последнюю роль в сотрудничестве литераторов па газетной полосе. Не случайно и Чехов пишет Суворину из Москвы 18 декабря 1893 г.: «На днях я был у Сытина и знакомился с его делом. Интересно в высшей степени. Это настоящее народное дело. Пожалуй, это единственная в России издательская фирма, где русским духом пахнет и мужика-покупателя не толкают в шею» (XII, 39). «Мужика-покупателя не толкают мимо» это выражение постоянного интереса Чехова к новой прослойке читающей луб лики.
Запросы среды хорошо чувствовал и Короленко. В письме М. Горькому от 12 мая 1895 г., откликаясь па максималистские требовании писателя к газете, литературе, он писал: «Вы что-то унываете и оскорбляете самарского обывателя в Ваших письмах огулом. Бросьте, Алексей Максимович. Всюду люди, всюду большинство такое же, как в Самаре... А главное оно есть такое, как есть, надо его таким брать и самому делать свое дело в этой среде... Нельзя противопоставлять газету остальному миру...» (Короленко В. Г. Соч., т. 10, с. 229-230).
Придя в газету, литератор прежде всего сталкивался с проблемой формы произведения, его объема. Требования, диктуемые типом издания, не могли им игнорироваться.
Во второй половине XIX в. существовали и другие дополнительные причины, которые подталкивали к выработке новых форм художественной прозы.
Трудности с печатанием в периодических органах произведений больших форм возникали неоднократно. Вспомним, что еще в 60 - 70-е годы в подцензурном журнале «Дело» цензоры требовали представления романов и повестей целиком, а не только тех частей, которые непосредственно предназначались в номер. С аналогичными требованиями сталкивались и редакции «Русской мысли» в 80-е годы и «Русского богатства» - в 90 е. В частности, Короленко встретился с подобным требованием, когда готовил к печати рассказы «Прохор и студенты», «Художник Алымов» (см. его письма И. С. Ивановской от 12 января и 24 января 1897 г. и В. А. Гольпеву от 11 марта 1894 г.). Это обстоятельство в условиях срочной работы, материальной необеспеченности заставляло разрабатывать произведения малых форм, законченных в своих отдельных частях, которые можно прерывать печатанием, хотя для развития литературы в целом это не могло быть решающим обстоятельством. Но и игнорироваться оно не могло. Такое положение (при растущем предложении со стороны газет) увеличивало возможности коротких публикаций.
Еще больше трудностей возникало при публикации романов (вообще материалов больших форм) в газетах. Об этом красноречиво говорит, например, отзыв цензуры на публикацию в 1873 г. романа Бело «Огненная женщина» в газете «Новости» (в данном случае мы сознательно уклоняемся от оценки содержания произведения).
Газета «Новости» в 70-е годы относилась к массовым, дешевым изданиям, надзор за которыми, как изданиями популярными среди простонародья, был особенно жестким. 23 мая 1873 г. Главное управление по делам печати предписывало Петербургскому цензурному комитету относиться к подобным публикациям с - продолжением «с особой строгостью, так как при таком способе печатания рассказов и романов то, что могло бы быть опровергнуто или разъяснено в дальнейшем движении романа, остается для читателя не опровергнутым и тем может способствовать распространению вредных мыслей...» (Центральный Государственный исторический архив СССР (в дальнейшем ЦГИА). Дело по изданию газеты «Новости», 1871, ф. 777, oп. 2, ед. хр. 35, л. 147.).
Такие условия заставляли писателей искать новые формы газетной беллетристики (Впрочем, это касалось не только беллетристики, но и критики. Скажем, вместо литературно-критической статьи, литературного обзора в газете появлялась статья-отчет, где пересказ, перепечатка лучших мест разбираемого произведения становились чуть ли не главным признаком жанра. Вместо фельетона появился маленький фельетон и т. д.).
Если цензура испытывала трудности, наблюдая за романами с продолжениями, то и у литераторов возникали свои трудности в связи с необходимостью печатать произведения частями. В ежемесячном журнале все-таки условия сохранялись более благоприятные для публикации повестей и романов, чем в газете или еженедельнике. Лесков, Чехов и другие писатели стали преодолевать эти трудности, создавая газетный тип беллетристики, рассказ-новеллу, способствуя постепенно его внедрению и в толстом журнале. Чехов считал, что «написать недурной рассказ с содержанием и дать читателю 10 12 интересных минут - это, как говорит Гиляровский, не баран начихал» (XI, 542).
Анализ писем русских беллетристов конца XIX в. показывает их исключительную чуткость к условиям публикации произведений: отдельное книжное издание, журнал или газета.
Лесков в статье «Большие брани» четко проводит разницу между газетой и журналом, чувствует специфику газетной публикации: «Газеты, посвященные разработке вопросов дня, не могут, да и не обязаны отдавать большого места явлениям литературным... Газета, по всем условиям ее издания, не может так внимательно заниматься критикою, как может делать это ежемесячный журнал... Газета различествует от журнала не одним сроком выходов и формою издания: у нее есть свои задачи, между которыми литературная критика занимает не первое место... Здесь закон разделения труда» (Лесков Н. С. Соч., т. 10, с. 55, 56, 58.).
Исходя из этого Лесков и строил свою работу в газете: человек, близко стоящий к литературно- критической работе, в газете предпочитает выступать как рассказчик, фельетонист, корреспондент, но не критик или романист. Тип диктует в известной мере жанр. Специфика издания учитывалась даже в заглавиях. Рассказ Лескова «Очарованный странник» в первоначальном варианте для журнала «Русский вестник» назывался «Черноземный Телемак». В газете же «Русский мир», где он был напечатан, рассказ получил более понятное для массового читателя заглавие «Очарованный странник, его жизнь, опыты, мнения и приключения».
Не менее чуток был к типу издания и Чехов. «Я Вам не дам этого рассказа, - писал он Суворину 18 августа 1893 г.,- потому, что решил не давать в газеты рассказов с «продолжением следует». Газетная беллетристика не должна повторять того, что давали и дают журналы: для нее практика выработала особую форму, ту самую, которую Мережковский... называет новеллой» (Русские писатели о литературе, т. 2, с. 474.).
Решил он это еще в 80-е годы. «Сотрудничеству в толстых журналах нельзя отказать только в одном удобстве: длинная вещь не дробится и печатается целиком. Когда я напишу большую вещь, пошлю в толстый журнал, а маленькие буду печатать там, куда занесут ветер и моя свобода»,- так он писал Я. П. Полонскому в январе 1888 г. И действительно, все большие повести 80-х годов он отдал в журнал («Степь», «Скучная история» и др.), а не в газету.
«Какое количество строк потребно для «Петербургской газеты?» - спрашивает Чехов в одном из писем 1885 г.
«Спроси Суворина или Буренина: возьмут ли они напечатать вещь в 1.500 строк? - наказывает он брату в другом письме.- Если да, то я пришлю, хотя и сам лично против печатания в газетах длинных канителей с продолжением шлейфа в следующем №» (XI, 160).
Подчас исполняя работу для газеты, Чехов видел невозможность ее печатания в ежедневном издании, если объем превышал газетную норму - печатный лист.
«...Я писал рассказ в полной уверенности, что пишу его для «Рус[ских] ведомостей]», но рассказ растянулся больше чем на лист, и пришлось отправить его в другое место» (XII, 387). Так случилось и с рассказом «Александрит» Лескова (Лесков в письме И. С. Аксакову сообщал 10 ноября 1884 г. «Поспеваем лишь подавать то, что вприспешню требуется; но трафится штучка, которую облюбуешь и для своего удовольствия сделаешь по-иному. То случилось и ныне. Стал я заготовлять к Р(ождеству) Х(ристову) фантастический рассказец и увлекся им и стал его отделывать, а потом, как отделал, стало мне его жаль метнуть туда, куда думалось...») .
В. Г. Короленко понимал необходимость писать для газеты коротко. Иногда это приводило к творческой неудовлетворенности, но все же законы газетного жанра им соблюдались.
«Я долго не решался на переделку, - писал он с «Слепом музыканте», - но, с другой стороны, - совесть мучила меня при всяком новом издании. Дело в том, что «Слепой музыкант» первоначально писался в фельетонах «Русских ведомостей». Я совсем не могу так работать, и на второй части повести, по моему мнению, это отразилось особенно сильно. Многое, что нужно было сказать образами,- было сказано формулами» (Короленко В. Г. Соч., т. 10, с. 276.). Из этого письма видно, что необходимость писать кратко в
