Какими словами я мог передать то чувство свободы, надежды и желания, сладчайшей жажды приключений и бурлящей в жилах крови? Какими словами можно описать дружбу старых приятелей и ту уверенность, которая не отпускает тебя, пока звучит песня, уверенность в том, что ты и твое бесшабашное поколение — самые крутые ребята на свете и мир принадлежит только вам?
— Круто, — подал голос Дэви Рэй.
Лучше не скажешь.
— ..Быки слышали о нас и обходят теперь стороной — я тусуюсь. Я тусуюсь…
Я был поражен. Я был просто потрясен. Я пребывал в другом измерении. Вольные голоса подняли меня на своих крыльях, оторвали мои ноги от раскаленного асфальта улицы — и вместе с ними я унесся в неведомую страну Я никогда не видел моря и не ступал на песок пляжа. Я никогда не видел моря, только по телевизору и в кино. Ну и, конечно же, на снимках в журналах. «Бич Бойз». Будоражащая кровь музыка проникла в мое сердце. На мгновение я почувствовал на своих плечах кожаную куртку, увидел себя за рулем отличного красного спортивного автомобиля; блондинки на улицах лезли вон из кожи, чтобы хотя бы на минутку привлечь к себе мое внимание. Я отлично тусовался. На славу.
Песня закончилась. Динамики притихли, и голоса спрятались в радио. Я снова стал прежним Кори Мэкинсоном, пареньком из Зефира, но на моем лице уже лежало тепло солнца других краев.
— Я хочу поговорить с родителями, чтобы они позволили мне брать уроки гитары, — небрежно сообщил мне Дэви Рэй, когда мы переходили на другую сторону улицы.
«Гит-тары», вот как он сказал.
Я думал, что, когда вернусь домой, уйду в свою комнату и начну писать рассказ про Текондсргогу — то место, куда уходит музыка, стоит ей очутиться в воздухе. Кое-что из музыки осталось в голове Дэви Рэя, потому что стоило только песне затихнуть, он принялся насвистывать ее мотивчик снова и снова и свистел до тех пор, пока мы не добрались до бассейна и не уселись рядом с нашими родителями.
Четвертое июля пришло и ушло. В парке устроили большое барбекю. Команда взрослой лиги «Перепела» проиграла «Шаровым Молниям» из Юнион-Тауна семь — три. Неподалеку от себя на трибуне я заметил Немо Кюрлиса. Он был зажат между своей матерью-брюнеткой в платье с красными цветами и тощим мужчиной в очках в толстой роговой оправе, новенькая белая рубашка которого была обильно пропитана потом. Отец Немо не слишком-то любил проводить время со своими женой и сыном — после второго круга он поднялся и ушел с трибун. Позже я заметил, как он бродил среди толпы на барбекю — под мышкой у него был альбом с образцами рубашек, а на лице застыло выражение крайнего отчаяния.
Ни тогда, ни после я не забывал о человеке в шляпе с зеленым пером. Сидя вместе с родителями за деревянным столом и обгладывая жареные ребрышки, пока пожилые мужчины состязались в набрасывании подков на колышки, а малыши гоняли в футбол, я непрестанно следил за толпой, отыскивая в ней подозрительное перо. Примерно после минут десяти наблюдения я внезапно понял, что время осенне- весенних шляп давно минуло и если и наступило время каких-либо шляп, то летних, сплетенных из соломки. Например, на мэре Своупе красовалась соломенная Федора — я видел, как он шел мимо жаровен с барбекю, дымя неизменной трубкой, и весело жал протянутые со всех сторон руки, измазанные в кетчупе. Шеф пожарных Марчетте и мистер Доллар тоже отдавали предпочтение соломенным шляпам. Лысину доктора Лизандера тоже прикрывало соломенное канотье с красной лентой и кокетливым бантиком. Он специально подошел ко мне, чтобы через стол рассмотреть бледный шрам, с недавних времен появившийся на моей нижней губе. У доктора были холодные пальцы; он всмотрелся в мои глаза с цепким стальным вниманием.
— Если эти парни еще раз будут к тебе приставать, — проговорил он со своим датским акцентом, — просто дай мне знать. При случае я покажу им щипцы для кастрирования. Договорились?
Он толкнул меня локтем в бок и улыбнулся, блеснув серебряным зубом. Могучая жена доктора Лизандера, Вероника, тоже голландка, чье вытянутое лицо с развитыми челюстями всегда напоминало мне лошадиную морду, подошла к нашему столу с картонной тарелкой, полной ребрышек, и оттеснила мужа в сторону. Миссис Лизандер была женщиной сурового нрава. Она не особенно дружила с другими женщинами. Как рассказывала мама, дело было в том, что старшего брата миссис Лизандер и всю его семью, боровшихся в Голландии в рядах Сопротивления, убили нацисты Размышляя об этом, я начал приходить к мнению, что тяжелые испытания вполне могут подорвать в человеке веру в других людей. Перед окончательной оккупацией страны Лизандеры бежали из Голландии в Америку, причем перед побегом доктор сам стрелял из пистолета в немецкого солдата, который ворвался в его дом. Знать такое и видеть перед собой живого героя было здорово. Часто, особенно когда я, Джонни, Дэви Рэй и Бен играли в лесу в войну, мне хотелось расспросить доктора Лизандера о том, какая она — настоящая война, но стоило мне только заикнуться об этом в разговоре с отцом, как тот запретил это делать, сказав, что такие воспоминания лучше не бередить лишний раз.
Верной Такстер тоже почтил пикник своим посещением. Лица нескольких женщин покрылись густым румянцем, а мужчины некоторое время сосредоточенно разглядывали свои тарелки, словно выискивая там нечто необычное Большинство же вообще не обращало внимания на сына старого Такстера, словно он был невидимкой. Взяв тарелку с барбекю, Верной уселся поддеревом на самом краю бейсбольного поля; по правде говоря, сегодня он не был абсолютно наг — по случаю жары он нахлобучил потрепанную широкополую соломенную шляпу, в которой он был похож на слегка тронувшегося с; годами умом Гекльберри Финна. Насколько я заметил, Верной Такстер был единственным мужчиной, к которому мистер Кюрлис так и не подошел со своей книжкой с образцами мужских рубашек.
В течение дня я несколько раз слышал по кусочку песню «Бич Бойз», доносившуюся из разных транзисторов, каждый раз песня нравилась мне все больше и больше Услышав «Бич Бойз», отец поморщился, как от кислого, а мама сказала, что от такого визга у нее болят уши; я все равно был от песни без ума. Все ребята были от «Бич Бой-)» без ума. Когда я слушал песню в пятнадцатый раз, неподалеку, там, где старшеклассники лениво перебрасывали мяч, донесся какой-то шум и громкие выкрики. Кто-то ревел как бешеный бык. Мы с отцом протолкнулись через толпу зевак, чтобы посмотреть, в чем дело.
Конечно, это был он. Все его шестьдесят шесть футов, всклокоченные потные рыжие кудри, длинное и узкое, словно нож, лицо, губы, стиснутые как в нестерпимой ярости, пылали праведным гневом. На нем был бледно-голубой летний костюм с американским флажком с маленьким болтающимся серебряным крестиком в лацкане, его лакированные ботинки четырнадцатого размера с квадратными носами втаптывали в пыль маленький ярко-красный транзистор, изгоняя из него дьявола.
— Чтобы! Я! Этого! Больше! Не слышал! — орал он, сопровождая каждое слово новым ударом ноги. Старшеклассники, только что безмятежно развлекавшиеся после сытной еды, стояли с разинутыми ртами и поражение взирали на преподобного Ангуса Блессета во все глаза, а шестнадцатилетняя девушка, чье радио так бесцеремонно растоптали, была готова разрыдаться. Лакированные ботинки наконец заткнули рот «Бич Бойз», и те послушно затихли.
— Этот сатанинский визг необходимо прекратить! — заорал преподобный Свободной баптистской церкви Ангус Блессет, обращаясь к собравшейся толпе. — День и ночь я страдал от этого несносного гама, но Господь наконец-то повелел положить ему конец!
С этими словами преподобный ударил повергнутое радио в последний раз. Из обломков во все стороны градом полетели батарейки. После этого преподобный обратил свой пылавший взор и покрытое потом лицо к шестнадцатилетней девушке, шмыгавшей носом, и, раскрыв объятия, направился в ее сторону:
— Возлюбленная дочь моя! Господь благословит тебя! Моментально развернувшись, девушка обратилась в бегство. И я ее не виню. Если бы кто-то так же раздолбал мой симпатичный новенький приемник прямо у меня на глазах, я бы тоже вряд ли захотел с ним обниматься.
Преподобный Блессет, прославленный борец с Ритуалом Страстной пятницы Леди, обратил свой лик к присутствовавшим.
— Вы видели это? Бедное дитя было настолько смущено, что оказалось не в состоянии отличить благо от греха! И я объясню вам почему. Все потому, что она наслушалась этого визга, этих греховодных отбросов!
С этими словами он указал пальцем на остатки мертвого радио у своих ног.
— Кто-нибудь из вас удосужился узнать, что отравляет уши наших детей этим летом? Кто-нибудь из вас?
— Похоже, словно мухи жужжат вокруг кобылы! — сказал кто-то, и все рассмеялись. Оглянувшись, я
