столь верная рука, чтобы он никогда не промахивался.[2059]
Мы ничего не ценим выше благодеянья, покуда его домогаемся, и ниже – когда получим.[2060]
Нет ненависти пагубнее той, что рождена стыдом за неотплаченное благодеянье.[2061]
Римский вождь (…), посылая солдат пробиться сквозь огромное вражеское войско и захватить некое место, сказал им: «Дойти туда, соратники, необходимо, а вернуться оттуда необходимости нет».[2062]
Усталость – цель всяких упражнений.[2063]
Луций Писон как однажды начал пить, так с тех пор и был пьян. [2064]
Опьяненье – не что иное, как добровольное безумье. Продли это состояние на несколько дней – кто усомнится, что человек сошел с ума? Но и так безумье не меньше, а только короче.[2065]
Велика ли слава – много в себя вмещать? Когда первенство почти что у тебя в руках, и спящие вповалку или блюющие сотрапезники не в силах поднимать с тобою кубки, когда из всего застолья на ногах стоишь ты один, когда ты всех одолел блистательной доблестью и никто не смог вместить больше вина, чем ты, – все равно тебя побеждает бочка.[2066]
Напившись вином, он [Марк Антоний] жаждал крови. Мерзко было то, что он пьянел, когда творил все это, но еще мерзостнее то, что он творил все это пьяным.[2067]
Так называемые наслаждения, едва перейдут меру, становятся муками.[2068]
Тот, кому завидуют, завидует тоже.[2069]
На чьей земле ты поселенец? Если все будет с тобою благополучно – у собственного наследника.[2070]
Стремиться знать больше, чем требуется, – это тоже род невоздержности. (…) Заучив лишнее, (…) из- за этого неспособны выучить необходимое.[2071]
Достоверно (…) только то, что нет ничего достоверного.[2072]
[В нынешних] книгах исследуется, (…) кто истинная мать Энея, (…) чему больше предавался Анакреонт, похоти или пьянству, (…) была ли Сафо продажной распутницей, и прочие вещи, которые, знай мы их, следовало бы забыть.[2073]
Все (…) познается легче, если (…) расчленено на части не слишком мелкие (…). У чрезмерной дробности тот же порок, что у нерасчлененности. Что измельчено в пыль, то лишено порядка.[2074]
Вы [чревоугодники] несчастны, ибо (…) голод ваш больше вашей же утробы![2075]
Говори (…), чтобы (…) услышать и самому; пиши, чтобы самому читать, когда пишешь.[2076]
Самый счастливый – тот, кому не нужно счастье, самый полновластный – тот, кто властвует собою.[2077]
Природа не дает добродетели: достичь ее – это искусство. (…) [Древние] были невинны по неведенью; а это большая разница, не хочет человек грешить или не умеет.[2078]
Безопасного времени нет. В разгаре наслаждений зарождаются причины боли; в мирную пору начинается война.[2079]
Судьба городов, как и судьба людей, вертится колесом.[2080]
Беда не так велика, как гласят о ней слухи.[2081]
Прах всех уравнивает: рождаемся мы неравными, умираем равными. [2082]
Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны.[2083]
Наслажденье – это благо для скотов.[2084]
Наполнять надо душу, а не мошну.[2085]
Много ли радости прожить восемьдесят лет в праздности? (…) Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня считать его мертвым.[2086]
По-твоему, счастливее тот, кого убивают в день [гладиаторских] игр на закате, а не в полдень? Или, ты думаешь, кто-нибудь так по-глупому жаден к жизни, что предпочтет быть зарезанным в раздевалке, а не на арене? Не с таким уж большим разрывом обгоняем мы друг друга; смерть никого не минует, убийца спешит вслед за убитым.[2087]
Каждый в отдельности вмещает все пороки толпы, потому что толпа наделяет ими каждого.[2088]
Несчастного Александра гнала и посылала в неведомые земли безумная страсть к опустошению. (…) Он идет дальше океана, дальше солнца. (…) Он не то что хочет идти, но не может стоять, как брошенные в пропасть тяжести, для которых конец паденья – на дне.[2089]
Не думай, будто кто-нибудь стал счастливым через чужое несчастье. [2090]