очень хорошо. Появился официант, и Наз попросил большую бутылку минеральной воды.
— Поедим? — спросил он меня.
Я не был особенно голоден.
— Вы как? — ответил я вопросом на вопрос.
— Что-нибудь легкое.
Мы заказали кеджери и две маленькие тарелки рыбного супа. Вина не взяли. Официант удалился в направлении кухни, которая частично виднелась за большим круглым окном. Так она была задумана: открытая, но не полностью, не так, чтобы обедающим были видны все действия поваров до последнего, — открытая настолько, чтобы они могли кое-что ухватить взглядом: голубые языки пламени, выскакивающие из сковородок, пальцы, окропляющие блюда дождем из трав, и тому подобные вещи.
— Прежде чем начать воплощать ваш проект в жизнь, — сказал Наз, — нам нужно получить какое-то представление о масштабах. Какого размера здание вы имеете в виду?
— Большое. Шесть или семь этажей. Вы в Париже бывали когда-нибудь?
— Две недели назад был.
— Ну вот, такое здание, как там. Большие жилые дома, с кучей квартир, нагроможденных одна на другую. Такого типа здание мне и нужно. Моя квартира должна быть на предпоследнем этаже.
— А здание напротив? Если я правильно помню, вы дали понять, что это здание вам тоже, вероятно, понадобится.
— Верно. Оно должно быть почти такой же высоты. Возможно, на один этаж пониже. Под «напротив» я понимаю стоящее сзади. Отделенное двором. В этом здании мне понадобятся только две вещи: чтобы на крышах был красный шифер, а по нему гуляли черные коты.
— Крыши во множественном? — спросил он.
— Они идут вверх и вниз. Поднимаются и опускаются. Определенным образом. Может быть, нам придется их видоизменить. Нам наверняка придется видоизменить многое во всем здании и во дворе.
— Да, вы мне говорили. Но расскажите про людей, которыми вы планируете заселить здание. Я имею в виду, основное здание. Они в действительности будут там жить?
— Ну да. Они могут там жить и в действительности. Только им придется привыкнуть к тому, чтобы существовать в двух режимах: включено и выключено.
— Что вы имеете в виду?
— Ну, в режиме включено они выполняют задания, которые я их прошу выполнять. А все остальное время могут делать, что хотят. Как солдаты — только что были на параде, а потом идут, курят свои сигареты в караулке, моются, может, переодеваются в гражданское. Но потом, через несколько часов, им снова надо быть на параде.
Подошел официант. Перед Назом лежал его карманный органайзер. Это был «Псайон» — одна из компаний, чьи акции мы с Мэттью Янгером недавно купили. Он лежал на столе экраном кверху, но Наз им не пользовался. Вместо этого он заносил мои требования в голову, переводя их в маневры, которые надо было выполнить. Это было заметно — там, в глубине его глаз, что-то жужжало. Я почему-то подумал про жуков- скарабеев, потом — про слово «сайон»[2]. Та штука в глубине его глаз пожужжала немного, а потом он спросил:
— Какие задания вы хотите, чтобы они выполняли?
— Внизу, непосредственно подо мной, будет жить старуха. Ее основной обязанностью будет готовить печенку. Постоянно. Ее кухня должна выходить наружу, во двор, в задний двор, куда будут выходить и мои собственные кухня с ванной. Запах печенки должен подниматься кверху. Еще от нее потребуется выставлять за дверь мусорный мешок, когда я спускаюсь по лестнице, и обмениваться со мной определенными репликами, которые я вспомню и закреплю за ней.
— Понятно, — сказал Наз. — Кто еще?
— Еще там будет… что означает слово «сайон»?
— Не знаю. Давайте выясним. Сейчас свяжусь с коллегой и попрошу его посмотреть в словаре.
Он вынул крохотный мобильный телефон, включил его и набрал сообщение. При каждом нажатии кнопки телефон издавал писк. Он положил телефон на стол и подождал, пока сообщение отправится. Я снова представил себе его офис: сине-красные пластмассовые ящички для входящих и исходящих, стеклянные внутренние перегородки, ковры. Мысленно начертил треугольник: луч от нашего ресторана вверх, к спутнику в космосе, потом обратно вниз, к офису «Контроля времени», куда спутник должен был его отразить. Я вспомнил, как меня тряхнуло ветром — последнее цельное воспоминание до аварии.
— Еще, — продолжал я, — там будет пианист, этажом ниже этой старухи.
— Так, а кто еще живет на ее этаже?
— Никто. В смысле, никто из конкретных людей. Просто безымянные, невнятные соседи.
— Эти невнятные соседи — им не нужно быть на параде? Я имею в виду, в режиме включено? Их можно все время держать выключенными?
— Нет. Все… исполнители — нет, не исполнители; это не то слово… участники… сотрудники… должны быть… я хочу сказать, вся территория должна будет целиком находиться в сфере наших полномочий.
— Вы продолжайте, — сказал Наз. — Простите, что перебил.
— Разве?
Тут я слегка заволновался — почувствовал, что не могу удержать нужный тон. Я вспомнил последнее официальное слово, которое использовал, и повторил его, чтобы вернуть этот тон.
— Да, так вот — в сфере наших полномочий. Кроме хозяйки печенки, под ней или, может, через этаж, должен быть пианист. Под сорок или чуть больше, лысая макушка, патлы по бокам. Высокий и бледный. Днем он репетирует. Музыка должна подниматься кверху точно так же, как запах при готовке печенки. Когда репетирует, он должен время от времени ошибаться. Ошибшись, он медленно повторяет пассаж, снова и снова, а в том месте, где споткнулся, совсем замедляется. Как «Ленд Ровер» замедляется перед неровным участком — например, там, где рытвины. Дальше, после обеда он учит детей. Ночью сочиняет. Иногда он злится на…
Мобильный Наза издал громкий двойной писк. Я остановился. Взяв его в руки, Наз нажал кнопку «ввод».
— Отпрыск, потомок, — прочел он. — От среднеанглийского sioun и старофранцузского sion — побег, ветка. Первое упоминание 1848 г. Оксфордский словарь английского языка.
— Интересно, — я пригубил минералку и снова подумал про жуков-скарабеев. — Так вот, — продолжил я через пару секунд, поставив стакан, — иногда этот парень злится на другого человека, который мне тоже понадобится, на этого мотоциклиста-любителя, который возится со своим мотоциклом во дворе. Ремонтирует его, чистит, разбирает, снова собирает. Когда у него работает мотор, пианист злится.
Какое-то время Наз обрабатывал сказанное. В его глазах появилось отсутствующее выражение, а эта штука в глубине все жужжала, все обрабатывала информацию. Я подождал, пока глаза велят мне продолжать.
— Дальше идет консьержка. Ее лицо мне пока не дается — зато есть ее шкаф. И еще несколько человек. В общем, понятно.
— Да, понятно, — сказал Наз. — А где будете вы, когда они будут выполнять свои задания — когда они будут в режиме включено?
— Я буду повсюду перемещаться, как мне заблагорассудится. Мы будем отрабатывать разные вещи в разное время. Разные места, разные моменты. То мне захочется пройти мимо хозяйки печенки, когда она выносит мусор. То мне захочется выйти на улицу к мотоциклу. А то обе сцены одновременно — одну можно приостановить, а я побегу вверх или вниз по лестнице, чтобы попасть в другую. Или в третью. Комбинаций бесконечно много.
— Да, это верно.
Принесли рыбный суп. Мы его прихлебывали. Потом кеджери. Мы его ели. Я разъяснял Назу прочие подробности, а он их обрабатывал. Когда его глаза велели мне подождать, я ждал; когда жужжание в глубине прекращалось, я снова двигался дальше. Он ни разу не спросил меня, зачем мне все это нужно — просто слушал, обрабатывая, рассчитывая, как все это исполнить. Мой исполнитель.
Перед тем, как мы ушли из «Проект-кафе», Наз ознакомил меня со своими расценками. Хорошо, сказал я. Я сообщил ему реквизиты своего банковского счета, а он сказал мне, как с ним можно связаться в любое
