здоровьем присматривал. Все боялись за его наследственность, но хранила Сестра… Закалялся по методу темника Суворова, окреп… Больше любил в библиотеках рыться, чем с оружием упражняться. Может, потому Владетель к нему и охладел совсем — был бы нормальный, в отца, отпрыск, а то книгочей юный…
— За книги он душу готов отдать, — согласился я, вспоминая, как Маркус отверг мое предложение пустить книжку на факел.
— Да. Учителям он нравился. Больше, пожалуй, никому. Мне лично проще было десяток идиотов со сломанными конечностями и колотыми ранами врачевать, чем за ним одним присматривать. Ухитрялся даже детскими болезнями по два раза переболеть. Нервы ни к черту как у старика. Эх…
Старик отложил сигару, задумчиво произнес:
— А все-таки вру я. Скучаю по нему. Подлости в мальчике не было. Наоборот, этакая обостренная жажда справедливости. То он учением Энгельса увлекается, то начинает славянский учить — чтобы эмира Кропоткина почитать в подлиннике. Неплохо для ребенка? В храме Сестры со священниками спорил, в Церкви Искупителя такие вопросы задавал, что ответы только через пару дней находили. Думали, что младший принц Маркус пойдет по духовной линии. И было бы это лучше всего, лет через двадцать, глядишь, и стал бы внебрачный сын Владетеля приемным сыном Божьим…
Он потер щеку.
— Забавно, кем бы после этого Владетель Богу приходился?
Я усмехнулся.
— Но теперь тому уж не быть. Маркус что-то такое сотворил… — старик посерьезнел.
— Что?
— Не знаю, морячок. Не знаю. Может, дружок его, тот каторжник Ильмар, сумел бы ответить?
У меня спину приморозило от взгляда лекаря.
— Да его небось со дня на день схватят! — с жаром сказал я. — Куда вору скрыться? Да за награду его дружки выдать готовы.
— Не скажи, моряк, не скажи. С Островов каторжник ушел. Через целую страну до Амстердама добрался — слышал, наверное? Когда весь город в кольцо взяли — ускользнул! Как это?
— Сестра хранит, — мрачно ответил я.
— Сестра всех хранит, да не каждому впрок. Когда у человека головы на плечах нет, то и Бог новую не приставит. Нет, морячок, не прост этот Ильмар. Не зря его Маркус с собой в побег взял.
— Что? — возмутился я. — Да я… Я сам слышал, как офицеры говорили, что это каторжник пацана с собой прихватил!
— Ерунда, — отрезал старик. — Полагаю, дело было так… Маркус оценил, кто из каторжан более полезен ему будет, потом подставился, будто невзначай, ну, показал, что у него на Слове отмычка есть, например. Дальше уж каторжник его с собой тащил, как склад ходячий. А когда добрались они до большой земли, так Маркус Ильмара и бросил. Убивать, конечно, не стал, он добрый. Просто скрылся.
— Ты будто о тайном агенте говоришь…
— А ты подумай, где мальчик этот рос, какие интриги на его глазах закручивались. Он людьми умеет вертеть, куда до него простому вору.
Я молчал. Я был раздавлен и оплеван. Дед говорил с такой убежденностью, что трудно было не поверить.
— Выходит, принц Маркус хитрее всей Стражи?
— Да нет, морячок. Конечно, нет. Один против всех — тут конец все равно придет. Разок не сложится у него — например, ошибется в чело, веке или где-то на мелкой краже попадется, питаться-то ему надо… Возьмут мальчишку. Темное дело творится, Марсель.
— Одна радость… как возьмут мальчишку, так всей панике конец. Небось и каторжника искать перестанут?
— А это вряд ли. Каторжника ищут потому, что боятся — не сболтнул ли ему мальчик чего лишнего. Для Дома самое разумное — загнать Ильмара в могилу. Может, охоту и прекратят, но награду не снимут. Рано или поздно… сдадут его дружки.
Сдадут, это точно.
— Чего же ему делать, а?
— Кому?
— Каторжнику Ильмару, — глядя в глаза старому барону, сказал я.
— Он, конечно, может в чужие страны податься. Всегда есть шанс на краю мира укрыться. А коли родина дорога, так можно со старым порвать, уехать в маленький городок, лавчонку открыть.
— Мне кажется, что Ильмар не такой человек.
— Ну, он может по-другому поступить…
— Как это?
— Самому найти Маркуса да и сдать Дому. Возможно, что за такую услугу Владетель его и помилует.
— Тебе, вроде, парнишка не чужой, — задумчиво сказал я. — А ты на подлянку толкаешь. Как понимать?
— Я же не Ильмару советую, — ухмыльнулся старик.
— И то, — согласился я. — Одному человеку не найти того, за кем вся страна охотится.
— Не знаю. Шататься по миру Марку не с руки. Он уже попробовал — и угодил на каторгу за мелкую кражу. А теперь, когда Стража оповещена, каторгой не отделается.
— Ага…
— Значит, паренек попробует укрыться. Где?
— В Варшаве. У родственников.
— Не те родичи, чтобы у них прятаться… В чужих землях ему делать нечего, там тоже интересуются, кто такой принц Маркус и почему за ним охота идет. Поместий и замков у мальчика нет.
— Тогда и зацепиться не за что.
— Верно. Надо его хорошо знать, чтобы след найти.
— Вот как ты, например, Марка знаешь…
— Да что я знаю? Мелочи всякие. Помню, например, как мальчик с увеселительной поездки в Миракулюс вернулся.
— Это на Капри?
— Да. Тогда Страну Чудес только открыли. Владетель визитом не удостоил, а вот несколько младших принцев туда съездили… Маркус две недели на острове был. Никогда не видел паренька таким радостным.
— Глупо… — сказал я. — Миракулюс — место особое, под властью Дома, Стража там за порядком строго следит.
— Это так. Только кроме Страны Чудес нет в Европе другого места, которое Маркус знает досконально.
Я молчал, глядя в огонь.
— Да что я все о каторжниках да о принцах! — вдруг засмеялся старик. — Рядом с таким интересным человеком сижу, а слушать не желаю. Расскажи лучше, какие диковинки видел в Америке?
Лучше бы я сказал, что ходили мы в азиатские земли. О них не понаслышке знаю. Но теперь делать нечего…
— Америка — страна большая, вся населена дикарями, кроме наших да руссийских поселений, — мрачно сказал я. — Дикари те в большинстве своем поклоняются лживым богам, цивилизации не знают, не знают цены железу и не умеют его обрабатывать. Торговать с ними хорошо стеклом…
— А какие у них есть чудеса?
Почему-то мне не хотелось повторять те истории, что я плел в тавернах накануне. Лекарь — человек мудрый, и книги у него на полках не для вида стоят.
— Да много ли простому моряку удается увидеть? — вздохнул я. — В Бостоне ходили в увольнительную, так город почти как европейский. Краснокожие встречаются, но и то, куда больше на людей походят, чем черные или желтые.