Но Марий пришел прежде, чем город мог пасть, и не оставил Югурте иного выхода, как сражаться. Наконец-то солдаты Мария получили возможность поставить в тупик своих римских критиков. Ликующий Марий написал впоследствии в Сенат, что его войска из бедняков вели себя великолепно. Отсутствие недвижимости в Риме ничуть не повредило их боевому духу. Фактически армия Мария разгромила Югурту, так что тот сам вынужден был бросить щит и копье и бежать, пока его не схватили.
Едва только прослышав об этом, царь Бокх направил к Марию посольство, умоляя того дозволить ему снова стать клиентом Рима. Но Марий ничего не ответил. А Бокх все продолжал слать послов. Наконец Марий согласился принять депутацию, которая тотчас по возвращении доложила царю: мол, Марий ни на каком уровне не желает иметь с ним никакого дела. Бокх остался грызть ногти и терзаться — зачем он только поддался на уговоры Югурты!..
Марий постепенно, милю за милей, забирал у Югурты нумидийскую территорию, заселенную оседлыми племенами. Отрезая Югурту от богатых речных долин и побережья, он добивался того, чтобы царю негде стало набирать войска и пополнять запасы. Кроме того, Марий стремился не дать противнику получать дополнительные источники дохода. Только среди гетулов и гарамантов, берберских племен, кочевавших во внутренней Нумидии, мог Югурта теперь найти поддержку и спасти свои сокровища от алчных римлян.
В июне Юлилла родила семимесячную болезненную девочку, а в конце квинктилия ее сестра Юлия произвела на свет крупного, здорового, хорошо выношенного мальчика — братика младшему Марию. Но так получилось, что несчастный ребенок Юлиллы выжил, а сильный сынишка Юлии умер, когда в секстилии, на исходе лета, зловонные испарения протянули свои щупальца по холмам Рима и разразилась эпидемия брюшного тифа.
— Я думаю, девочка в полном порядке, — сказал Сулла жене. — Но прежде чем я отправлюсь в Африку, ты должна снова забеременеть и на этот раз родить мальчика.
Юлиллу очень огорчало, что она родила Сулле эту жалкую дочь — вечно скулящую, постоянно срыгивающую. Она с энтузиазмом приступила к выполнению поставленной задачи. Странно, но Юлилла перенесла свою первую беременность и рождение ребенка намного легче, чем ее сестра Юлия, хотя сама была нездорова и постоянно раздражалась. А Юлия, куда более устойчивая — и физически, и эмоционально, — вторую беременность перенесла очень тяжело.
— По крайней мере, у нас есть девочка, чтобы вовремя отдать ее замуж за нужного человека, — сказала Юлилла Юлии осенью. К этому времени Юлилла уже знала, что опять беременна. — Надеюсь, на этот раз будет мальчик. — У нее был насморк, она чихнула, стала искать носовой платок.
Еще не оправившаяся от своего горя, Юлия вдруг осознала, что теперь испытывает куда меньше симпатии к младшей сестре. Юлия поняла наконец, почему их мать Марсия мрачно говорила, что Юлилла немного тронутая. «Забавно, — подумала она, — можно вырасти рядом с кем-то и так никогда и не понять, что происходит с этим человеком…»
Юлилла быстро взрослела — не физически и даже не умственно; скорее, взрослела ее душа, и этот процесс оказался разрушительным. Голодовка в некотором смысле подточила ее. Вряд ли Юлилла теперь способна быть просто счастливой. А может быть, эта сегодняшняя Юлилла всегда скрывалась под смешками и глупостями, таилась за обворожительными девичьими проказами, которые так очаровывали остальных членов семьи.
«Хочется верить, что эту перемену все-таки вызвала болезнь, — печально подумала Юлия. — Всегда хочется найти какую-то внешнюю причину, иначе придется признать, что изъян имелся в ней от рождения…»
Единственным достоинством Юлиллы будет только ее красота — эта волшебная медово-янтарная кожа, грациозные движения, безукоризненные черты лица. Но сейчас под ее огромными глазами появились темные круги, по обеим сторонам носа пролегли глубокие морщины, углы рта опустились. Да, Юлилла выглядела утомленной, недовольной, беспокойной. В ее голосе зазвучали жалобные нотки, она научилась тяжело вздыхать — пусть несознательно, но это сильно раздражало. Как и ее привычка сопеть.
— У тебя есть вино? — вдруг спросила она сестру.
Юлия удивленно посмотрела на Юлиллу. Она была неприятно поражена и в то же время недовольна собой, своей реакцией. Что за старомодное отношение к жизни! В конце концов, теперь многие женщины пьют вино, и это больше не считается признаком морального падения. Так продолжали думать только в тех кругах, которые сама Юлия находила невыносимыми и лицемерными. И все же… когда твоя младшая сестра, которой едва минуло двадцать, юная женщина, выросшая в доме Гая Юлия Цезаря, с самого утра просит у тебя вина — только вина, еще до трапезы, без присутствия мужчины, — да, это впечатляет!
— Конечно, у меня есть вино, — мягко отозвалась Юлия.
— Я бы выпила немного, — сказала Юлилла. Ей не хотелось просить. Так неприятно обнажать свою душу перед старшей, более сильной и более удачливой сестрой, заранее зная, что та не одобрит.
В эти дни Юлилла не могла выносить свою семью. Родные не интересовали ее, надоедали. Особенно ее раздражала всеми обожаемая Юлия, жена консула, быстро ставшая одной из самых уважаемых молодых матрон Рима. Юлия никогда не поступит неправильно. Довольная своей судьбой, добродетельная Юлия любит своего вечно отсутствующего Гая Мария. Образцовая жена, образцовая мать. Боги! Как скучно.
— Ты обычно пьешь вино по утрам? — спросила Юлия как можно спокойнее.
Пожатие плеч, взмах руками, горящий взгляд — о, стрела попала в цель! Но Юлилла отказывалась принимать выпад всерьез:
— Ну, Сулла пьет, и ему нравится иметь компанию.
— «Сулла»? Ты зовешь его вот так запросто, по когномену — прозвищу?
Юлилла рассмеялась:
— Ох, Юлия, ты невозможно старомодна! Конечно, я зову его по прозвищу! Знаешь, ведь мы с ним живем не в Сенате! Сейчас все люди из нашего круга зовут друг друга по прозвищам. Это — шик. Кроме того, Сулле это нравится. Он говорит, что «Луций Корнелий» заставляет его чувствовать себя так, словно ему тысяча лет!
— Тогда я действительно старомодна, — сказала Юлия, стараясь не быть слишком серьезной. Вдруг улыбка осветила ее лицо. Наверное, сейчас так ложился в помещении свет, но Юлия определенно выглядела моложе своей младшей сестры. И красивее. — Но у меня есть оправдание! У Гая Мария нет прозвища!
Принесли вино. Юлилла налила себе прямо в бокал, не обратив внимания на алебастровый графин с водой.
— Я часто думала об этом, — проговорила она и стала жадно пить. — После того как он побьет Югурту, он непременно найдет для себя какое-нибудь выразительное прозвище. «Нумидийский»! Это следовало бы сохранить для Гая Мария!
— Метелл Нумидийский, — произнесла Юлия, педантично относящаяся к фактам, — получил право на триумф, Юлилла. Он уничтожил достаточно много нумидийцев и добыл достаточно много трофеев. И если он захотел назвать себя «Нумидийским» и Сенат дозволил ему это, то так тому и быть. Кроме того, Гай Марий всегда говорит, что простого латинского имени его отца ему вполне достаточно. Есть только один Гай Марий, а Цецилиев Метеллов десятки. Подожди, и увидишь: мой муж будет Первым Человеком в Риме, и только благодаря своим исключительным способностям.
Юлия, произносящая панегирик Гаю Марию, — отвратительно! Чувства Юлиллы к зятю представляли собой смесь естественной благодарности за его щедрость и презрения, приобретенного ею от ее новых друзей. Все они относились к нему свысока, считали выскочкой и, как следствие, презирали его жену.
Юлилла снова налила себе вина и сменила тему.
— Вино неплохое, сестричка. Должна сказать, у Мария достаточно денег, чтобы баловать себя. — Она снова осушила бокал, но уже не так жадно, как первый. — Ты влюблена в Мария? — спросила она, вдруг поняв, что и в самом деле до сих пор не знает этого.
Ого, румянец! Недовольная тем, что выдала себя, Юлия, как бы обороняясь, ответила:
— Конечно, я люблю его! И очень без него скучаю. Ведь в этом нет ничего дурного — даже для тех, кто вращается в твоих кругах. Разве ты не любишь Луция Корнелия?
— Да! — ответила Юлилла, теперь защищаясь сама. — Но я не скучаю по нему, когда его нет,
