— Я хочу посмотреть вместе с тобой Готорн, Билли. Очень-очень. Она вышла, а Билли продолжал улыбаться, не веря в то, что все идет как нельзя лучше.
Когда в половине шестого нянечка принесла обед, Билли спросил ее насчет пианино. Она сказала, что одно есть на четвертом этаже, в часовне, однако ему нужно лежать и отдыхать. Приказ доктора.
После ее ухода Билли немного поковырялся в своем обеде, немного полистал «Трибьюн», а затем, в беспокойстве и тревоге, одел халат, выданный в госпитале, и выскользнул в коридор к лестнице. Он не заметил крепкого мексиканского санитара, моющего полы рядом с его палатой. Санитар отложил швабру и достал из кармана передатчик.
На четвертом этаже Билли направился к часовне. Она была пуста, а рядом с алтарем с большим медным крестом стояло старенькое пианино. Стены были покрыты тяжелой красной драпировкой, которая поглощала звук, однако он все же закрыл двери часовни. Потом он сел за пианино и поприветствовал его, словно старого друга.
Полилась тихая песня боли, сотворенная эмоциями, взятыми им у духов в отеле «Алькотт». Поначалу она была диссонирующей, ужасной мелодией, в которой высокие ноты звучали как кричащие голоса. Постепенно, по мере игры, ужас начал покидать Билли и музыка начала становиться более гармоничной. Он закончил только тогда, когда почувствовал себя полностью очищенным и обновленным, и не имел представления о том, как долго он находился за инструментом.
— Это было чудесно, — сказал мужчина, стоявший рядом с дверью. Билли обернулся и увидел, что это был санитар. — Я наслаждался.
— Как долго вы здесь находитесь?
— Около пятнадцати минут. Я проходил по коридору и услышал вас. — Он подошел ближе. Это был крепко сбитый мужчина с коротко подстриженными волосами и зелеными глазами. — Это вы сами написали?
— Да, сэр.
Санитар встал рядом с Билли, облокотившись на пианино.
— Я всегда хотел играть на музыкальном инструменте. Однажды попробовал на контрабасе, но из этого ничего не вышло. Думаю, у меня слишком неуклюжие руки. Как вас зовут?
— Билли Крикмор.
— Хорошо, Билли…
Почему бы вам не сыграть еще что-нибудь? Для меня.
Он пожал плечами.
— Я не знаю, что играть.
— Что-нибудь. Мне всегда нравилась фортепьянная музыка. Знаете что-нибудь из джаза?
— Нет, сэр. Я играю то, что чувствую.
— Правда? — мужчина присвистнул. — Хотелось бы мне так уметь. Попробуйте, а? — он кивнул на клавиатуру с застывшей на широком лице улыбкой.
Билли начал играть, взяв несколько аккордов, в то время как мужчина переместился так, чтобы ему было видно руки Билли.
— На самом деле я играю недостаточно хорошо, — объяснил Билли. — У меня не было должной практики в послед… — Внезапно он почувствовал резкий медицинский запах. Он начал поворачивать голову, но сзади за шею его схватила крепкая рука, а друга прижала к его рту и носу мокрую тряпку, заглушая его крик.
Через минуту-другую раствор хлороформа подействовал. Он хотел использовать на нем иглу, но не захотел портить парню шкуру. Тот, кто умет так играть на пианино, заслуживает уважения.
Санитар-мексиканец, охранявший дверь снаружи, вкатил тележку с бельем. Они уложили Билли на самое дно тележки и засыпали простынями и полотенцами. Затем тележку покатили по коридору и спустили вниз на лифте, Снаружи ее ждал автомобиль, а на маленьком аэродроме к югу от города — самолет. Десять минут в машине Билли проспал. На аэродроме ему сделали инъекцию, чтобы быть уверенными, что он проспит всю дорогу до Мексики.
58
Лунный свет отражался от водной глади бассейна. Уэйн в пижаме включил подводный свет, открыл стеклянную дверь и вошел в помещение бассейна. Он дрожал, а вокруг его глаз залегли синие круги. Он старался уснуть, но из-за того, что ему утром сказала эта женщина, он терзался сомнениями. Он не стал принимать снотворное перед тем, как лечь спать; вместо этого он спустил таблетки в унитаз, поскольку хотел сохранить ясность ума, чтобы поразмыслить над тем, что ему сказала Кемми.
Бассейн сверкал ярким аквамарином. Уэйн сел на край. Он нервно дергался, а его мозг работал так быстро, что он почти ощущал, как сгорали его клетки. Зачем Кемми сказала это, если это неправда? Чтобы сделать ему больно? Она завидовала его силе и положению, вот почему. Да, она завидовала.
У него заболела голова. Любил ли он когда-нибудь свою «мать», спрашивал он себя. Что заставило все измениться? Почему все вышло из-под контроля? Он поднял свои исцеляющие руки и посмотрел на них. Где Генри Брэгг? Ждет их в Мексике?
Все это кровь, подумал он, кровь.
Это было непорядочно — поступать так с Генри Брэггом. Генри был хорошим человеком. Но тогда что же за человек мистер Крипсин, если он приказал поступить так с Генри?
Его отец посетил его ночью и велел полностью доверять мистеру Крипсину. Но, думал Уэйн, отец обманул его, не сказав, что он не родной его сын. Чья же кровь течет в его жилах? А если отец обманул его в этом, то почему он не мог обмануть его и насчет мистера Крипсина? Неожиданно в голове Уэйна зазвенела отчетливая мысль:
Тогда кто же приходит по ночам в его теле и желтом костюме?
Он был в замешательстве. Его голова превратилась в клубок боли, в котором роились темные мысли. Колдунья мертва, и ее сын скоро отправится вслед за ней…
Но почему же он ощущает вокруг себя Зло, словно чуму, о которой рассказывал мистер Крипсин? Он задрожал и обхватил себя руками, чтобы согреться.
Колдунья мертва. Больше не надо бояться возврата домой. И Кемми была права: надо было столько сделать, чтобы наладить работу Похода так, как его отец — если Джи-Джи был на самом деле его отец — хотел. И только вернувшись в Файет он сможет узнать, кто в действительности его родители. Он бессмысленно смотрел на воду. Так много решений предстоит принять. Он был в такой безопасности здесь, в Пальм-Спрингс… А церковь, которая должна быть построена?
Боже, помоги мне, взмолился он. Помоги мне решить, что мне делать.
Ответ пришел к нему с болезненной ясностью: он не должен ехать с мистером Крипсином утром в Мексику. Ему необходимо вернуться в Файет во-первых для того, чтобы выяснить, говорила ли эта женщина правду, а во-вторых убедиться, что дела Похода в порядке, поскольку, вне зависимости от того, кто дал ему жизнь, он также и дитя Похода, и пришло время позаботиться о нем.
И, возможно, узнав о том, кто его родители, он больше узнает о себе и целительском даре, который сформировал его жизнь.
Да. Он должен утром вернуться в Файет.
Он дрожал и чувствовал, что его нервы совсем расшатались. Ему нужен «Валиум», подумал он. Нет, нет…
Его голова должна быть по приезде домой чистой, чтобы он смог разобраться во всех делах. Ему нужно выгнать все «Валиумы», «Далманы» и «Туиналы» из своего организма. Однако его трясло от страха, и он не знал, хватит ли у него сил покинуть мистера Крипсина и уехать туда, где ему придется работать, молиться, проповедовать и исцелять. Похоже, вокруг столько проблем, и столько людей во всем мире ждут его
