторых мешков должны были рассыпаться по всему дну. Они вывалились через разбитый корпус корабля, тем не менее основной груз затонул возле северных скал. По всей видимости, судно разломилось на две части, одну из них выбросило на камни, другую же волны протащили вдоль берега. Поиск следовало продолжать именно там.
Решение принято. Мы с Тони приступили к расчистке дна в огромном подводном гроте. И действительно, с первых же дней мы стали находить по две, четыре, а иногда и по восемь золотых монет. Серебряные монеты, пролежавшие в мешках почти три столетия, слиплись, морская вода сцементировала их, а штормы разбросали эти комы по бухте. Попутно нам попался титановый кислородный баллон, и тоже японского производства. Он лежал в расщелине скалы, словно притаившаяся и приготовившаяся х броску хищная рыба. Я взял его в руки. Иероглифы читать я не умел, но на донышке баллона я нашел выбитое в металле название фирмы, его изготовившей, написанное по-английски: “НАКАДЗИМА”. Я снова засунул его в расщелину и продолжил свои поиски.
10 октября мы снова наткнулись на предмет, который никак нельзя было отнести к вещам, вывалившимся из распоротого брюха погибшего испанского фрегата. Это была торчащая из песка дюралюминиевая лопасть винта с загнутым концом. Мне стало ясно, что передо мною — следы какой-то авиационной катастрофы, случившейся над этой бухтой. Я вспомнил про манометр и баллон, и подумал, что они имеют к новой находке отношение, может быть, самое непосредственное. Втроем мы отгребли песок и обнаружили, что это не одна лопасть, а целый трехлопастный винт диаметром около четырех метров. Концы у всех лопастей были загнуты, из чего было понятно, что самолёт не просто упал в море, а пытался совершить вынужденную посадку на воду. Следовательно, где-то должен быть и его корпус, и вряд ли он был погребен под слоем песка, также как и большинство наших находок с “Гильермо”, пролежавшие почти на поверхности дна более двух с половиной веков. Однако в тот день мы этого корпуса так и не нашли.
…Утром я посетил муниципалитет Ла-Паломы и выяснил, что никаких авиакатастроф в этом районе никогда зарегистрировано не было. Это было несколько странно. Филипп предположил, что мы наткнулись на следы какой-то загадки, или по крайней мере происшествия, оставшегося тайной для окружающих. Однако нашей целью в этой экспедиции не было раскрывать тайны, напрямую не связанные с поисками золота на “Гильермо”. В любом случае тратить на это деньги, отпущенные нашим спонсором, было неразумно. Я связался с дирекцией “Наутилуса”, финансировавшего наши поиски, и те запретили нам проводить самостоятельное расследование обстоятельств авиакатастрофы, потому что сезон подходил к концу, а главных сокровищ, невзирая на первые успехи, мы так и не обнаружили. В начале декабря экспедиция свернула свои работы до следующего года, и найденный пропеллер так и остался лежать на дне моря.
…В мае 1968-го мы вернулись в Палому и продолжили свои исследования. Винт по-прежнему лежал в песке, но мы почти не обращали на него внимания. Однако после того, как мы нашли двигатель от этого самолёта, кое-что стало проясняться…”
Француз отыскал те драгоценности, за которыми его посылали спонсоры из корпорации “Наутилус”, но что касается следов авиакатастрофы, то кроме покореженного винта и разбитого, насквозь проржавевшего двигателя под водой больше не нашел. На одной из лопастей, под слоем налипших на ней органических отложений, кладоискатели обнаружили еще одну надпись, сделанную на японском языке, подобные надписи они увидели и на неподверженных коррозии частях двигателя. Поли пошел дальше, по этим самым надписям, позже расшифрованным каким-то специалистом, он определил марку двигателя — ХА-115. В результате этого было сделано открытие, с названием которого вы можете ознакомиться в заголовке этого очерка.
Глава 2. Рождение рекордсмена
…Как известно, в послевоенной конституции Японии был пункт, запрещавший этой стране, “прославившей” себя на весь мир рядом разбойных нападений на соседние страны и владения западных империй, иметь не только собственную военную авиацию, но и заниматься какими бы то ни было разработками в этом направлении. Запрет налагался также и на разработки авиационных двигателей — отныне моторы для гражданских самолетов Япония вынуждена была импортировать из других развитых стран. Американцы после войны уничтожили абсолютно все самолеты и моторы к ним, произведенные японскими заводами, дело дошло до того, что даже для японских музеев осталась только техника, вывезенная некогда оккупантами в Штаты для изучения.
Двигатель ХА-115, обнаруженный Поли на морском дне у берегов Южной Америки, являлся чисто военной разработкой, он начал выпускаться в 1942 году фирмой “Накадзима хикоки К.К.” и предназначался только для армейских бомбардировщиков. Однако в том же году были разработаны более мощные двигатели, и в результате ХА-115 были оснащены только улучшенные модификации распространенного в войсках бомбардировщика-штурмовика “Кавасаки-99”. Естественно, очень трудно предположить, что какой- нибудь “Кавасаки-99” в каком бы то ни было году пытался сесть на воду в море у берегов Уругвая в десяти тысячах миль от Японии… К тому же ни на одном самолете этого типа не стояли воздушные винты такого гигантского размера, какой имел пропеллер, найденный Мишелем Поли. Однако изучив некоторые материалы, касающиеся развития японской авиации во время второй мировой войны, я выяснил, что характеристики покоящихся на дне бухты Палома двигателя и винта вполне соответствуют другому японскому самолёту тех лет: это был Тачикава Ки-77…
Этот выдающийся самолет, построенный японцами в количестве всего лишь двух экземпляров, вполне может заинтересовать любителей не только авиации, а и почитателей всяческих
История создания Ки-77 традиционна, и вместе с тем несколько необычна. Перед японскими конструкторами никогда не ставились задачи кардинального увеличения дальности полета создаваемых ими летательных аппаратов, как было в СССР при создании знаменитого АНТ-25, летавшего в Америку через Северный полюс, или английского Виккерс “Уэллесли”, открывшего сверхдальнюю трассу Лондон-Сидней в 1935-м году. Создание этих самолетов диктовалось практическими соображениями, которыми были озабочены армии этих государств, считавших друг друга потенциальными противниками в будущей войне. Вооруженным силам Японии, как ни странно этого говорить, такие проблемы были чужды. Вопросы стратегии
