многие ветви, обегает уклонения, ведущие туда и сюда, и тем, что делает, почти выговаривает следующее умозаключение: или сюда поворотил зверь, или сюда, или в эту сторону. Но как не пошел он ни туда, ни сюда, то остается бежать ему в эту сторону. И таким образом через отрицание ложного находит истинное. Более ли этого делают те, которые, чинно сидя над доскою и пиша на пыли, из трех предложений отрицают два и в остальном находят истину?[3363]
Всего (…) труднее познать самого себя. Не только глаз, рассматривающий внешнее, не может быть употреблен к рассмотрению самого себя, но и самый ум наш, проницательно усматривающий чужую погрешность, медлителен в познании собственных своих недостатков. [3364]
Надо учиться не стыдясь, учить не скупясь.[3365]
Всякий повод для лени есть повод для греха.[3366]
Добытое трудом с радостью и принимается и сохраняется, а что получено без труда, то быстро исчезает.
Не говори мне: «У меня знаменитые прадеды и отцы»– верный закон каждому повелевает своею жизнью хвалиться.
Доброе деяние никогда не пропадает втуне. Тот, кто сеет учтивость, пожинает дружбу; тот, кто насаждает доброту, собирает урожай любви; благодать, излившаяся на благодарную душу, никогда не бывала бесплодной, и благодарность обыкновенно приносит вознаграждение.
Хлеб, который ты хранишь в своих закромах, принадлежит голодному; плащ, лежащий в твоем сундуке, принадлежит нагому; золото, что зарыл ты в земле, принадлежит бедняку.
Целомудрие в старости – не целомудрие, но немощь бессилия: мертвец не венчается.
Ради кого хочешь жить, ради тех и погибнуть не бойся.
Не слова вызывают боль, но нас оскорбившая наглость и надменность.
Трем лицам пакостит клеветник: оклеветанному, слушающему и самому себе.
Насильное обучение не может быть твердым, но то, что с радостью и весельем входит, крепко западает в души внимающим.
Когда веселится сердце, расцветает лицо.
Глупые богаты скорее сном, чем богатством.
Сверх меры подобает спать мертвым, а не живым.
Злой не видит, что является злом.
Опечалил ли кто тебя – не печалься, ибо ему уподобишься. Ведь никто не исцеляет злом зла, но добром зло.
Григорий Богослов (Григорий Назианзин)
[О недостойных пастырях – своих современниках:] С неумытыми, как говорится, руками, с нечистыми душами берутся за святейшее дело, и прежде, нежели сделались достойными приступить к священству, врываются в святилище, теснятся и толкаются вокруг Святой Трапезы, как бы почитая сей сан не образцом добродетели, а средством к пропитанию, не служением, подлежащим ответственности, но начальством, не дающим отчета.[3367]
Все, что делается недобровольно, кроме того, что оно насильственно и не похвально, еще и не прочно.[3368]
Мы храбры против самих себя и искусны ко вреду своего здравия. [3369]
Одни привыкли пренебрегать вразумлениями, сделанными наедине, но приходят в чувство, если укорять их при многих; другие же при гласности обличений теряют стыд, но их смиряет тайный выговор.[3370]
Для ходящего по высоко натянутому канату не безопасно уклоняться в стороны, и малое, по-видимому, уклонение влечет за собою большее, безопасность же его зависит от равновесия.[3371]
Все мы благочестивы единственно потому, что осуждаем нечестие других.[3372]
Простота неосторожна; человеколюбие не без слабостей; и кто далек от зла, тот всего менее подозревает зло.[3373]
Мы ловим грехи друг друга не для тою, чтобы оплакивать их, но чтобы пересудить, не для того, чтобы уврачевать, но чтобы еще уязвить, и раны ближнего иметь оправданием собственных своих недостатков.[3374]
Истинно богомудрые и боголюбивые (…) любят общение с добром ради самого добра, не ради почестей, уготованных за гробом. Ибо это уже вторая степень похвальной жизни – делать что-либо из награды воздаяния; и третья – избегать зла по страху наказания.[3375]
Тайна спасения – для желающих, а не для насильствуемых.[3376]
Все мы бедны и имеем нужду в благодати Божией, хотя и кажется один превосходнее другого, когда измеряем людей малыми мерами.[3377]
Если бы кто у нас спросил: что мы чувствуем и чему поклоняемся? – Ответ готов: мы чтим любовь. (…)
