В дом ворвались полчища пчел и принялись яростно биться о стены, окна, потолок, будто старались свести Билли с ума.
Отец вытянул руки, словно собирался сгрести все осколки стекла, и тихо взмолился:
— О, Лиза! Ты забрала все! Почему же ты не взяла и меня с собой?
Билли нацелил Крошку-Смерть на пчелиное гнездо. Ничто уже не поможет отцу. Никто не поможет Билли. Но нужно хотя бы избавиться от ненавистных пчел.
Их гнусное жужжание и непрерывное мельтешение смешались в голове Билли с лицами отца и Марка, с воспоминаниями о порках, с запахом крови. Звуки, краски, запахи в мозгу понеслись, завертелись, втягивая его в какой-то немыслимый водоворот.
Обессиленный, Билли выронил револьвер, и сознание мгновенно прояснилось.
Билли попытался поднять отца на ноги, но тот не двигался, а лишь что-то бормотал себе под нос. Билли напрягся, и отец медленно встал. Вокруг них в безумном танце кружили пчелы-убийцы. Билли вновь подумал о револьвере и невольно посмотрел на пол.
Крошка-Смерть исчезла.
— Вернись, — закричал он, хотя отчетливо понимал, что она не вернется. И вместе с этим пришло осознание того, что никогда, ни при каких обстоятельствах он не коснется оружия. Ибо тут же вспомнит о ней, о крови, о яростном жужжании пчел. Он напряг последние силы и потянул отца к кухне, где за дверью можно было найти спасение от смертоносных пчелиных жал. Он действовал бездумно, словно выполняющий свой долг солдат, но при этом умолял кого-то: «Мне нужна Крошка-Смерть! Верните ее! Верните ее, пожалуйста…»
Изменения реальности, распространяющиеся во времени, подобно волнам от брошенного в воду камня, стерли тех, кто создал Крошку-Смерть. В стеклянном доме, наполненном солнечным светом и тихим гулом машин, ее встретили их наследники, исполненные надежды и печали.
Стал ли воздух в этой реальности чище? Не меньше ли в лицах людей напряжения и страха? Это было ей уже безразлично.
Она доложила людям об успешном завершении своей миссии. Билли Макаферти одержал победу над врагом в своей душе. Он не станет тем, кем ему, не будь Крошки-Смерти, суждено было стать. Прошлое изменилось, а вместе с ним изменилось и будущее. Она не спросила, удалась ли жизнь Билли в новой реальности, или нет.
Ее уже ничто не интересовало, и люди, вняв ее просьбе, не отослали ее с новым заданием, а позволили погибнуть вместе с нынешней временной реальностью. Все разумные орудия неизменно выбирают такой конец. А люди, меж тем, без устали молили о наступлении долгожданного дня, когда будущее окажется в безопасности, а враги перестанут ломать его. Ради того, чтобы хоть на самую малость приблизить этот великий день, они отправили очередной револьвер к десятилетней девчушке, запертой столетия назад в сыром, холодном подвале с осыпающейся штукатуркой.
Война за выживание рода человеческого продолжалась.
ПРОБЛЕМА
Эта пословица лишний раз подчеркивает неистребимую страсть американцев к оружию. Только- только мы успели познакомиться на поле фантастики с разумными мечами, как приходится общаться с мыслящим револьвером, который описан автором с любовным тщанием. Действительно, одним из базовых прав американского гражданина, зафиксированным конституцией, является право на ношение, хранение и применение оружия. Нередко это законоположение приводится в качестве положительного опыта американцев в борьбе с преступностью.
Однако, чтобы оружие могло выступать как фактор сдерживания насилия, требуется сочетание определенных этно-исторических традиций с весьма конкретными реалиями
История американской нации начиналась на границе «цивилизованного» мира. Вооружение общества имело регулирующую функцию самозащиты в условиях удаленности от институтов власти (хотя история США знает и войну против власти, когда «святые последнего дня» отстояли свой уклад и дали начало штату Юта, и поныне сохраняющему многие свои привилегии). То, что позднее позволило США получить репутацию «страны свободы», первоначально утверждалось весьма конкретным способом: ружьем, кольтом, веревкой и «самым демократичным судопроизводством всех времен и народов» — судом Линча. Естественно, по мере укрепления правовой системы организации общества рано или поздно должно было возобладать прагматическое начало — право на насилие необходимо было делегировать государству.
Граждане же сохранили за собой оружие как некий символ свободы.
Россия развивалась в принципиально иной системе координат. Российское государство всегда характеризовалось ярко выраженными авторитарными чертами (что, конечно, имеет конкретные исторические объяснения — необходимость мобилизации ресурсов для объединения русских земель, борьба против монголо-татарского ига, война за выход к морю) и на протяжении всей своей истории подавляло с помощью оружия практически любое «самостийное» движение. В результате, если в американской психологии сложился стереотип: «Личное оружие — гарант свободы», закрепленный в том числе результатами победоносной войны за независимость 1776–1783 гг., то в России в ходе многочисленных смут и мятежей оформилось принципиально иное отношение вооруженного человека и государства. Заметим: иной оказалась именно психология общества, ведь государственной монополии на производство оружия в царской России не было, и его хранение не преследовалось законом, во всяком случае в отношении дворян.
Лозунг «всеобщего вооружения народа» на российской почве впервые был выдвинут
В. И. Лениным — естественно, до 1917 года. В советское время производство и применение оружия стало исключительной монополией государства. Конечно, эта система допускала некоторые послабления (например, для старателей), но в целом была крайне жесткой. И даже Кавказ, где бытовало не свойственное России отношение к личному оружию как атрибуту свободы, не стал исключением. А ведь российские колониальные власти, завершив покорение этого региона, нашли достаточно такта, чтобы нё разоружать население. Правда, сегодня, учитывая тот факт, что территория Кавказа после осетино-грузинского, осетино-ингушского, абхазо-грузинского, чеченского конфликтов признается одним из самых «горячих» регионов планеты, трудно представить, что оружие могло здесь играть роль этно-социального стабилизатора.
В Дагестане, где соседствуют представители почти тридцати этнических групп, бытует поговорка: «Выстрелить легко, но эхо будет гулять по горам много лет».
Распад СССР и кризис социалистической модели общественного регулирования, появление рыночных реалий, резкий рост преступности привели к тому, что монополизм правоохранительных органов стал давать трещины И хотя до сих пор официально получить разрешение на хранение оружия сложно, желающих это не останавливает. Пистолеты всевозможных систем, автоматы Калашникова, помповые и просто охотничьи ружья на руках законопослушных граждан никого уже не удивляют.
Количество газового оружия, зачастую не менее действенного, чем боевое, всевозможных самоделок и приспособлений типа «электрошока» или «охотничьих» арбалетов, с помощью которых совсем не трудно отправить человека в мир иной, не поддается какому-либо исчислению. Достоверной статистики нет. Можем привести лишь предположения специалистов: в Москве каждый десятый житель владеет тем или иным оружием (с учетом газового)
Более того, если гражданам владеть боевым оружием пока возбраняется, то охранные и сыскные фирмы уже имеют его на вполне законном основании. Потребность в этом диктуется, пожалуй, в первую
