Дик хитро усмехнулся:
— Значит, Джим, ты перестал сыпать шиллинги в их протянутые руки?
Кузен Джеймс-аптекарь покраснел.
— Да, ты был прав, Дик. Все полученные деньги они пропивали.
— И всегда будут пропивать. А отправив им хлеб, ты поступишь разумно. Только позаботься о том, чтобы твоему примеру последовали другие.
— Как живет Ричард с тех пор, как он остался без работы? Я давно его не видел.
— Неплохо, — коротко отозвался отец Ричарда. — А причина, по которой он прячется, лежит наверху, в постели.
— Навеселе?
— Нет, что ты! Она завязала после того, как Уильям Генри напрямик спросил ее, зачем она пьет ром. — Дик пожал плечами. — Когда Уильяма Генри нет дома, она лежит в постели и смотрит в никуда.
— А когда Уильям Генри дома?
— Она ведет себя пристойно. — Хозяин таверны нахмурился и сердито сплюнул в опилки. — Ох уж эти женщины! Странные они существа, Джим.
Перед мысленным взором кузена Джеймса-аптекаря возникли лица его истерички-жены и двух дурнушек дочерей, старых дев. Он криво усмехнулся и кивнул.
— Я часто думаю о том, зачем Бог наделяет иных людей лошадиными лицами, — заметил он.
Дик расхохотался.
— Вспомнил о девочках, Джим?
— Они уже давно не девочки, их последние надежды обратились в дым. — Он поднялся. — Жаль, что я не застал Ричарда. Я надеялся увидеть его здесь, как в прежние времена, пока он не вернулся к Хабитасу.
— Прежние времена миновали — надо ли напоминать об этом? Оглядись вокруг! Таверна пуста, пристань кишит оборванными матросами. А как добродетельны стали наши прихожане, городская беднота, каким праведным негодованием они пылают! Они забрасывают камнями несчастных, привязанных к позорным столбам, вместо того чтобы сочувствовать им. — Дик грохнул кулаком по столу. — Зачем нам понадобилось вести войну за три тысячи миль от дома? Почему мы просто Не предоставили колонистам вожделенную свободу? Надо было пожелать им удачи и заняться своими делами или начать войну с Францией. Страна погибла, и все во имя идеи. Притом не нашей идеи.
— Ты не ответил мне. Если у Ричарда нет работы, где же он? И где Уильям Генри?
— Ушли гулять вдвоем, Джимми. Как всегда, в Клифтон. Они идут вверх по Пайп-лейн, затем по Фрог-лейн, через Брэн-дон-Хилл к Клифтон-Хиллу, подолгу смотрят на коров и овец у Клифтонского пруда и возвращаются обратно по берегу Эйвона, где бросают в воду камушки и смеются без умолку.
— Об этом рассказал тебе Уильям Генри?
— Ричард ничего мне не рассказывает, — мрачно отозвался Дик.
— У вас с ним нет ничего общего, — вздохнул кузен Джеймс-аптекарь, направляясь к двери. — Такое случается. Благодари Бога за то, что Ричард и Уильям Генри похожи друг на друга, как горошины из одного стручка. Это... — он опять вздохнул, — прекрасно.
В следующее воскресенье, после душеспасительной проповеди кузена Джеймса-священника, Ричард и Уильям Генри пешком отправились к горячим источникам Клифтона.
Лет двадцать назад высшее общество предпочитало бристольские воды Бату; постоялые дворы Дауэри-плейс, Дауэри-сквер и Хотуэллс-роуд переполняли элегантные приезжие в роскошном облачении, джентльмены в пудреных париках и расшитых кафтанах, в башмаках на высоких каблуках, ведущие под руку увешанных драгоценностями дам. Здесь устраивались балы и званые вечера, приемы и рауты, концерты и прочие увеселения, даже театральные представления в старом клифтонском театре на Вуд-Уэллс-лейн. За короткое время это подобие Воксхолл-Гарденз повидало немало маскарадов, интриг и скандалов, авторы романов отправляли своих героинь в Хотуэллс, а известные врачи расхваливали целебные свойства местных вод.
А потом курорт начал утрачивать свою прелесть — слишком медленно, чтобы совсем исчезнуть, но достаточно быстро, чтобы зачахнуть. Его сотворила мода, и она же развенчала его. Элегантные приезжие устремились в Бат или Челтенхэм, а Бристолю осталось только вывозить из города минеральные воды в бутылках.
Это вполне устраивало Ричарда и Уильяма Генри, ибо за все воскресенье им попалось не больше десятка гуляющих. Мэг снабдила их холодным обедом — жареной курицей, хлебом, маслом, сыром и ранними яблоками, присланными ее братом с бедминстерской фермы. Ричард уложил снедь в солдатский мешок, туда же отправил флягу легкого пива и закинул мешок за плечо. Отец и сын отыскали уединенное местечко за квадратной громадой Хотуэллс-Хауса, который возвышался на плоской каменной скале высоко над уровнем прилива, в конце ущелья, прорезанного водами Эйвона.
Уголок и вправду был живописным: скалы Сент-Винсент и утесы ущелья изобиловали красными, сливовыми, розовыми, коричневыми, серыми и беловатыми тонами, воды реки имели оттенок голубоватой стали, а кроны деревьев скрывали из виду даже трубы медеплавильного завода мистера Код-рингтона.
— Папа, ты умеешь плавать? — спросил Уильям Генри.
— Нет. Потому мы и сидим здесь, а не на берегу реки, — отозвался Ричард.
Уильям Генри окинул реку задумчивым взглядом; как раз начинался прилив, поток бурлил, быстро поднимаясь.
— Вода движется, будто живая.
— Можно сказать и так. Она голодна, никогда не забывай об этом. Вода способна утащить тебя и поглотить целиком, и больше ты никогда не увидишь солнца. Поэтому старайся не приближаться к ней, ясно?
— Да, папа.
Покончив с обедом, отец и сын растянулись на траве, подложив под головы свернутые сюртуки. Ричард прикрыл глаза.
— Симпсона больше нет, — вдруг произнес Уильям Генри.
Его отец приоткрыл один глаз.
— Неужели ты не можешь помолчать хотя бы минуту?
— Сейчас — нет. Симпсона больше нет.
Смысл его слов наконец-то дошел до Ричарда.
— Ты хочешь сказать, больше он не будет вас учить? Что ж, этого и следовало ожидать — ты ведь уже перешел в третий класс.
— Папа, он умер! Летом, пока мы были на каникулах. Джонни говорит, что он был серьезно болен. Директор попросил епископа взять его в один из приютов, но епископ ответил, что приюты предназначены не для больных, а для... забыл это слово.
— Для нуждающихся?
— Да, для нуждающихся! Его увезли в больницу Святого Петра. Джонни рассказывал, что Симпсон страшно кричал.
— Я бы тоже не стал молчать, если бы меня увозили в больницу Святого Петра, — с чувством отозвался Ричард. — Бедняга... Но почему ты до сих пор молчал?
— Я забыл, — уклончиво ответил Уильям Генри, перевернулся с боку на бок, вонзая каблуки в траву, глубоко вздохнул, хлопнул в ладоши, снова перевернулся и начал выкапывать из земли приглянувшийся ему камень.
— Пора идти, сынок, — произнес Ричард, поднимаясь, заталкивая оба сюртука в солдатский мешок и взваливая его на плечо. — Может, поднимемся на Грэнби-Хилл и осмотрим грот мистера Голдни?
— Да, папа, пожалуйста! — воскликнул Уильям Генри, вскакивая на ноги.
«Эти двое выглядят так, словно им нет дела до остального мира, — размышлял мистер Джордж Парфри, скрытый из виду живой изгородью. — И должно быть, миру тоже нет до них никакого дела». Мальчик был приходящим учеником школы; его одежда и одежда Ричарда отнюдь не поражала великолепием, но мистер Парфри обратил внимание на добротную тонкую ткань, необтрепанные,
