Пожав плечами, я пошел в курятник, прикрытый на щеколду, и обнаружил там десятка два кур. Пинками отогнав самых проворных от дверей, я схватил первую попавшуюся и свернул ей шею.
Неужели для деда нет разницы, хорошую несушку в суп пустить или бестолковую старую птицу?
— Поймал? — осведомился дед из-за двери.
— Ну да…
— Тогда входи.
Дверь открылась, и я наконец-то увидел хозяина. Выглядел он и впрямь лет на восемьдесят, но при этом вполне бодрым, чтобы поймать курицу самостоятельно. Пулевик — немногим его моложе, кремневый, с длинным стволом — дед по-прежнему держал наготове.
— Счастливый ты, — непонятно сказал он. — Дай куру.
Я вручил ему птицу, ожидая, что теперь мне прикажут убираться вон, а на прощанье дроби в задницу вкатят.
Дед глянул на курицу, покачал головой:
— Ты, парень, не только птицам привык шею скручивать. Верно?
— Верно, — признал я. — Я же все-таки военный человек.
Внутри домик тоже был чистым и опрятным. Вряд ли старик сам порядок поддерживает. Значит, приходит кто-то. Большая комната, стол внушительный, не на одного, на нем керосиновая лампа. Камин пылает, к нему два кресла придвинуты. Шкаф — а на полках, помимо посуды, десятка три книг. Ого!
— Знаем мы таких военных, — изрек дед. — Сумеешь ощипать?
— Дело нехитрое.
— Пошли.
За одной из дверей оказалась кухня. Я огляделся — растопленная плита, в железной кастрюле кипит вода, на полках — немало продуктов. Столовые приборы — деревянные, но нож железный, и кастрюль медных — две, и сковорода чугунная… Богатый старик! Зачем ему жить в глуши? И уж тем более — зачем пускать незнакомцев?
— Дед, а ты сам не душегуб часом? — осведомился я.
Дед захихикал. Сухой, жилистый, даже сейчас, слегка горбясь, он был выше меня ростом. Сил, конечно, у него немного, но, в общем, все выглядело, как в страшной детской сказке. Заблудились дети в лесу, пришли в домик, а там их старик встретил да в печь хотел посадить…
— Конечно. Я такой душегуб, что на солнечный свет боюсь высунуться, — охотно ответил он.
— Ладно, старик, пойду… — сказал я.
— Да подожди… — он отставил свое ружье в угол. — Не душегуб, не бойся. Свари куру, я картошки почищу. Есть-то хочешь?
— Всегда, — освобождая ему место у стола, ответил я.
Пока курица варилась, дед молча достал бутылку вина, разлил по хрустальным бокалам, первым отпил.
— За твое здоровье, старик, — сказал я, делая глоток.
— Жан. Меня зовут Жан. А тебя как звать?
— Я ведь говорил — Марсель.
— Недослышал, прости уж старика.
Ага, такой недослышит.
— He боишься случайных людей в дом пускать? — спросил я. — Живешь богато…
— Ты же честный человек! — хмыкнув, отозвался дед.
— Честный, но не дурак. Странный ты, дед!
— Я мирный селянин…
— Да какой ты селянин, — ухмыльнулся я. — Не сеешь, не пашешь, лозу не растишь, из живности — одни куры…
— Живу не с земли.
— Дело твое, — пожал я плечами. — Приютишь на ночь — спасибо.
— Пущу, пожалуй, будет с кем поговорить. Достань-ка из шкафа сыр, нарежь…
— Кто ты, старик? — тихо спросил я. — Если простой человек — то как живешь тут один, никого не боишься? Если святой — то не слишком-то святую жизнь ведешь. Если ангел Господний — то не к лицу тебе таиться, правды не говорить.
— Э-э, святых-то я еще встречал, — вздохнул старик. — А вот ангелов — не приходилось… Я всего лишь отшельник.
Отшельников встречать мне доводилось. Не похож дед…
— Дед, я человек прямой, военный…
Старик усмехнулся. Ну и ну, за три дня никто в моем маскараде не сомневался, а этот будто в игру со мной играет!
— Я простой лекарь. Когда-то им был. А сейчас доживаю свой век.
— Кто же тебя здесь от душегубов хранит?
— Есть хранители… — сказал старик.
— Лихих людей лечишь? Нехорошо!
— Лечить всегда хорошо. Я законов не нарушаю — если исцелю душегубца, то Страже о том сообщу. А дальше ее дело… пусть ищет.
— Встречал я таких лекарей. Только лекарская клятва от Стражи…
— Может, и не спасает. А вот титул — да.
Я оторопело смотрел на старика.
— Я барон.
— А я граф.
За окном застучали первые капли дождя. Дед нахмурился:
— Парень, я не лгу.
— Допустим, и я тоже, — зло огрызнулся я.
Старик захихикал.
— Ладно… хочешь — верь, хочешь — нет. За плитой следи!
Я разлил по тарелкам суп. Неужели старик не врет? Что лекарь — возможно. Но чтобы барон… и в такой глуши… один… в маленьком доме…
— А где же владения вашей милости?
— В Багдаде. Я барон Жан Багдадский.
— Персия уже сорок лет не под Домом…
— Ага, — прихлебывая суп, согласился барон-лекарь. — Только разве Дом это признал?
— Верно. А за какие заслуги высокий титул пожалован?
— За пятьдесят лет честной службы Дому. За лечение дурных болезней, переломанных костей, за принятие родов, исцеление от мигреней и прочую ерунду.
Я отложил ложку.
— Ваша милость, а ведь вы правду говорите.
— Конечно.
— Значит, самого Владетеля видели?
Старик хмыкнул.
— И лечили?
— Вот этого не было, — признал старик. — Те, кто к Владетелю допущен, получше меня мастера. Зато, — он развел руками, — и доживать век по-своему им не позволят. Если в заднице Владетеля ковырялся, значит, причастен великих державных тайн.
— Дозволено мне сидеть в вашем присутствии? — пытаясь разрядить напряжение, спросил я.
— Ты же граф, значит, дозволено… — хихикнул старик.
— Неужели только титул да мастерство от бед спасают?
— Не только, — уклончиво ответил дед.
— Ну и дела, — всем своим видом я выказывал уважение. — Простите грубому матросу…
— Ладно, что уж там. Ты человек злой, но не жестокий. Меня это больше устраивает, чем если
