— Стоит ли куда-то рваться, малыш, — подхватил мистер Филлипс. — Я попробую поговорить со стариком Томпсоном: думаю, он подыщет тебе местечко на фабрике.
— Это же твоя родина, Бретт, ты здесь вырос, — наседала тетя Хейси. — Чем плох Каспертон?
— У нас в Каспертоне есть все, что угодно, — охотно поддержал ее мистер Филлипс. — И чего вам, молодежи, неймется?
Тетя Хейси многозначительно вздохнула:
— Всему виной Красотка Ли… Если бы не эта девчонка…
Лязгнули вагоны. Бретт чмокнул тетю Хейси в сухую щеку, пожал руку мистеру Филлипсу и вспрыгнул на подножку. Пройдя в купе, он забросил чемодан на багажную полку и высунулся в открытое окно помахать на прощание старикам.
Летнее утро было безоблачным и жарким. Бретт сонно смотрел в окно на убегающие картины сельской жизни: пшеничные поля, пасущихся коров и вдали, почти у самого горизонта, пологие голубые холмы. Наконец-то он увидит иное: большие города, большие горы, большой океан. До сих пор он знал обо всем, что находилось вне пределов Каспертона, лишь по рассказам или по книгам, журналам, кино. Пока он валил лес и доил коров на ферме, все это было слишком далеко от него. Но теперь-то он все увидит собственными глазами.
Красотка Ли даже не пришла его проводить — наверное, злится за вчерашнее. Вечером накануне его отъезда она сидела на высоком табурете за стойкой бара, пила кока-колу и с упоением смаковала журнал с неправдоподобно прекрасным ликом кинозвезды на обложке (на улицах такие лица Бретту как-то не попадались). Он сел рядом и тоже заказал кока-колу.
— Почему бы тебе хоть раз в жизни не почитать что-нибудь настоящее вместо этой белиберды?
— А что, по-твоему, настоящее? Какая-нибудь скучища? И не смей называть это белибердой!..
Бретт нехотя взял журнал и полистал его.
— Послушай, ты сама-то веришь во всех этих людей, которые устраивают тысячедолларовые званые ужины, и колесят по всему свету, и от скуки совершают самоубийства, и разводятся?.. Все равно что читать о марсианах.
— А мне нравится. Не вижу в этом ничего плохого!
— От таких журнальчиков у человека ум за разум заходит; так и тянет либо сделать сумасшедшую прическу, либо вырядиться в идиотское платье.
Красотка Ли от обиды сломала соломинку и вскочила:
— Приятно слышать, что ты считаешь мои платья идиотскими…
— Да я не о тебе, я вообще… Господи, ну почему ты все принимаешь на свой счет! Попытайся хотя бы понять, о чем я говорю. Ну, посмотри: человек вроде бы жарит бифштекс, так? И что же? Как одет — будто на именины собрался! На переднике ни пятнышка, а на сковородке, между прочим, ни капли масла. А сынок-то, сынок — весь в отца, только что без седины на висках. Ты вообще когда- нибудь видала такого — виски седые, а лицо как у юнца? Дочка — вылитая старлетка; мать на вид ничуть не старше, зато в волосах седая прядь — под пару мужу. Все деревья в полном цвету, и ни одного сухого сучка; газон — словно биллиардный стол, а на дорожке — ни камушка, ни листочка, ни веточки… Дом на заднем плане — настоящий дворец. А сосед, который гладит через ограду? Он же точь-в-точь как первый, будто они близнецы, и он делает вид, что сгребает листья, это в совершенно новеньком-то костюмчике!..
Красотка Ли вырвала журнал из его рук.
— Ты просто ненавидишь все, что лучше, чем этот паршивый городишко!
— Да кто тебе сказал, что лучше? Мне это ничуть не нравится. Вот ты мне нравишься — ты не всегда прилизана, волосок к волоску, и у тебя заплатка на рукаве, и ты говоришь как человек, и от тебя пахнет как от человека…
— О!.. — оскорбленно вскричала Красотка Ли и выскочила из бара.
Бретт поерзал на жестком и пыльном плюшевом сиденье и стал разглядывать соседей по вагону. Их было немного: старик читал газету, поклевывая время от времени носом; шушукались две пожилые дамы; женщина лет сорока устало пилила довольно противного на вид мальчугана. Все они нисколько не походили на журнальных и киношных героев, и Бретту никак не удавалось вообразить их на месте людей, о которых любила читать Красотка Ли: представить только — эти пожилые дамы коварно подсыпают яд в высокий бокал, а старик мановением руки отправляет в небо самолеты бомбить мирные города…
Поезд замедлил ход, постоял на полустанке и снова неспешно тронулся. Почти все пассажиры дремали. Бретт свернул пиджак, улегся на сиденье, поджав ноги и положив пиджак под голову, и тоже задремал.
Когда он проснулся, поезд стоял посреди поля, а кроме самого Бретта в вагоне никого не было. Вокруг — ни платформы, ни станции. Может, что- нибудь случилось с локомотивом? Бретт прошел в начало вагона, спустился на железную ступеньку и посмотрел вперёд: один, вагон, другой, третий… локомотива не было; с другой стороны тоже три вагона — и все. Он обошел все вагоны и никого не обнаружил. Бретт схватил чемодан и пиджак, сошел с поезда и остановился в нерешительности. Рельсы уходили по иссохшей земле до самого горизонта туда, откуда он прибыл. Но в сотне футов от первого вагона железная дорога обрывалась. Солнце висело низко, закат был зеленовато-желтым, тусклым. Неужели он спал так долго? На востоке что-то темнело — большое бесформенное пятно. Назад идти не хотелось, и Бретт зашагал в направлении пятна, раздвигая ногами сухо шелестящие стебли высотой до колена. Он брел так до темноты, а потом устроился на ночлег прямо посреди поля на жесткой и пыльной земле.
Он лежал на спине, глядя на розовые предрассветные облака. Слабый ветерок шевелил сухие колосья. Присмотревшись, Бретт решил, что перед ним какое-то неизвестное растение. Он встал и огляделся по сторонам — все вокруг было выжжено солнцем, плоско и голо. Прилетела саранча и, уцепившись за его штанину, поползла по ноге вверх. Он подержал насекомое в руке, наблюдая, как оно бесцельно перебирает суставчатыми ножками, подбросил в воздух и проводил взглядом. Темное пятно на востоке как будто приняло более определенные очертания — стало похоже на стену. Город? Он шел, поднимая легкие облачка пыли, думая о рельсах, бегущих через поле и внезапно обрывающихся. А пассажиры — куда же они подевались? Он вспомнил Каспертон, тетю Хейси, мистера Филлипса: они казались такими далекими, почти нереальными. Вот солнце, такое жаркое, несмотря на ранний час, — это было реальностью. Солнце, пыльная равнина, ломкая трава. И еще чемодан, который с каждым шагом становился все тяжелее. Впереди он заметил что-то маленькое, белое, торчащее из-под земли, как шляпка гриба. С удовольствием избавившись на время от чемодана, Бретт опустился на колено и через некоторое время извлек из твердой почвы белую фарфоровую чашку с отбитой ручкой. Он стер пальцем приставшую глину, обнажив гладкую поверхность, и посмотрел на донышко — клейма не было. Откуда здесь эта чашка? Как она очутилась в пустыне так далеко от жилья? Он бросил чашку, с тяжелым вздохом взял чемодан и зашагал дальше. Теперь он стал внимательнее смотреть под йоги и вскоре наткнулся на ботинок — изношенный, но из хорошей кожи, 42 размера. Он подумал о многих других одиноких ботинках, постоянно и загадочно возникающих на обочине дорог и в лесу. Вскоре он споткнулся о передний бампер старомодного
