нуля. Сапоги имелись только у Айка, а у остальных башмаки вскоре покрылись коркой засохшей грязи до самых кандалов.
Ни Челтенхэма, ни Оксфорда они не увидели: возница предпочел обогнуть оба города вместе со своим грузом, а Хай-Уайком представлял собой единственную улицу на холме, которую так развезло, что лошади запутались в упряжи и чуть не перевернули фургон. Ударяясь об острые углы сундуков, заключенные выбрались из опасно накренившегося фургона и принялись выправлять крен, а Айк Роджерс, который любил лошадей, тем временем успокаивал животных и распутывал упряжь.
Лондон путникам тоже не удалось повидать: один из стражников опустил заднее полотнище тента, лишив узников возможности видеть, что происходит снаружи. Вскоре мерное колыхание фургона сменилось жестокой тряской: он катился по мощеной дороге, а это означало, что впредь заключенным не придется вытаскивать его из жидкой грязи. Снаружи доносился шум: крики, конское ржание, брань, обрывки песен, раскатистый хохот, свидетельствующий о том, что где-то неподалеку находится открытая дверь таверны, глухой стук неизвестных механизмов, изредка — лязг.
С наступлением ночи стражники сунули под парусиновый тент хлеб и кувшин пива и предоставили узников самим себе; те, кому требовалось справить большую или малую нужду, были вынуждены пользоваться ведром. Утром заключенные вновь получили хлеб и пиво и двинулись в путь, прислушиваясь к мешанине звуков, в которой преобладали крики уличных торговцев, и принюхиваясь к новым запахам, в том числе вони гнилой рыбы, мяса и овощей. Бристольцы с усмешками переглядывались, остальные путники с трудом сдерживали тошноту.
Еще две ночи они провели где-то в окрестностях огромного города, а на третий день днем, после двадцати суток пути, кто-то отдернул заднее полотнище тента, и путникам предстал большой мир во всей красе. Перед ними расстилалась могучая река, по серой глади которой то и дело пробегала рябь. Судя по положению бледного зимнего солнца на сероватом небе, они уже пересекли реку и теперь находились на ее южном берегу — в Вулвиче, как догадался Ричард. Фургон стоял у пристани, возле которой на якоре покачивалось обветшалое подобие корабля с едва различимым названием на медной дощечке — «Прием». Ричард нашел его весьма подходящим к случаю.
Надзиратели отомкнули замок на цепи, которой были скованы узники, и велели Ричарду и Айку выходить. Чувствуя дрожь в ногах, они спрыгнули на землю, сопровождаемые товарищами.
— Не забудь, два отряда по шесть человек, — тихо напомнил Ричард Айку.
Их провели по дощатому трапу на корабль прежде, чем кто-нибудь успел оглядеться и увидеть город, раскинувшийся возле пристани. В одном из корабельных помещений узников избавили от цепей, поясов, ручных и ножных кандалов, которые отдали надзирателям из Глостера.
Окруженные сундуками, мешками и узлами, заключенные застыли посреди комнаты, зная, что за ее дверью стоят стражники. Побег был бы возможен, если бы товарищи по несчастью действовали сообща. Но даже если им удастся выбить дверь — как быть дальше?
В комнату вошел незнакомец.
— Скидай верхи! — приказал он.
Заключенные недоуменно уставились на него.
— Верхи долой!
Не дождавшись исполнения своего приказа, незнакомец раздраженно возвел глаза к потолку, затем подбежал к ближайшему заключенному, которым оказался Ричард, сбил с пего шляпу и принялся стаскивать пальто и сюртук.
— Похоже, он приказывает нам снять верхнюю одежду.
Все подчинились. Но следующий приказ, отданный на ненонятном наречии, вновь поставил заключенных в тупик.
Незнакомец стиснул зубы, зажмурился и старательно выговорил:
— Спустите штаны, рубашки оставьте.
Его требование тут же было исполнено.
— Готово, сэр! — крикнул незнакомец. В комнату вошел еще один мужчина.
— Откуда вы все? — спросил он.
— Из глостерской тюрьмы, — ответил Айк.
— А, с запада! Тебе придется говорить с ними по-англий-ски, Мэтти, — обратился он к первому незнакомцу, а потом снова заговорил с заключенными: — Я врач. Среди вас есть больные?
Увидев, как присутствующие отрицательно мотнули головами, он кивнул и вздохнул.
— Поднимите подолы рубах, я осмотрю вас. — Он проверил, нет ли на пенисах заключенных твердых шанкров, и вновь вздохнул, не найдя ни одного. — Хорошо, — заключил он. — Вы все здоровы — по крайней мере пока. — И прежде чем покинуть комнату, врач добавил: — Оденьтесь и ждите здесь, и не вздумайте шуметь.
Заключенные послушно оделись и затихли.
Прошло не меньше пяти минут, прежде чем Билл Уайтинг, самый болтливый из всей компании, обрел дар речи.
— Кто-нибудь из вас понял, что сказал этот Мэтти? — спросил он.
— Ни слова, — ответил молодой Джоб Холлистер.
— Должно быть, он родом из Шотландии, — предположил Коннелли, вспомнив, что никто в Бристоле не понимал толком Джека-маляра.
— А может, из Вулвича, — высказался Недди Перрот, и все вновь умолкли.
Прошел час. Устав стоять, заключенные расселись, прислонившись спинами к стене и ощущая легкое покачивание пола под ногами. «Мы беспомощны, — думал Ричард. — Мы остались без руля и без ветрил, как эта посудина, которая некогда была кораблем; нас увезли далеко от родного дома, мы понятия не имеем, что нас ждет...» Молодые узники выглядели подавленными, даже Айк Роджерс казался растерянным. А самого Ричарда охватил безотчетный страх.
Вскоре послышались глухое шарканье ног и знакомый лязг цепей. Все двенадцать мужчин зашевелились, встревоженно переглянулись и встали.
— Несут кандалы! — объявил Мэтти, заглянув в дверь. — Всем сесть на пол и не двигаться!
Цепи, оказавшиеся на шесть дюймов длиннее, чем в бристольской и глостерской тюрьмах, были уже прикреплены к железным браслетам — более легким и достаточно гибким, которые мускулистый кузнец легко сгибал вокруг щиколоток и запястий, так что отверстия на обоих концах железных полос совпадали. Вставляя в эти отверстия короткие стержни с широкими головками, кузнец хватал заключенного за ногу и подсовывал под железный браслет тонкую и узкую наковальню. Двух ударов тяжелого молотка хватало, чтобы расплющить головку стержня и превратить его в заклепку, скрепляющую концы браслета.
«Эти оковы мне предстоит носить ближайшие шесть с лишним лет, — думал Ричард, потирая ноющие запястья. — Если бы меня заковали в них всего на полгода, такие прочные заклепки не понадобились бы. А значит, кандалы не снимут даже после того, как нас привезут в Ботани-Бей».
Два кузнеца работали проворно и умело. За каких-нибудь полчаса они успели заковать всех заключенных, собрали инструменты и вышли. В комнате остались два стражника, одним из которых был Мэтти, помощник врача. На этот раз заговорил второй стражник, изъяснявшийся по-английски бегло, но с сильным акцентом. Он не стал прибегать к помощи жаргона лондонского Ныогейта и всех, кому случалось побывать в этой тюрьме.
— Сегодня вы будете спать и есть здесь, — лаконично сообщил он, постукивая толстым концом дубинки по широкой ладони. — Вам разрешается говорить и ходить по комнате. Ведро вон там. — И вместе с Мэтти он вышел, заперев за собой дверь.
Два паренька из Уилтшира украдкой смахнули слезы; глаза остальных узников были сухими. Все молчали, пока Уилл Коннелли не встал и не попробовал пройтись.
— А эти кандалы легче прежних, — сообщил он, приподнимая одну ногу. — И цепи длиной не меньше тридцати дюймов. В них удобнее ходить.
Ощупав браслеты, Ричард обнаружил, что у них округлые края.
— И края не такие острые. Значит, под них придется под-кладывать меньше тряпок.
— Настоящие кандалы, — подытожил Билл Уайтинг. — Хотел бы я знать, какая работа нам предстоит?
