расширить его горизонты, не зная, что у него нет желания править империей. Октавиан, он никогда не будет угрозой для тебя — он счастлив править Египтом как твой царь-клиент. Для тебя нет лучше способа защитить свои интересы в Египте, чем посадить его на оба трона и запретить всем римлянам появляться в стране. Он проследит, чтобы ты имел все, что хочешь: золото, зерно, дань, бумагу, лен. — Она вздохнула и слегка потянулась, почувствовав боль. — Никто в Риме даже не должен знать, что Цезарион существует.
Он перевел взгляд с бюста на ее лицо.
«О, я и забыла, какие красивые у него глаза! — подумала она. — Серебристо-серые, светящиеся, в окружении таких густых, длинных ресниц. Тогда почему они никогда не выдают его мыслей, как и его лицо? Симпатичное лицо, напоминающее лицо Цезаря, но не угловатое, скулы более сглажены. И в противоположность Цезарю, он сохранит эту копну золотых волос».
— Цезарион мертв. — Он повторил: — Цезарион мертв.
Она ничего не сказала. Их взгляды встретились и словно сцепились. Но его глаза по-прежнему ничего не выражали, зелено-коричневые, словно застоявшийся пруд. Краска мгновенно сошла с ее лица и шеи, красивая кожа стала пепельно-серой.
— Он встретил меня, когда я шел по Александрийской дороге из Мемфиса. Он ехал на верблюде с двумя пожилыми сопровождающими. Голова его была полна идей, он хотел убедить меня пощадить тебя и двойное царство. Такой молодой! Так плохо разбирающийся в людях! Такой уверенный, что может убедить меня! Он сказал мне, что ты отослала его в Индию. И поскольку я уже нашел сокровища Птолемеев — да, госпожа, Цезарь предал тебя и незадолго до своей смерти рассказал мне, как их найти, — мне не пришлось выпытывать их местоположение у Цезариона. Конечно, он не сказал бы мне, как бы жестоко я его ни пытал. Очень храбрый юноша, я это сразу понял. Однако ему нельзя было разрешить жить. Одного Цезаря вполне достаточно. И я — этот Цезарь. Я сам его убил и похоронил у дороги на Мемфис в ничем не помеченной могиле. Его тело завернуто в ковер.
Он порылся в кошельке у пояса и что-то протянул ей.
— Его кольцо.
— Ты убил сына Цезаря?!
— Сожалея об этом, но — да. Он был моим родственником, и я виноват в том, что убил кровного родственника. Но я готов жить с кошмарами.
— Что заставляет тебя говорить мне все это: удовольствие от лицезрения моей боли или политика?
— Конечно политика. Живая ты для меня ужасная помеха, царица зверей. Ты умрешь, но меня ни в коем случае не должны считать причастным к твоей смерти. Трудная задача!
— Ты не хочешь, чтобы я участвовала в твоем триумфальном параде?
— Edepol! Нет! Если бы ты выглядела как амазонка, я бы с удовольствием сделал так, чтобы ты участвовала в нем. Но мне не нужен полумертвый котенок, с которым жестоко обращались.
— А что с другими юношами — Антиллом и Курионом?
— Они умерли вместе с Канидием, Кассием Пармским, Децимом Туруллием. Я пощадил Цинну. Он — ничто.
Слезы хлынули по щекам Клеопатры.
— А что с детьми Антония? — прошептала она.
— С ними все в порядке. Их не тронули. Но они остались без отца, без матери, без старшего брата. Я сказал им, что вы все умерли. Пусть они выплачут все слезы сейчас, пока по возрасту это еще прилично.
Он посмотрел на статую Цезаря, бога Юлия в образе египетского фараона — очень необычно.
— Ты знаешь, это доставляет мне мало радости. Я не хочу причинять тебе так много страданий. Но тем не менее я это делаю. Я — наследник Цезаря. И я намерен править миром вокруг всего Нашего моря. Не как царь и даже не как диктатор, но как простой сенатор, наделенный всеми видами власти плебейских трибунов. И это правильно! Миром должен править римлянин, и только римлянин, человек, который любит не власть, а работу, сможет править миром так, как им нужно править.
— Власть — это привилегия правителя, — сказала Клеопатра, не понимая его.
— Чушь! Власть — это инструмент наподобие денег. Вы, восточные автократы, дураки. Никто из вас не любит работать.
— Ты забираешь Египет.
— Естественно. Но не как провинцию, наполненную римлянами. Я должен правильно распорядиться сокровищами Птолемеев. Со временем народ Египта — в Александрии, Дельте и по берегам Нила — будет думать обо мне так, как думает о тебе. И я буду управлять Египтом лучше тебя. Ты растрачивала эту богатейшую страну на войну и личные амбиции, ты тратила деньги на корабли и солдат, ошибочно веря, что числом можно победить. Побеждает работа. Плюс, сказал бы бог Юлий, организация.
— Какие вы, римляне, самоуверенные! Ты убьешь моих детей!
— Вовсе нет! Я собираюсь сделать их римлянами. Когда я поплыву в Рим, они поедут со мной. Их воспитает моя сестра Октавия, самая восхитительная и самая добрая из женщин! Я не мог простить этому болвану Антонию, что он причинил ей боль.
— Уйди, — сказала Клеопатра, отвернувшись от него.
Он хотел было уйти, но она снова заговорила:
— Скажи, Октавиан, можно попросить, чтобы мне прислали фруктов?
— Нет, если они будут отравлены, — резко ответил он. — Я заставлю твоих служанок попробовать их по моему выбору. Малейший намек, что ты умерла от яда, — и меня обвинят. И не строй никаких грандиозных планов! Если ты попытаешься сделать так, чтобы выглядело, будто я тебя убил, я задушу всех троих твоих оставшихся детей. Я говорю серьезно! Если меня будут винить в твоей смерти, какая разница, если я убью и твоих детей? — Он о чем-то подумал и добавил: — Они не очень-то приятные дети.
— Никакого яда, — заверила его Клеопатра. — Я придумала такой способ умереть, что тебя никто не обвинит в моей смерти. Мир поймет, что этот способ я выбрала сама, добровольно. Я умру как фараон Египта, как подобает фараону, и моя смерть будет заслуживать уважения.
— Тогда ты можешь послать за фруктами.
— Еще одно.
— Да?
— Я съем фрукты в гробнице. После моей смерти ты сможешь проверить, от чего я умерла. Но я требую, чтобы ты позволил бальзамировщикам закончить свою работу с Антонием и со мной. Потом пусть гробницу запечатают. Если тебя не будет в Египте, это должен сделать твой заместитель.
— Как ты пожелаешь.
Она смотрела только на бюст Цезариона. Слез больше не было. Время слез закончилось. «Мой красивый, красивый мальчик! До какой же степени ты был сыном своего отца, но как недолго! Ты так умно меня обманул, что я даже не заподозрила о твоих намерениях. Верить Октавиану? Ты был слишком наивен, чтобы понять, какую угрозу представляешь для него. В тебе почти ничего не было от римлянина. А теперь ты лежишь в незаметной могиле, над тобой не высится гробница, нет лодки, чтобы переплыть реку ночи, нет еды, нет питья, нет удобной кровати. Хотя я думаю, что могу простить Октавиану все, кроме ковра. Это его хитрый пинок. Но он не знает, что все равно этот ковер стал тебе саркофагом. Хоть на некоторое время он сохранит твою ка».
— Пошлите за Ха-эмом, — сказала она, когда вошли Хармиан и Ирас.
У него всегда был вид безвозрастного жреца бога Пта, но в эти дни он был немного похож на мумию.
— Мне не надо тебе говорить, что Цезарион мертв.
— Не надо, дочь Ра. В тот день, когда ты допытывалась у меня, что я увидел, я увидел, что он доживет только до восемнадцати лет.
— Они завернули его в ковер и схоронили у дороги на Мемфис, где должны быть признаки стоянки лагеря. Конечно, теперь ты вернешься в храм Пта, сопровождая свои тележки и носилки и нагруженных
