Своей кабине.Упорно старымГремим железом.А тротуары —Головорезам.Бандит, старухуНожом истыкав,Ушёл. Всё глухо.Не слышно криков.Звезды сияньеНа мёртвых рельсах.Что марсианеС твоим Уэльсом?!.* * *Россия под зубовный скрежетЕще проходит обработку —Опять кому-то глотку режут,Кому-то затыкают глотку.История не бьет баклуши,В ней продолжают громоздитьсяПерелицованные души.И передушенные лица.* * *С перевала вновь на перевалБез конца тащусь в каком-то трансе.Я бы ноги ей переломал,Этой самой Музе Дальних Странствий!Мне б такую музу, чтоб былаМудрой и спокойной домоседкой,Чтоб сидела тихо у стола,А в окно к ней клён стучался веткой.Чтоб с порогом дома крепла связь,Чтобы стен родных поила сила…Мне б ту музу встретить, что, смеясь,В гости к Карлу Ларсону ходила.Рисовал он двор свой и забор,Рисовал жену, детей, собаку,Рисовал светло, наперекорВсякому возвышенному мраку.У меня есть тоже дом и садС вишнею, шиповником, сиренью.Пусть они сейчас прошелестят,Словно ветер, по стихотворенью.Клён стоит почти что у дверей.Я о нём хотел бы в строчке этойТак сказать, чтоб шум его ветвейБыл услышан целою планетой.Вон жена сидит наискосок,Чистит подстаканники из меди.Вон девятилетний мой сынокПроезжает на велосипеде.Я бы, написав десяток строк,Времени остановил теченье,Если б я по-ларсоновски могСделать солнечное освещенье.* * *По узкому спуску, скрипя, дребезжа,Сосед выезжает из гаража.И вот он сейчас пропадёт за углом,Как будто он канет в небесный пролом,Как будто он рухнет куда-то в закат,