человека вроде Гая Мария. Я буду хорошо к нему относиться, он полюбит меня и никогда не пожалеет о расходах.
— Кто бы мог подумать… — покачал головой Цезарь.
— Чему ты удивляешься, папочка? Мне скоро восемнадцать! И могу тебе признаться: я очень боялась этого момента. Не самого замужества, конечно. Я очень беспокоилась о том, какой человек достанется мне в мужья. Когда вчера вечером я увидела Гая Мария, я… я тут же подумала: хорошо бы ты нашел мне мужа, подобного ему. — Юлия покраснела. — Он не такой, как ты, папочка. Но он… похож на тебя. Мне кажется, он умен, ласков и честен.
Гай Юлий Цезарь посмотрел на жену.
— Разве не редкость — открыть, что тебе нравится твой собственный ребенок? Любить свое дитя — это естественно. Но испытывать к нему самую настоящую симпатию? Это еще большее счастье!
Две встречи с женщинами за один день — такого испытания Гай Марий опасался гораздо больше, нежели столкновения с неприятельской армией, десятикратно превышающей по численности его собственную. Первая встреча должна была состояться с предполагаемой невестой и ее матерью, вторая — с законной супругой.
Благоразумие и предусмотрительность заставили его искать встречи с Юлией до разговора с Гранией, чтобы знать, как вести себя во время последнего выяснения отношений с незадачливой женой. Поэтому уже к восьми часам утра он постучался в дом Гая Юлия Цезаря. Одетый в обычную тогу с пурпурной каймой, он явился с чеком на миллион серебряных денариев. Если бы ему пришлось доставить деньги наличными, потребовался бы внушительный эскорт в сто шестьдесят человек, поскольку миллион денариев весил около десяти тысяч фунтов — или сто шестьдесят талантов. Больше таланта одному носильщику не поднять.
В кабинете Гая Юлия — таблинии — Гай Марий протянул хозяину маленький, свернутый в трубочку сверток пергамента:
— Я сделал все, как требовалось.
Цезарь развернул свиток и пробежал глазами несколько строк.
— Я договорился с банкирами о переводе на твое имя двухсот талантов серебра. Мало кто сумеет докопаться, что деньги переведены лично мною, — банкиры умеют хранить тайны.
— Выглядит так, будто я взял взятку. Если бы я не считался слишком незначительным сенатором, кто-нибудь из банка мог бы сообщить об этом городскому претору.
— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь получал столь крупный куш даже за поддержку будущего консула, — улыбнулся Гай Марий.
Цезарь взял Мария за руку:
— Боги, я просил тебя о земле! Скажи, я не разорил тебя?
— Вовсе нет, — Марий попытался освободить руку из судорожно сжатых пальцев Цезаря, но безуспешно. — Если земля стоит столько, сколько ты говорил, то останется еще сорок талантов на приданое для твоей младшей.
— Не знаю, как тебя благодарить. — Цезарь отпустил наконец руку Гая Мария. Он выглядел смущенным. — Я повторял себе, что не продаю свою дочь… не продаю! Но временами мне все-таки кажется, что… Поверь мне, Гай Марий: продать дочь я не смог бы. Я верю, что ее будущее и будущее ваших детей станут мне оправданием, а вам обоим — утешением. Надеюсь, ты сможешь оценить ее по достоинству. Она стоит того.
Голос Цезаря дрогнул. О какой еще сумме может идти теперь речь! Как ему осмелиться и намекнуть о приданом для самой Юлии? Цезарь встал из-за стола, сжимая в руке пергамент. Свиток он сунул в складки тоги, которая свободно ниспадала с правого плеча, образуя подобие кармана.
— Я не успокоюсь, пока не отнесу это в банк… — Он оборвал сам себя, а затем перевел разговор на другую тему. — Юлии исполнится восемнадцать в начале мая, однако я не хотел бы откладывать свадьбу до середины июня. Так что, если ты согласишься, свадебную церемонию можно будет организовать уже в апреле.
— Так и сделаем.
— Да, думаю, это лучше всего. — Цезарь продолжал разговор исключительно для того, чтобы заглушить тоску, которая начала расти в его душе. — Очень неудобно, когда день рождения девушки приходится как раз на то время года, когда выходить замуж считается дурной приметой. Хотя не понимаю, почему период с поздней весны до середины июня называют несчастливым… — Цезарь наконец немного пришел в себя. — Жди здесь, Гай Марий. Сейчас я пришлю к тебе Юлию.
Настал черед Гая Мария волноваться. Встав в углу уютной комнаты, он ждал. Лишь бы не оттолкнула, лишь бы не выказала отвращения! Ничто в поведении Цезаря не указывало на возможное сопротивление Юлии, однако Марий знал: есть вещи, о которых продавец никогда не проболтается покупателю. Он и сам удивлялся тому, что жаждет взаимности. Хотя — как можно ждать взаимности от той, чьих кровей, красоты и юности он, конечно, не стоит? Сколько слез пролила она в подушки, узнав о предстоящем замужестве? Ведь она уже наверняка представляла себе молодого аристократа… Разве стареющий землевладелец из глубинки — подходящий муж для Юлии?
Дверь, ведущая из внутреннего дворика, широко распахнулась, солнце хлынуло в таблиний. Юлия стояла прямо в центре светящегося прямоугольника… и улыбалась.
— Гай Марий! — Радость вспыхнула в ее глазах.
— Юлия…
Он подошел, чтобы приветствовать ее, и протянул руку, но, когда ее ладошка легла ему на ладонь, замер, будто не зная, что делать с ней — и что вообще делать дальше.
— Твой отец уже рассказал тебе, Юлия?
— Да! — Улыбка не сходила с ее лица. Ни жеманства, ни притворного смущения.
— Ты не возражаешь? — поразился он.
— Я рада! — Чтобы уверить его окончательно, она слегка сжала его пальцы. — Гай Марий, Гай Марий, не смотри на меня так испуганно. Я действительно счастлива!
Он освободил левую руку из-под складок тоги и накрыл ее руки, любуясь правильными овалами ногтей и нежным цветом ее пальцев.
— Но ведь я старик!
— В таком случае я полюбила старика, потому что ты мне очень нравишься.
— Я? Тебе?
Она сверкнула глазами:
— Конечно! Иначе я бы не согласилась. Мой отец не тиран. Все, на что ты мог рассчитывать, это что я сама захочу выйти за тебя замуж. Отец не стал бы принуждать меня.
— А ты уверена, что сама себя не принуждаешь?
— В этом нет необходимости.
— Наверняка имеется какой-нибудь молодой человек, который тебе по душе…
— Ни одного! Молодые люди слишком похожи на моих братьев.
— Но… но… — Марий напряженно искал возражений, которые могли бы подействовать. — Мои брови!
— Они великолепны!
Он вдруг покраснел, теряя остатки самообладания. В конце концов Марий понял, что Юлия, несмотря на свою выдержку, все еще ребенок — она не понимает его сомнений.
— Твой отец сказал, что мы можем пожениться в апреле, перед твоим днем рождения. Ты согласна?
— Не возражаю. Но мне бы хотелось перенести день нашей свадьбы на март — если вы оба согласитесь. На день празднеств в честь Анны Перенны.
Праздник, выпадающий на первое полнолуние марта, был связан с луной, со старым Новым годом. Сам день относился к числу счастливых, но следующий за ним сулил беды.
— Ты не боишься злых духов, которые будут править первым днем твоего замужества?
— Нет. Наша свадьба будет нести только добрые предзнаменования. — Взяв Мария под руку, Юлия лукаво взглянула на него. — Нас оставили ненадолго. Давай проясним еще один маленький вопрос, пока
