— Нужда всему научит, сэр.
— Вы боитесь темноты.
— Конечно. Это естественная реакция.
— Я спас вам жизнь.
— Как вы это сделали, сэр?
— Я нашел вас на пороге смерти. У вас, сестра Мэри, была смертельная опухоль мозга, которая выдавливала из вас жизненные соки. Великан, который вез вас, этого не видел, а потому, когда он отошел по своим делам, мои дети и я украли вас. Я создал эликсир как раз от такого недуга, но мне требовался пациент, чтобы его испробовать. Вы чуть не умерли, но чуть-чуть не считается. Мы вовремя доставили вас домой, и пока мои дети вас мыли и устраивали поудобнее, я дистиллировал мой эликсир. Вы явились ответом на многие молитвы.
— Вы принадлежите к какому-то монашескому ордену? — завороженно спросила она.
Он взвился в негодовании.
— Католик? Я? Ни в коем случае. Я отец Доминус, блюститель Детей Иисуса.
Лоб Мэри разгладился.
— А, понимаю! Вы руководитель одной из многих чужестранных христианских сект, которые заполонили север Англии. Письма-предупреждения англиканской церкви все время предостерегают от вам подобных, но про Детей Иисуса я ничего не читала.
— И не прочтете, — сказал он угрюмо. — Мы гонимые.
— Кем, отче?
— Гонителями. Мои дети принадлежали людям, которые эксплуатировали их и дурно с ними обращались.
— А! Владельцы заводов и фабрик, — кивнула она. — Ну, отче, от меня вам опасность не угрожает. Подобно вам, я враг таких людей. Освободите меня и позвольте трудиться с вами во имя спасения всех таких детей. Скольких вы освободили?
— Это вас не касается и касаться не будет. — Его взгляд скользнул за ее плечи и уставился на стены ее темницы. — Я спас вашу жизнь, и потому она принадлежит мне. Вы будете работать для меня.
— Работать для вас? Делая что?
Словно в ответ он протянул к ней свои руки: возраст искривил пальцы, их суставы распухли от какой- то болезни.
— Я не могу писать, — сказал он.
— При чем тут это?
— Вы будете моим писцом.
— Писать за вас? Писать что?
— Мою книгу, — ответил он просто и улыбнулся.
— Я была бы рада помочь вам, отче, но по собственному свободному выбору, а не из-за того, что вы держите меня пленницей, — сказала она, ощущая растущую тревогу. — Отоприте дверь. Затем мы сможем договориться на каких-нибудь условиях, удобных нам обоим.
— Не думаю, — сказал отец Доминус.
— Но это же безумие! — вскричала она, не сумев сдержаться. — Держать меня пленницей в роли писца? Какая книга может иметь подобную важность? Пересказ Библии?
Его лицо приняло страдальческое многотерпеливое выражение; теперь он заговорил с ней, как с дурочкой, а не как с умной женщиной:
— Я не отчаиваюсь в вас, сестра Мэри, — вы почти правы. Не пересказ Библии, но новая Библия! Доктрины Детей Иисуса! Все это тут, в моем уме, но мои руки не способны превращать мои мысли в слова. Это для меня сделаете вы!
Со смехом и торжествующим воплем он спрыгнул со стула, нырнул за угол экрана и исчез.
— Как удачно, что я сижу, — сказала Мэри, глядя на свои руки, которые тряслись. — Он помешан, совершенно помешан.
Глаза у нее щипало. На них навертывались слезы. Но нет! Она не заплачет! Куда неотложнее было обозреть этот любопытный разговор, попытаться создать хотя бы опору, если не фундамент для новых, несомненно неизбежных, бесед. Северная Англия, бесспорно, питательная среда для всякого рода своеобразных религиозных сект, и совершенно очевидно, что отец Доминус и его Дети Иисуса укладываются в эту мерку. В том, что он наговорил, никакой теологии не просвечивало, но, без сомнения, она выявится, если он намерен записать свои верования в форме религиозного Завета. То, как он называет себя и называл ее, смахивало на католицизм, но он возмущенно это отрицал. Может быть, в детстве он соприкасался с папизмом? «Дети Иисуса». Что-то пуританское в названии; некоторые из этих сект настолько сосредоточиваются на Иисусе, что Бог практически не упоминается, и потому, возможно, тут наличествует и это. Но действительно ли здесь есть дети? Она не видела и не слышала ничего, что указывало бы на их присутствие. И какого рода исцеления он практикует? Такое уверенное описание опухоли мозга намекает на медицинское прошлое. А утверждение, будто они гонимы, нелогично, если он правда забрал детей с фабрик и заводов — их владельцы, конечно, предпочтут набрать новых детей, чем разыскивать сбежавших. Источник поставки детей был практически неистощим, так утверждал Аргус; произведя их на свет, родители были прямо-таки счастливы продать их в рабочие, особенно если жили они вне приходов.
— Здравствуйте, — сказал голосок девочки.
Мэри подняла голову и увидела маленькую фигурку в одеянии вересково-бурого цвета с капюшоном, глядящую на нее сквозь прутья ее клетки.
— Здравствуй, — сказала Мэри, улыбаясь.
Ответная улыбка.
— У меня есть для вас что-то, сестра Мэри. Отец Доминус сказал, что вы обрадуетесь.
— Я обрадуюсь больше, узнав твое имя.
— Сестра Тереза. Я старшая из девочек.
— Ты знаешь, сколько тебе лет, Тереза?
— Тринадцать.
— И чем ты хочешь меня обрадовать?
Девочка не выглядела на свой возраст, но не казалась ни исхудалой, ни подавленной страхом. Когда она станет взрослой, ее нос и подбородок лишат ее миловидности своей крупностью, но она обладала очарованием цвета глаз, кожи и волос, разных оттенков коричневатости. Две ручонки сжимали треножную подставку, которую положили на полку; на земле рядом с девочкой стоял чайник, из его носика курился пар; он был поднят в свой черед. Затем последовал фарфоровый чайничек для заварки, чашка с блюдечком и маленький молочник.
— Снимите трубу с какой-нибудь лампы, лампу поставьте под треногу, чайник закипит, и можно будет заварить чай, — сказала сестра Тереза, доставая банку чайных листьев. — Отец Доминус говорит, что чай вам очень полезен, но пить кофе вам не следует.
— Тереза, это чудесно! — воскликнула Мэри, водворяя лампу под треножник и ставя на него чайник. — Чай! Так освежающе! Пожалуйста, поблагодари от меня отца Доминуса.
Тереза повернулась, чтобы уйти.
— Я приду попозже с чистыми простынями и чтобы забрать чайник. Спитой чай выплесните в стульчак, а треногу и чайничек оставьте себе.
— Погоди! — окликнула ее Мэри, но девочка в коричневом одеянии уже ушла. — Я поговорю с ней, когда она снова придет, — сказала Мэри и занялась приготовлением такой желанной чашки чая.
— Морковка для ослицы? — спросила она себя, прихлебывая обжигающий напиток. — О, чудесно, чудесно! Отец Доминус выбрал отличный сорт чая.
Некоторое время спустя вернулась Тереза. Мэри собралась отдать ей чайник, однако помедлив, в нетерпении узнать от маленькой сектантки, сколько удастся.
— Много детей у отца Доминуса? — спросила она делая вид, будто оттирает чайник.
Широко раскрытые глаза доверчиво смотрели на нее.
— Он говорит, пятьдесят, сестра Мэри. Тридцать мальчиков и двадцать девочек. — На ее лицо легла тень, то ли горя, то ли страха, но она расправила плечи и глубоко и решительно вздохнула. — Да,
