— Ты упустила инициативу вот здесь, — говорит он.
— Папа, старт только что был дан. Мы не пробежали еще и двадцати пяти метров.
Отец перематывает видео и нажимает на паузу.
— Смотри, — говорит он, указывая на экран, — тебе все время приходилось бежать по третьей дорожке, чтобы обойти эту девочку из Лейси. Напрасная трата энергии. Тебе она была необходима для финального рывка. Вот почему Алексис Форд выиграла у тебя четыре десятых секунды.
Несколько недель назад отец склеил кусочки видеопленки с подобными допущенными мной ошибками на соревнованиях, для того чтобы получился фильм: «Агония поражения Джебуки Дарлинг: серия первая». Предполагается, что я должна смотреть его и учиться на своих ошибках, с тем чтобы не допускать их впредь.
— Смотри прямо сюда, — говорит отец. — Видишь, как ты размахиваешь руками? Видишь, как тебя зажали?
Напрасно он все это говорит. Вот моя стратегия: стань лидером с первой минуты и никому не позволяй обойти тебя.
Знаю, отец рад, что в нашей семье есть спортсменка. Бетани никогда не увлекалась спортом. Он гордится, что я не из тех неуклюжих девиц, которые с трудом бегут по дорожке, надеясь пробежать милю за восемь минут. Я по-настоящему хорошо бегаю. Это тешит его родительское самолюбие. Мои успехи — это почти полноценная замена играм Малой лиги или детским турнирам по баскетболу, в которых он мечтал принять участие, но ему так и не представился случай.
Наши совместные пробежки отец рассматривает как возможность сблизиться друг с другом, но мне не нравится его вмешательство. Как только он принимается критиковать меня, в моем мозгу, который до этого отдыхал, начинают путаться мысли.
Сегодня мне стало от его слов настолько плохо, что в голове зародилось странное желание: захотелось, чтобы он ударил меня велосипедом. Я представила, как он теряет контроль на долю секунды, со всей силы ударяет меня колесом по ноге, я теряю равновесие и падаю на асфальт. От боли свертываюсь калачиком. Мои руки и ноги — просто месиво из крови, кожи и гравия. Я кричу: «О ЧЕМ ТЫ ДУМАЛ, КОГДА ЕХАЛ ТАК БЛИЗКО? ЭТО ТВОЯ ВИНА! ПОЧЕМУ ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ОСТАВИТЬ МЕНЯ В ПОКОЕ?» Может быть, я сломаю руку или ногу и пропущу весь сезон, но отец, чувствуя себя виноватым, не будет переживать по этому поводу.
Меня так взволновала мысль о травме, что я подумала: не надо ждать и судьба поможет мне. Решила сама организовать это столкновение. Притворюсь, что упала, когда буду в полной уверенности, что он не переедет через меня и не раздавит на смерть. Нет, пусть ударит меня слегка, лишь бы потом оставил в покое. У меня прибавилось адреналина, и я начала бежать быстрее от этой мысли. И в это время услышала слова отца: «Вот это то, что надо, Джебука!» Вместо того чтобы почувствовать себя лучше от похвалы, мне стало еще хуже. Еще больше захотелось, чтобы он ударил меня велосипедом и моя карьера бегуньи на этом бы закончилась. Я знала: впереди из асфальта торчат корни деревьев, поэтому может выглядеть вполне логично, если я споткнусь о них («Здорово. Держи шаг, Джебука. Ты летишь!») и упаду на тропинку, а он ударит меня велосипедом. Мне больше бы не пришлось бегать и слушать об Алексис Форд, о моих болтающихся руках и об агонии поражения. Знала: сейчас или никогда, — поэтому наступила на торчащий корень. Замахав руками, почувствовала, что падаю, как в замедленном кино, все время ожидая удара колеса о лодыжку, голень и бедро. Я ждала криков, воплей, своих жалоб и обвинений.
Но отец инстинктивно свернул в сторону с дороги.
Позднее, когда я мазала перекисью водорода кровоточащую пораненную коленку и порезанную ладонь, отец стоял в дверном проеме и читал мне лекцию о том, что надо быть осторожнее.
— Ты могла закончить сезон прямо там, — сказал он.
— Да, — вздохнула я. — Но не закончила.
Кожа у меня горит до сих пор.
Десятое марта
Все группой мы идем сегодня вечером на ежегодный конкурс талантов, проводимый нашей школой. Нам необходим отдых от монотонного уик-энда в Пайявилле, когда мы толпимся в развлекательном центре, жуем что-нибудь в ресторанчике «У Хельги» или болтаемся дома у Скотти. Еще мы хотим дать возможность Хай вкусить местной культуры.
— Смею сказать, вряд ли за входную плату в пять долларов ты найдешь лучшее шоу придурков, — сказала я.
— Девочка, я из города, где такое шоу показывают бесплатно, — ответила Хай.
— Подожди и увидишь.
Уже поздно вечером Хай согласилась со мной. Никто из нас не мог понять, что вынуждает этих людей с такой охотой унижаться перед теми, с кем они в обществе занимают одинаковое положение.
Кратко поясню.
Шоу открывалось с выступления группы, названной «Четверка Лена Леви». Какое самомнение! Лидером группы был не кто иной, как Лен Леви, тот мальчик, который разбил мое сердце, когда мне было восемь лет. На нем был толстый слой театрального грима, словно от аудитории можно было скрыть с помощью подсветки, а возможно, и ауры, исходящей от величия рэпа, его сизое, в шрамах от прыщей лицо. Я говорю это со всей горечью, но, конечно, это ремарка в сторону.
Итак, выступление группы «Четверка Лена Леви» было первым среди последовавшей за ними череды других номеров, протестующих против пения ворованных песен и под «фанеру». Должна признаться, что сама группа держалась довольно скованно, но Лен просто привел всех в ужас. В повседневной жизни он довольно зажатый и действует, как робот. Ну добавьте к этому психа, который не может постоять на месте, и вы получите представление, что такое Лен на сцене. Ответ Пайнвилльской средней школы Заку де ла Роша, который ходит по сцене, как робот-киборг после короткого замыкания, так быстро, что луч прожектора не успевает за ним.
Лен, не пропев и половины куплета, вдруг завопил: «Пайнвилль» — и попытался нырнуть в зал со сцены, издав первородный крик. Все продолжали сидеть на своих местах, никто не собирался ловить его. Он приземлился на ноги и просто стоял на месте, потрясенный тем, что он на полу, вместо того чтобы раскачиваться на руках у восторженной толпы.
Поэтому он стал призывать аудиторию спеть вместе с ним.
— Пайнвилль, — заорал он в микрофон.
Затем он повернул микрофон в сторону аудитории — тишина.
— Пайнвилль, — проорал он еще громче.
На этот раз зрительный зал покатился со смеху. Песня вскоре закончилась, и Лен Леви бросил микрофон на сцену так, что из него раздался оглушительный рев и шипение, и выскочил из зала как ошпаренный.
Следующей была Дори Сиповитц, несгибаемая поклонница Бритни Спирс. Как у настоящей Лолиты- дивы, в номере Дори было много хореографии и мало пения, причем песня была записана заранее, и необходимо было лишь открывать рот во время исполнения. Мать Дори сидела прямо перед нами и кричала: «Секси, бейби! Секси, секси, секси!», в то время как ее дочь извивалась и вращалась, словно на горячей сковородке, в розовом, расшитом блестками узком женском комбинезоне с вырезом на животе.
Мне даже не надо говорить вам, насколько это было неуместным и отвратительным.
За ней выступало трио танцоров хип-хопа, как всегда навеселе, которым следовало бы знать получше, что не стоит надевать белые костюмы из синтетики. (В припев они добавили слово «бум», и получалось — бум-шака-лака-шака-лака-шака-лака.) Группа «Белых негров» пела что-то про жизнь хулиганов. Они были экипированы какими-то издающими треск и шум инструментами, которыми эти суперзвезды из трущоб разжились в магазине за углом. Также выступали жонглер и группа под названием «Длинная странная прогулка».
Было еще несколько номеров, но я о них могу лишь сказать, что, кроме смущения, они не вызвали
