пойдем на битву с врагом. И мы отомстим за смерть наших отважных товарищей. Даю вам слово, что я снова сам поведу вас в бой!
Все вокруг меня плакали. Единственно чистыми местами на их грязных, перепачканных в масле и копоти лицах были светлые дорожки, промытые слезами. Мне случалось несколько раз плакать, но теперь это были другие слезы, слезы искренней скорби. Они шли из самой глубины моей души. Сейчас я не жалел о себе. Я скорбел по этим отважным людям и оплакивал их воистину героическую смерть. И еще я искренне желал вернуться в родной порт. Я хотел отправиться на Хикари, получить там новый «кайтэн» и вместе с Сугамасой снова пойти на врага.
После того как капитан закончил говорить, мы недолго предавались скорби. Для этого у нас просто- напросто не было времени. Мы вырвались из объятий врага, но еще не вырвались из объятий океана. Подводная лодка получила значительные повреждения и медленно тонула. Электромеханики доложили капитану, что аккумуляторные батареи корабля разряжены на 90 процентов. В баллонах высокого давления оставалось сжатого воздуха лишь на одну попытку всплыть. Поэтому мы не осмеливались сделать эту попытку, пока не приведем лодку в такой порядок, какой только возможно достичь нашими силами. Мы должны были остановить все течи, чтобы не расходовать наши запасы сжатого воздуха и электроэнергии впустую. Мы должны были убедиться, что в лодку больше не поступает забортная вода, прежде чем начать продувать балластные цистерны.
Вся команда работала не покладая рук. Ничего не зная об устройстве лодки, я не мог работать вместе с ними. Поэтому мое участие в этом ремонте свелось к тому, что я подавал инструменты тем, кто знал, как правильно ими пользоваться, светил переносными лампами и вообще был «на подхвате». Но дело понемногу продвигалось, и около 22.00, проведя более семнадцати часов под водой, мы сделали попытку всплыть. Все подводники были напряжены до предела. Затаив дыхание, они молились и старались всеми силами души помочь кораблю. Наверх лодка шла чрезвычайно медленно, порой нас даже охватывали сомнения, но в конце концов нам удалось поднять ее. В самом начале одиннадцатого в темноте ночи 28 июня мы показались на поверхности, всем сердцем надеясь, что никакой рыскающий в морях враг не направит на нас луч своего радара. Если бы мы показались на его экране, то нам пришел бы конец. Для всплытия мы опустошили все наши баллоны воздуха высокого давления. Если бы нам пришлось сейчас погрузиться, то всплыть снова мы бы не смогли никогда. Едва оказавшись на поверхности гладкого, как зеркало, моря, мы тут же включили дизели, чтобы зарядить аккумуляторные батареи и закачать в баллоны воздух. Покажись сейчас поблизости враг, нам пришлось бы обороняться от него двумя ручными пулеметами. Подводные лодки, оборудованные для транспортировки «кайтэнов», не имели палубного орудия.
После всех неудач сегодняшнего дня нам наконец улыбнулась удача. Стояла безлунная ночь. Антенна нашего радара, поврежденная взрывами глубинных бомб, была отремонтирована, аккумуляторные батареи заряжены, баллоны высокого давления заполнены сжатым воздухом. Вскоре мы, если это будет необходимо, уже могли совершить новое погружение. Прохладный морской воздух освежил наши усталые тела. Лица подводников расцветали улыбками по мере того, как поднимались стрелки указателей давления воздуха и амперметров. Хотя, как считалось, в этом районе океана действует много вражеских кораблей и судов, мы чувствовали, что души трех наших погибших товарищей хранят нас.
Прошло несколько часов. У нас не было пресной воды для умывания, но все мы чувствовали себя посвежевшими. Морской воздух, особенно сладкий после затхлой атмосферы лодки, изрядно взбодрил нас. Но тут оператор радара доложил, что в 20 милях от нас замечен вражеский самолет. И хотя ремонт был сделан только на скорую руку, мы сочли за лучшее уйти под воду.
Проделать это надо было медленно. Поскольку все оборудование работало еле-еле, нечего было и думать о срочном погружении. Субмарина уходила под воду куда дольше, чем при появлении эсминца. Самолет, по всей видимости, нас не заметил, мы надеялись, что нам удастся снова всплыть и подышать ночным морским воздухом, но капитан Сугамаса решил больше в этом походе не испытывать судьбу. Мы шли теперь в подводном положении, а на все наши вопросы, когда же мы всплывем, капитан теперь отвечал: «Еще какое-то время потерпите!»
Все время, пока те два эсминца забрасывали нас глубинными бомбами, наши нервы были так напряжены, что мы совершенно не замечали жары, царившей в подводной лодке. Единственным нашим желанием тогда было избежать смерти. Но теперь, когда опасность миновала, мы стали чувствовать, что внутри лодки царит гнетущая жара. Система кондиционирования воздуха была повреждена столь капитально, что мы своими силами были не в состоянии починить ее. У нас оставалось несколько электрических вентиляторов, но они лишь без всякого толку гоняли спертый воздух. Весь экипаж страдал от жары, тем более что все помнили те несколько глотков прохлады, которые успели сделать, пока лодка шла по поверхности океана. Тела всех, кого я мог видеть, блестели от выступившего на коже пота, и даже офицеры, всегда, даже в самые жаркие дни носившие свои форменные мундиры, на этот раз разделись до фундоси, как и все остальные.
Мы не теряли надежды на то, что Сугамаса вскоре поднимет лодку на поверхность и мы сможем немного освежиться. У меня кружилась голова от жары и изнеможения, и я направился в кубрик команды. Там было немного прохладнее, и я решил прилечь на свою койку, чтобы отдохнуть, – может быть, тогда я буду чувствовать себя несколько лучше.
В кубрике команды, располагавшемся в одном из носовых отсеков, я обнаружил старшину Эйдзо Номуру, который лежал на своей койке и горько рыдал. Номура был духом ничуть не менее стоек, чем любой другой офицер императорского военно-морского флота, которых мне приходилось знавать. Меня бы не удивило, если бы он рыдал вместе с кем-нибудь из жалости по погибшим, но изумился, увидев его плачущим в одиночестве. Он просто был не таким человеком. Я начал было расспрашивать его, в чем дело, когда заметил блокнот, лежавший рядом с ним на койке. Я узнал в нем блокнот, который младший лейтенант Кугэ передал нам накануне того дня, когда он сел в свой «кайтэн», чтобы ринуться на врага.
– Вот, Ёкота, – сказал, вытирая слезы, Номура. – Прочти это.
Он протянул мне блокнот, раскрытый на одной из последних страниц, и я понял, что это прощальное письмо, которое оставил Кугэ. Я начал читать.
Из-за повреждений наших „кайтэнов“ трое их водителей должны будут снова вернуться на базу. Мы вышли в море группой из шести человек. Мы стали хорошими товарищами, и меня огорчает, что лишь трое из нас смогут сразиться с врагом.
Для Соноды, Номуры и Ёкоты это уже не первый выход на задание. Дважды они уже выходили в составе других групп. Хотя им снова придется вернуться к вам, я прошу вас не бросать на них презрительных взглядов. Узнав, что его „кайтэн“ не сможет выйти на врага, лейтенант Сонода горько рыдал в одной из офицерских кают. Я прекрасно понимаю его чувства.
Прошу вас послать этих трех человек на новое задание как можно быстрее. Они горят желанием получить новое прекрасное оружие и сразиться с врагом.
Это последнее желание в моей жизни и единственное, с которым я обращаюсь к вам, ожидая своей очереди выйти в свой последний бросок на врага».
Прочитав эти слова, я зарыдал вместе с Номурой. Мне хотелось произнести имя Кугэ вслух и благословить его, но я не стал делать этого в присутствии других подводников. Я просто лег на свою койку и прочитал про себя молитву по моему покойному другу. Ему, как и нам, было знакомо то чувство, с которым приходилось дважды возвращаться после выхода в составе групп «Конго» и «Тэмбу». Поэтому, завершая свой дневник, он просил других водителей «кайтэнов» проявить сострадание к нам.
«Мне не нужно сострадание, Кугэ, – мысленно разговаривал я со своим другом. – Я вернусь и с полным спокойствием приму все, что произойдет после этого. Если люди будут злословить у нас за спиной, пусть их. Если они не смогут понять чувства водителей „кайтэнов“, я ничего не смогу с этим поделать. Ты, Икэбути и Янагия понимаете это, а все остальное для меня не важно. Пусть не сразу, но я снова выйду на врага. Дождитесь нас. Пройдет не так уж много времени, и мы трое встретимся снова».
Я вытер слезы. У меня больше не было причины плакать. Вскоре сон овладел моим усталым телом.
Пока я спал, экипаж под командованием капитана Сугамасы продолжал медленно вести нашу лодку на север к родной базе. Все мечтали о том, чтобы подняться на поверхность, но возможности для этого по- прежнему не было. Все чаще стали встречаться патрульные корабли американцев. Всякий раз, когда капитан подвсплывал на перископную глубину, чтобы поднять антенну радара и осмотреться, наш оператор
