— И сэкономит нам массу времени, — добавила Делорм.
— Видит бог, это самое меньшее, что мы можем для нее сделать, — проговорил Барнхаус, кивая в сторону мертвой.
Наступило молчание. В лесу раздавалось только постукивание обледенелых ветвей, сверкающих на солнце.
15
Пока эксперты занимались своей работой на месте обнаружения трупа, Делорм отправилась в Садбери — город в ста тридцати километрах к востоку от Алгонкин-Бей. Мимо мелькали столбы, провода и россыпи камней, лед на них заманчиво сверкал и переливался, но Делорм не смотрела по сторонам: ее мысли были сосредоточены на увиденном в лесу.
Преступление на почве страсти? Крейг Симмонс, отвергнутый любовник, наконец дал волю гневу? По- видимому, в жизни доктора Кейтс не было других людей, которых можно было бы заподозрить в таком преступлении. Человек заявляет, что был дома и смотрел хоккей, но не может это доказать. Но нельзя доказать и обратное. Что же делать? Алиби доктора Шокетта тоже нуждалось в проверке, но Делорм слабо верила, что он причастен к произошедшему. И потом, будем иметь в виду, что за несколько дней в лесу нашли два трупа. Если Крейг Симмонс ни при чем, то можно предположить, что доктор Кейтс как-то связана с убитым американцем. Почему же тогда его скормили медведям, а ее — нет?
Пока же предстояло поговорить с пациентами доктора Кейтс. Делорм уже сообщила им о случившемся по телефону, но необходимо было встретиться с ними лично. Беседы с потрясенными горем людьми — одна из самых тяжелых вещей при расследовании убийства, и именно поэтому Делорм так долго оставалась в сравнительно стерильной обстановке отдела спецрасследований. Работая там, ей удалось раскрыть несколько громких дел, но при этом ей никогда не приходилось сообщать родителям, что их дочь мертва: стоять посреди комнаты и словно погружаться в пучину чужой беды.
Между тем полчаса спустя Делорм именно это и делала. С каминной полки на нее смотрела выпускная фотография Уинтер Кейтс, улыбка девушки таила в себе обещание будущих радостей и успехов. Ее мать, полная, невысокая женщина за шестьдесят, сгорбилась в кресле, стоящем в углу, и комкала в руке платок. Несмотря на возраст, в ее лице можно было уловить сходство с сияющим молодостью и свежестью лицом дочери на снимке. Отец доктора Кейтс оказался коренастым человеком с седой бородой и седыми волосами, зачесанными вперед и образующими челку. Он преподавал английскую литературу в Лаврентийском университете.
— Что касается Крейга Симмонса, — проговорил профессор Кейтс, — то я с самого начала знал, что она совершила ошибку. Мы оба это знали. Когда Уинтер с ним познакомилась, ей было всего шестнадцать, он был привлекательный, атлетически сложенный молодой человек, футболист, все это очень действует на шестнадцатилетних девушек, но любому взрослому было ясно, что с ним что-то явно не в порядке. Он был слишком настойчив. Слишком ее обожал. Он буквально все время вешался ей на шею. Помню, как они стояли вот здесь, в холле, и он цеплялся за ее локоть, точно какой-то старичок.
— И он все время на нее смотрел, — негромко добавила миссис Кейтс. Глаза у нее были красные, но она уже не плакала. — Как-то неестественно пристально. Когда она говорила, он не отрывал от нее глаз. Как будто каждое ее слово было для него важнее жизни.
— Уинтер была еще ребенок, — пояснил профессор Кейтс. — Она не понимала, что происходит. Полагаю, она просто видела в нем пылкость увлечения. Но всякий, у кого есть хоть какой-то опыт, умеет разглядеть болезненную страсть, когда с ней сталкивается. Печально, что в наше время именно к этой разновидности любви приковано всеобщее внимание. Я имею в виду — в книгах, фильмах, песнях. Любить тихо никому не разрешается. Нет-нет, любовь обязательно должна быть «бурей и натиском».
В жизни Делорм любовь, как правило, была именно «бурей и натиском», но она не собиралась вступать с профессором Кейтсом в дискуссию по этому вопросу.
— Крейг Симмонс никогда никого не любил, кроме самого себя, — продолжал он. — Чем-то он напоминает мне того психопата, который застрелил Джона Леннона. И всех тех маньяков, которым невыносима сама мысль о том, что их отвергли. На самом-то деле они никого по-настоящему не любят, кроме себя. Чувства другого человека им безразличны. Вы думаете, ему было хоть какое-то дело до того, счастлива Уинтер или нет? Никакого. Мы с ней говорили на прошлой неделе, и она сказала, что он ей осточертел, что она больше с ним не разговаривает и не берет трубку, когда он звонит. Видите ли, для Крейга Симмонса в мире существует лишь его Я, больше ничего. Огромная буква Я. Всего остального попросту нет. Когда такой человек слышит твердое «нет», он чувствует, что мир больше ему не принадлежит, и ему кажется, что сам он вот-вот исчезнет, растворится. И он силится нанести ответный удар. Что этот мерзавец и сделал.
Профессор говорил все громче. Жена протянула руку и дотронулась до его запястья, но он не обратил внимания.
— Этот полоумный убил мою дочь, и я хочу справедливости, детектив Делорм. Я хочу, чтобы этот душегуб до конца своих дней гнил в тюрьме. Я полагаю, он ее изнасиловал? — Его сенаторские брови приподнялись, словно он высказывал вполне естественное любопытство, обсуждая какую-то научную проблему.
Делорм опасалась именно этого вопроса — и тем не менее оказалась к нему не готова.
— Боюсь, это не исключено.
Профессор Кейтс отшатнулся, словно в него попала пуля. Он тяжело опустился на диван и согнулся в поясе. Миссис Кейтс встала с кресла, подошла и села рядом с ним, положив ему руку на спину.
— Самое смешное, что этот Крейг Симмонс… — заговорила она почти неслышно. — Все, что сказал про него мой муж, — это все правда. Крейг действительно так себя вел. И все-таки у меня всегда было ощущение, что он где-то этому научился.
— Конечно, — откликнулся профессор. — Его этому научили фильмы, родители, бог знает кто еще… Кому какое дело?
— Я не это имела в виду. Я имела в виду, что он усвоил эту манеру, как актер выучивает роль. Словно он где-то прочел, что надо вести себя именно так — и так он себя и вел. Чувствовалось, что он сам знает: это недопустимо, — и все равно так поступает. Вот что особенно огорчало.
— Мистер Симмонс когда-нибудь угрожал вашей дочери?
Миссис Кейтс посмотрела в потолок, чтобы из глаз не потекли слезы.
— Никогда, — ответила она. — Ни разу.
Профессор Кейтс распрямился так резко, что при других обстоятельствах это показалось бы смешным.
— Что ты хочешь сказать? Парень вечно заявлялся сюда без приглашения. Постоянно приходил, чтобы проводить ее в школу. Я понимаю, если бы у них продолжался роман, но он таскался сюда и после того, как она с ним порвала. «Папа, он опять тут», — говорила она, и я выходил и требовал, чтобы он убирался восвояси. Но это не помогало. Через неделю он появлялся снова.
— Дорогой, я не думаю, что детектив именно это подразумевает под словом «угрожал».
— А сколько было непрошеных звонков? Сотни? Тысячи?
— Это верно, он все время сюда названивал, — подтвердила миссис Кейтс. — Поначалу мне было его жалко. Любому на моем месте было бы его жалко. Он казался таким несчастным.
— Только не вздумай искать ему оправдания. Не вздумай жалеть этого сукина сына.
— Я не ищу ему оправданий, дорогой. Я просто рассказываю, как все было. Он никогда не грозился, что причинит Уинтер какой-то вред. Ему просто хотелось с ней поговорить. Увидеть ее. Для шестнадцатилетней девушки все это было чересчур, сами можете себе представить.
— Иногда он торчал около нашего дома. Сидел у себя в машине. — Профессор ткнул пальцем в сторону улицы.
— Но потом в течение нескольких лет он ей не досаждал, — заметила Делорм. — Правильно я поняла? Когда она училась в колледже…
