другой, мне понравилось.
— А вам худо не станет?
Что за народ, эти кочегары! Автор позвонил в колокольчик и попросил принести красного перца.
Когда же он обернулся к огню, то решил, что у него обман зрения. Гость чуть ли не влез в камин. Его черные ручищи держали по раскаленному угольку, вынутому из пламени. Встретив взгляд автора, он виновато отпрянул и поспешно убрал руки от угольев.
Потом они сели покурить. Автор достал одну из своих сигар. Сам он, мы помним, предпочитал трубку, но гостям всегда предлагал сигары. Но тут хозяин обнаружил что-то уж совсем необычное и, отойдя в угол комнаты, стал с помощью небольшого овального зеркальца наблюдать за курильщиком. Вот что он увидел.
Гость, украдкой глянув на него, перевернул сигару, взял ее зажженной частью в рот, хорошенько затянулся и выпустил из носа целый сноп искр. Его освещенное пламенем лицо выражало при этом дьявольское удовольствие. Потом он поспешно перевернул сигару, взял ее в рот как положено и обернулся, чтобы посмотреть на автора.
Автор тоже повернулся к гостю. Он был решительно настроен на откровенный разговор.
— Почему вы курите сигару с другого конца?
Кочегар понял, что на сей раз попался.
— Это фокус такой, — вывернулся он. — Вы не возражаете, если я еще раз попробую? Я не знал, что вы заметили.
— Да курите себе, как вам нравится, — снисходительно заметил писатель и подошел поближе.
Кочегар повторил трюк. Точь-в-точь так на сельской ярмарке выступал пожиратель огня.
— Ах, как хорошо! — проговорил кочегар в совершенном блаженстве. А затем с горящей сигарой, по-прежнему зажатой в уголке рта, он повернулся к огню и принялся голыми руками ворочать пылающие угли, чтобы получше приладить один к другому. Он хватал пышущие огнем раскаленные добела куски, словно это был всего-навсего колотый сахар. Автор, глядя на него, потерял дар речи.
— Да, — пробормотал он наконец, — вы, кочегары, люди выносливые.
Кочегар выронил из рук пылающий кусок угля.
— Совсем забылся, — сказал он и сел чуть подальше.
— А вам не кажется, что это уже чересчур? — спросил автор, разглядывая гостя. — Или это тоже какой-то фокус?
— Да, мы там люди закаленные, — помялся гость и скромно умолк при виде слуги, принесшего красный перец.
— А вот теперь самое время выпить, — сказал автор, размешивая острое питье, которое он каких- нибудь десять минут назад счел бы смертельным ядом. Когда он кончил, кочегар нагнулся над бокалом и добавил еще красного перца.
— Все же я никак не пойму, как вам удалось не обжечься об уголь, — сказал автор, когда кочегар выпил до дна. Тот глянул на бокал, проверил, не осталось ли там чего, и покачал головой.
— Не горит! — констатировал он, ставя бокал на стол. — Можно еще немного? Если вы не против, только виски и перец. И хорошо бы поджечь.
В то время, когда автор наливал в бокал до краев эту невообразимую жидкость, кочегар поднял руку к своим нечесаным черным волосам и почесал в затылке. При этом он лукаво взглянул на ошеломленного собеседника. По обе стороны высокого лба кочегара показались коротенькие, странного вида наросты, а уши… уши у него были заостренные!
— А-а-а… — только и вымолвил автор, у которого глаза полезли на лоб.
— А-а-а… — повторил кочегар.
— Так вы не…
— Я не… Я черт. Несчастный, бесприютный, пропащий черт.
И с жестом беспредельного отчаяния мнимый кочегар, закрыв лицо руками, залился слезами.
— Один вы отнеслись ко мне по-человечески, — рыдал он. — А теперь вы прогоните меня на этот проклятый холод… А у вас так тепло! И выпить дают! А теперь снова эти мучения! Что за жизнь!
К чести писателя, должен отметить, что он мгновенно превозмог свой страх, быстро обошел вокруг стола и потрепал кочегара по его грязному плечу.
— Да успокойся ты! Успокойся! Прости мне мою грубость. Выпей еще, если тебе это так понравилось. Пей сколько хочешь. И не думай, что я тебя, такого несчастного, выгоню из дому в эдакую погоду. Набери, если хочешь, полон рот перцу и приди в себя.
Бедняга черт расчувствовался вконец. Крупные слезы оросили его чумазое лицо.
Самые удивительные вещи случаются как-то сами собой, так что не успеваешь и подумать, до чего все это странно, и описанное происшествие не было исключением из общего правила. Автор принялся утешать своего черта, словно случайно встретившегося на дороге обиженного ребенка, а черт, словно иначе и быть не могло, рассказал о своих горестях и пережитых неприятностях.
Он был чертом слабохарактерным, без настоящей цели в жизни, совершенно подавленным трудностями, выпавшими на его долю, сломленным встреченными им грубостью и жестокостью; и все это было неприятным открытием для нашего автора, который до той поры имел совершенно неверное, хотя и очень распространенное представление о том, что черту не пристало быть несчастным и ходить с разбитым сердцем.
В результате настойчивых расспросов автору удалось узнать, что его гость был изгнан из страны, где царило тепло, было множество развлечений; и понадобился еще не один бокал виски с перцем, чтобы беспорядочные, прерываемые рыданиями, слова этого бедного существа вылились в связный и во всех деталях понятный рассказ.
Мало-помалу выяснилось, что его гость принадлежит к одной из низших категорий обитателей ада и что он пас там каких-то злобных, не известных автору существ, именуемых «дьяволовы дикие ослы», и присматривал за ними, пока они щипали травку на берегах Стикса. Он добавил, что существа эти были своевольны, способны на любые пакости, и добиться от них послушания можно было только определенным набором слов. Такого рода, что черт-кочегар не решался даже их повторить. Обращаться этими словами можно только к диким ослам — иначе тебе грозят неописуемые мучения. Даже произнести их про себя страшно. И он дал автору понять, что поэтому не удается согнать диких ослов с их пастбища на Елисейских полях — выговаривать всю эту пакость противно. Стадо ослов только и ждет того, кто сумеет произнести их.
Рассказывая, бедняга создал перед глазами автора картину жизни инферналий, которая не могла не затронуть чувств человека, хоть сколько-то к чему-нибудь подобному расположенного. Это было подобно идиллиям Теокрита, разыгранным в свете пламени; черти гоняли грешников по огненным дорожкам и между делом сплетничали о них, развалясь на горящих живых изгородях, наслаждаясь бодрящим ветерком, который нес в себе аромат серы, и посматривая на гарпий, фурий и ведьм, кружащихся в отсветах огня на подземном небе. А время от времени наступал настоящий праздник, и после завтрака все резвились вокруг кратеров серы, собирая серные цветы и ловя на удочку души ростовщиков, издателей, агентов по продаже недвижимости и земельных участков. Развлечение получалось превосходное, поскольку грешники и сами мечтали попасться на крючок и прямо-таки тянулись к наживке, дрались из-за нее и пытались всячески исхитриться, чтобы обойти правила и установления, согласно которым им было положено в тот же миг вернуться в огненное озеро.
В выходные дни наш черт прогуливался по серным дюнам, где росли помела для ведьм и дул горячий ветер; отсюда путь лежал прямо к пристани, откуда начиналась Большая Дорога, застроенная от Поворота Страданий до здания Нового Страшного Суда магазинами и банками, и можно было в свое удовольствие разглядывать толпы грешников, прибывающих на пароходах Объединенной Хароновой компании. Наблюдать за прибытием пароходов там так же любят, как и здесь, в Фолкстоне. Чуть ли не каждый день появляются какие-нибудь знаменитости; поскольку же черти всегда в курсе дел, происходящих на земной поверхности, ибо наши газеты прямым путем поступают в ад — а куда бы еще? — приход каждого парохода вызывает бурю оваций. Приветственные крики и шиканье порой удается услышать даже на пастбище диких ослов. И это как раз послужило причиной несчастья, случившегося с нашим чертом.
