врага. Во-вторых, поскольку вы не верите, что какая-либо другая народность в Италии, кроме римлян, готова к войне. Даже среди тех, кто активно меня поддерживает, есть такие, которые не верят. И в самом деле: где у этих италиков оружие и доспехи, где припасы и солдаты? Есть! — отвечаю я. Все это в полной готовности ожидает своего часа. Италия готова к войне. И если мы не предоставим италикам гражданских прав, они уничтожат нас! — Друз на мгновение умолк, затем, протянув руки к своим слушателям, продолжал: — О отцы Сената! Неужели вы не сознаете, что война между Римом и Италией станет гражданской войной, раздором между братьями на земле, которую и мы, и они зовем своей? Как мы будем оправдываться перед внуками за уничтожение богатства, которое должно было остаться им в наследство? В гражданской войне не бывает ни победителей, ни трофеев, ни пленников, обращенных в рабство. Подумайте о том, к чему я вас призываю, подумайте с ясностью и беспристрастностью. Тут не место эмоциям, предрассудкам, легкомыслию. Все, чего я хочу, — это спасти мой любимый Рим от ужасов гражданской войны!
На сей раз Сенат слушал внимательно, и в душе Друза зародилась надежда. Даже Филипп, сидевший со злобным выражением на лице, бормоча что-то время от времени себе под нос, не перебивал, как и громогласный и язвительный Цепион (что было еще важнее). Если только, конечно, это была не новая тактическая уловка, выдуманная ими за время шестидневного перерыва. Может статься, Цепиону просто не хотелось, подобно Филиппу, ходить с расквашенным носом.
Вслед за Друзом выступили принцепс Сената Скавр, Красс Оратор, Антоний Оратор и Сцевола — все в его поддержку. И Сенат выслушал их. Однако когда поднялся Гай Марий, спокойствие собрания нарушилось — в тот самый момент, когда Друз уже считал, что дело выиграно. Позже он пришел к выводу, что именно так все и планировали Филипп и Цепион.
— Довольно! — крикнул Филипп, вскакивая со своего курульного кресла. — С меня довольно! Кто ты такой, Марк Ливий Друз, чем тебе удалось подкупить умы столь великих и принципиальных мужей, как наш принцепс Сената? То, что италик Марий на твоей стороне, само собой разумеется. Но — глава Сената! О мои уши! Действительно ли я слышал то, что говорили здесь сегодня почтенные консуляры?
— О твой нос! Неужели он не чует, как ты дурно попахиваешь, Филипп? — передразнил его Антоний Оратор.
— Молчи, италийский угодник! — закричал на него Филипп. — Закрой свой гадкий рот и втяни в плечи свою проиталийскую голову!
При этом оскорблении Антоний вскочил на ноги. Но Марий, сидевший по одну руку от него, и Красс Оратор — по другую успели удержать его, чтобы он не бросился на Филиппа.
— Я заставлю вас выслушать меня! — орал младший консул. — Сенатское стадо! Очнитесь! Поймите, что вам пытаются внушить! Война?! Какая может быть война? У италиков нет оружия и нет солдат! Они не способны одолеть и стада баранов — даже таких, как вы!
Секст Цезарь и принцепс Сената Скавр призывали к порядку с тех самых пор, как Филипп нарушил ход слушаний. Теперь наконец первый из них дал знак ликторам, которые на сей раз находились прямо в зале, для пущей предосторожности. Но прежде чем стражники успели подойти к Филиппу, тот сорвал с себя свою тогу с пурпурной каймой и швырнул ею в Скавра:
— Оставь ее себе, Скавр, предатель! Оставьте ее себе, все вы! Я иду в Рим искать другое правительство!
— И я! — подхватил Цепион, покидая свое место на возвышении. — Я соберу на комиции весь народ: и патрициев, и плебс!
В Сенате воцарился хаос. Рядовые сенаторы бесцельно метались, Скавр и Секст Цезарь вновь и вновь взывали к присутствующим, а средние ряды устремились через распахнутые двери прочь, вслед за Филиппом и Цепионом.
В нижней части Форума толпились те, кому хотелось знать, каково будет настроение в Сенате к концу этого заседания. Цепион прошел прямиком к трибуне, крикнув на ходу, чтобы все разделились по трибам. Не давая себе труда соблюсти формальности и не считаясь с тем фактом, что официально Сенат распущен не был и, следовательно, комиций созывать пока было нельзя, он обрушился с обличительной речью на Друза, который стоял рядом с ним.
— Взгляните на этого предателя! — завывал Цепион. — Он собирается дать наше гражданство каждому грязному италику на этом полуострове, каждому вшивому самнитскому пастуху, каждому умственно отсталому пиценскому селянину, каждому вонючему бродяге в Лукании и Бруттии. Идиотизм нашего Сената таков, что он и впрямь собирается разрешить этому предателю настоять на своем! Но я не позволю этого — ни им, ни ему!
Друз обернулся и взглянул на девятерых своих коллег — народных трибунов, которые взошли вместе с ним на трибуну. Что бы те ни думали о предложении своего председателя, самонадеянность патриция Цепиона нравилась им еще меньше. Конечно, Цепион созывал всенародный плебисцит, но делал это до официального роспуска Сената и к тому же самым наглым образом узурпировал территорию, принадлежащую народным трибунам. Даже Миниций был возмущен.
— Я должен положить конец этому фарсу! — произнес Друз сквозь зубы. — Вы со мной?
— С тобой, — откликнулся народный трибун Сауфей, бывший его сторонником.
Друз шагнул вперед, к краю трибуны, и провозгласил:
— Это собрание созвано незаконно, и я запрещаю продолжать его!
— Убирайся с моего собрания, предатель! — выкрикнул Цепион.
Однако Марк Ливий, не обращая на него внимания, продолжал:
— Расходитесь по домам, жители города! Я налагаю вето на это собрание, ибо оно противозаконно. Сенат еще официально продолжает заседать!
— Изменник! — снова взвился Цепион. — Народ Рима, неужели ты позволишь помыкать собою человеку, который хочет лишить тебя самого ценного, что у тебя есть?
Наконец Друз потерял терпение. Он дал знак Сауфею и приказал:
— Схватите этого чурбана!
Девять народных трибунов навалилась на Цепиона и без труда скрутили его. Филипп, который, стоя на самом дне колодца комиций, наблюдал за происходящим, вдруг вспомнил о каких-то срочных делах и поспешил вон.
— С меня довольно, Квинт Сервилий! — произнес Друз, обращаясь к Цепиону голосом, громко разносившимся по всему помещению. — Я народный трибун, и ты препятствуешь мне в исполнении моих обязанностей! Заруби себе на носу, так как это первое и последнее мое предупреждение. Если ты сейчас же не прекратишь упорствовать и не смиришься, я прикажу сбросить тебя с Тарпейской скалы!
Колодец комиций был вотчиной Друза. Взглянув в глаза народному трибуну, Цепион понял, что если тот прикажет, то его действительно сбросят со скалы. Ибо он пробудил в присутствующих древнюю вражду плебса по отношению к патрициям. Цепион мигом затих.
— Ты рано торжествуешь! — бросил он Друзу, когда его отпустили, и унесся прочь вслед за исчезнувшим Филиппом.
— Интересно, Филипп еще не устал от такого гостя? — задумчиво произнес Друз, наблюдая за бесславным исходом противника.
— Лично я уже устал от них обоих, — отозвался стоящий рядом Сауфей. — Надеюсь, Марк Ливий, ты понимаешь, что, если бы они не сорвали заседание Сената, ты бы добился принятия своего предложения?
— Разумеется! Иначе с чего бы Филипп вдруг вошел в такой раж? Ужасное актерство: срывать с себя тогу и швырять ее! — рассмеялся Друз. — Что-то будет дальше?
— Ты огорчен?
— Ужасно. Но это меня не остановит. Пока я еще дышу — я не уступлю!
Сенат возобновил слушания в самые иды, которые официально являлись днем отдыха и в которые комиций не устраивались. Это было сделано специально, чтобы у Цепиона не было предлога сорвать заседание на этот раз.
Секст Цезарь выглядел смертельно усталым, и его болезненный хрип разносился по всему помещению. Тем не менее он высидел от начала до конца все предварительные церемонии, после чего
