сопереживания, к живым и мертвым Мира. Не хочу быть осведомительницей!

Не хочу ни на кого доносить, в том числе на себя.

Новость приходит спустя три дня. Я сижу теплым днем на своей каменной скамеечке и наблюдаю за соседскими коровами, которые тянутся к цветочным клумбам, хотя те и обнесены изгородями. Соседка посадила новые, неведомые мне цветы с замечательными, странными на вид бутонами — может быть, это растения с Земли? Хотя не очень похоже. Пока я находилась в тюрьме Аулит, еще больше народу решило, что земляне нереальны. Я слышу ропот недовольства, осуждение в адрес тех, кто делает покупки у иноземцев.

Письмо из отдела Реальности и Искупления доставляет сам Фраблит Пек Бриммидин, преодолевший неблизкий путь на древнем велосипеде. Он снял форму, чтобы не смущать меня. Я смотрю, как он приближается с мокрым от непривычного напряжения шейным мехом, потом вижу в его серых глазах смущение. Мне уже понятно, какой ответ он привез мне в запечатанном конверте.

Многое из того, что я вижу теперь, раньше оставалось незамеченным. «Ты слишком доверчива для осведомителя, Пек Бенгарин».

— Благодарю, Пек Бриммидин, — говорю я. — Не желаешь ли воды? Или пел?

— Нет, спасибо, Пек, — отвечает он, избегая смотреть мне в глаза. Он приветственно машет соседке, которая несет воду из колодца, и зачем-то крутит ручку велосипеда. — У меня еще столько дел…

— Счастливого пути, — напутствую я его и возвращаюсь в дом. Стоя перед Ано, я взламываю печать на конверте. Прочитав письмо, я долго смотрю на сестру. Она так красива, так добра, так любима!

Потом я приступаю к уборке. Я тщательно скребу дом, потом поднимаюсь по лестнице и мою чердак, разбрызгиваю густую мыльную пену по всем щелям, оттираю от грязи все, что попадается под руки. Несмотря на все старания, я не нахожу ничего, что могло бы исполнять роль подслушивающего устройства. Ничего инопланетного, ничего нереального.

В небе светит только Бата, остальные луны еще не поднялись. Небо ясное и звездное, воздух прохладный. Я закатываю велосипед в дом и пытаюсь припомнить, все ли сделала.

Гроб Ано изготовлен из сверхпрочного стекла, и я трижды со всей силы луплю по нему садовой лопатой. Только после третьего удара стекло трескается. На кровать льется прозрачный химический раствор с легким запахом горечи.

Я подхожу к кровати в сапогах и щедро обдаю Ано водой, чтобы смыть химию. Я выставила рядком несколько емкостей, от кухонных мисок до самого большого таза из ванной, и опорожняю их одну за другой. Ано терпеливо улыбается.

Я поднимаю ее с мокрой кровати.

В кухне я кладу безжизненное, податливое тело на пол и снимаю с него одежду, пропитанную едким раствором. Вытерев тело, я обвертываю его одеялом и, посмотрев на сестру в последний раз, плотно закутываю. Укрепив тюк и лопату на багажнике велосипеда, я снимаю сапоги и открываю дверь.

В ночи благоухают иноземные цветы, которые высадила соседка. Ано кажется невесомой. У меня ощущение, что я могу крутить педали часами. Я так и поступаю.

Я хороню ее на болотистом участке в стороне от пустынной дороги и заваливаю камнями. Влажная грязь ускорит разложение, а могилу легко замаскировать тростником и ветками тоглифа. Покончив с похоронами, я переодеваюсь в чистую одежду, которую захватила с собой, а грязную зарываю в землю. Несколько часов езды — и я смогу заночевать в придорожном постоялом дворе. При необходимости я буду довольствоваться ночлегом в поле.

Назревает жемчужное утро, украшенное тремя лунами. На всем протяжении пути меня окружают цветы: сначала дикие, потом садовые. Несмотря на усталость, я напеваю себе под нос, обращаясь к изящным бутонам, к небу, к дороге, залитой лунным светом. Ано реальна и свободна.

Покойся с миром, милая сестра. Счастливой встречи с заждавшимися предками!

Спустя два дня я добираюсь до Рафкит Хаддона.

Это старый город, спускающийся по горному склону к морю. Богатые дома стоят на берегу или карабкаются на гору. Все они похожи на больших птиц, белых и спокойных. Берег и склон разделены морем домиков, базаров, правительственных зданий, гостиниц, пивных, трущоб и парков, где высятся прекрасные старые деревья и древние храмы. Мастерские и склады теснятся в северной части города, в районе порта.

У меня большой опыт по части поисков. Начинаю с отдела Ритуалов и Процессий. Послушница, ждущая посвящения в сан, молода и жаждет помочь.

— Я Айма Пек Гораналит, служанка семьи Менанлин. Мне поручено навести справки о ритуальной деятельности гражданина по имени Малдон Пек Брифжис. Вы мне поможете?

— Разумеется! — Она сияет. Наведение справок о ритуальной деятельности никогда не фиксируется: когда известная семья собирается сделать гражданину честь, позволив ему почтить ее предков, требуется конфиденциальность. Для избранника это престижно и выгодно. Я остановилась на семье Менанлинов после часа подслушивания разговоров в людной пивной. Семья отличается древностью, многочисленностью и спокойным нравом.

— Сейчас посмотрим… — Она просматривает книги. — Брифжис, Брифжис… Фамилия распространенная… Как, вы сказали, его зовут?

— Малдон.

— Вот, нашла! В прошлом году он уплатил за два музыкальных прославления своих предков, внес пожертвование в жреческий дом Рафкит Хаддона… Потом на нем остановила свой выбор семья Шулалаит, пожелавшая восславить своих предков.

Она чем-то напугана. Я киваю.

— Это нам известно. Там больше ничего нет?

— По-моему, нет… Погодите! В прошлом году он уплатил за благотворительное прославление предков бедняка Лама Пек Фланое, снабжающего его клу. Прославление было пышным: музыка, три жреца.

— Великодушно, — замечаю я.

— Очень! Три жреца! — Ее молодые глаза сияют. — Разве не чудесно, что в нашей реальности столько добрых людей?

— Чудесно, — подтверждаю я.

Торговца клу найти нетрудно — достаточно поспрашивать на базарах. Летом топливо раскупается медленнее, и молодые родственники за прилавком рады случайной собеседнице. Лам Пек Фланое живет в бедном квартале, позади больших домов с окнами на море. Здесь обитают слуги и торговцы, обслуживающие богачей. Четыре стакана пела в трех пивных — и я узнаю, что Малдон Пек Брифжис гостит в данный момент у некоей богатой вдовы. Я узнаю адрес вдовы и профессию Пек Брифжиса — лекарь.

Лекарь! «Больной рассудок говорит сам с собой. Ты не убивала свою сестру».

После четырех стаканов пела меня качает. На сегодня довольно. Я нахожу гостиницу похуже, где не задают вопросов, и заваливаюсь спать Меня не беспокоят сны.

День в обличье уличной торговки — и я определяю, который из мужчин зовется Пек Брифжисом. Потом у меня уходит три дня на наблюдение за ним. Он бывает в разных местах, общается с разными людьми; все его собеседники — вполне обычный народ. На четвертый день я нахожу возможность завязать разговор, но это оказывается лишним.

— Пек, — обращается ко мне некто, когда я слоняюсь перед банями на улице Элиндель, прикинувшись торговкой сладкими лепешками. Лепешки я украла перед рассветом из пекарни. Я сразу понимаю, что обратившийся ко мне мужчина — телохранитель, к тому же незлой. Это ясно по его походке, взгляду, прикосновению. Он очень красив, ну и что? Красивым мужчинам не до меня. Их интересовала Ано.

— Прошу тебя, пойдем со мной, — говорит телохранитель, и я повинуюсь. Он ведет меня на задний двор бань, предлагает войти в незаметную дверь. Мы оказываемся в маленькой комнате, предназначенной, судя по всему, для неких гигиенических процедур. Обстановка комнаты исчерпывается двумя каменными столиками. Мой провожатый ловко, но учтиво обыскивает меня, даже заглядывает в рот, но оружия, разумеется, нет и там. Удовлетворившись, он показывает мое место и распахивает другую дверь.

Я вижу Малдона Пек Брифжиса в дорогом купальном халате чужеземного шитья. Он входит в комнату. Он моложе Кэррила Уолтерса. Могучий мужчина в расцвете сил с проницательным взглядом

Вы читаете «Если», 1998 № 08
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату