Действительно, у нас с пришельцем общего больше, чем у меня с любым человеком, а у него — с любым существом его расы. Я почти уверен: именно по этой причине я приглянулся ему, а цвет он изменил и покинул Землю потому, что в конце концов достиг цели своего визита — вошел в контакт с себе подобным.
Помню, мне стукнуло уже лет тринадцать-четырнадцать, когда я вдруг с удивлением обнаружил, что мужчиной, который ходит на свидания с девушками, затем женится и обзаводится детьми, мне стать не суждено. Понимание это пришло ко мне сразу, а было это на вечеринке, после того, как болтавшая со мной одноклассница закончила свою тираду словами:
— Тебе, Марти, меня до конца не понять, ведь подобных проблем у тебя нет и никогда не будет.
Помню, речь шла о проблемах в отношениях между мужчинами и женщинами, а дела эти волновали одноклассницу из-за развода ее родителей. Не знаю, где теперь та девчонка, и помнит ли она хотя бы мое имя, а если помнит, то попадались ли ей на глаза газеты со статьями обо мне; но, как бы там ни было, я ту вечеринку и слова одноклассницы запомнил накрепко. Говоря тогда, что подобных проблем у меня не будет, девчонка вовсе не имела в виду, что я стану «голубым» или, к примеру, постригусь в монахи; просто, по ее мнению, я принадлежу к числу тех, для кого эта сторона жизни — взаимоотношения между полами — навсегда закрыта. Я это понял так: не все, кто служит в цирке, могут считать себя артистами и выступать на арене; некоторые стоят в сторонке, вне света прожекторов, а в перерывах между номерами монтируют приспособления для трюков или убирают огромной метлой клетки слонов. Публике глубоко плевать, кто эти ребята, да и вообще, о них не говорят и не пишут в газетах. Надеюсь, понятно, о чем я толкую? Так вот, я в жизни, как те рабочие в цирке, — не участвую в представлении, а на манеж выхожу лишь сделать что- нибудь не очень-то важное, второстепенное да понаблюдать со стороны, как выступают другие. Думается мне, что в этом мы очень схожи с инопланетянином. Наверное, теперь, покинув Землю, у себя дома по вечерам, когда все его соплеменники собираются вместе в огромных конических ульях и тепло, по-дружески общаются друг с другом, он стоит в стороне да молча поглядывает на них.
Быть сторонним наблюдателем, по-моему, вовсе не плохо, а временами так даже очень интересно; ведь со стороны видится такое, о существовании чего изнутри и не заподозришь. Взять, например, Барри: прежде чем он стал подростком, мы играли с ним вместе, и поскольку я не приходился ему ни отцом, ни братом, ни даже дядей, мне удавалось углядеть в нем то, чего не замечал никто другой, и Барри, хоть и молчал, прекрасно понимал это.
Так вот вам моя теория вкратце: инопланетянин хотел пообщаться с кем-нибудь себе подобным и ради этого совершил путешествие длиной во многие световые годы, хотя, подозреваю, для того, кто способен вот так просто пролететь сквозь потолок, путешествие длиной во многие световые годы и не кажется слишком высокой платой за приятельский разговор.
В магазинчик к нам заходит профессор Пфейффер.
— Привет, Марти. Привет, Сьюзан, — говорит он.
По его печальной улыбке я сразу догадываюсь: что-то не так, что-то неладно.
— Я уезжаю, — говорит он. — Зашел сказать, что знакомство с вами было для меня очень приятным.
— Куда ты уезжаешь, Билл? — спрашивает профессора Сьюзан.
Я по-прежнему мою окно, но к разговору прислушиваюсь внимательно.
— Обратно в Вашингтон, — говорит профессор Пфейффер. — Исследовательские лаборатории в Шорехаме закрываются.
— Обидно, — говорит Сьюзан. — Нам вас будет не хватать.
— Мне тоже, — говорит профессор Пфейффер, близоруко щурясь.
— Но у меня на память о вас остался великолепный сувенир. Дейзи.
— Как она, кстати, поживает? — спрашивает Сьюзан.
— Капризничает часто, но, думаю, вскоре привыкнет ко мне. Да, я ведь купил ей новую клетку и новое покрывало.
— Марти теперь ходит мрачнее тучи, — сообщает Сьюзан, будто меня вовсе и нет в магазине. — Полагаю, виной тому — одни и те же вопросы, на которые ему чуть ли ни каждый день приходится отвечать.
— Скоро это прекратится, — заверяет профессор Пфейффер. — Проект по изучению инопланетянина полностью сворачивается.
— Жалко, — говорит Сьюзан. — Жалко, что мы так никогда и не узнаем, откуда он к нам прилетел и зачем.
Профессор кивает, будто говоря, что сделанного не воротишь, а затем подходит ко мне и спрашивает:
— Что ж, Марти, попрощаемся?
— Надеюсь, вы не в обиде на меня, — говорю я.
— А с чего мне на тебя обижаться? — Пфейффер в удивлении приподнимает брови.
— Ну, из-за меня вас не выгнали с работы? — спрашиваю я.
— Конечно же, нет! — восклицает он. — Что за бредовая идея? Работа у меня есть, но если ты имеешь в виду Шорехамский проект, то о его закрытии я ничуточки не сожалею, потому что, скажу тебе честно, мне никогда не нравилось, как там велись исследования.
Хоть он имени и не назвал, но имел в виду, конечно же, Роберта.
— У инопланетянина не было даже телевизора, — сетую я.
— Ну вот, и ты это заметил, — говорит профессор Пфейффер и протягивает мне руку.
Я пожимаю ее и вижу по его глазам, что никогда он не засмеется надо мной, не засмеется даже самую малость, в глубине души.
— Прощай, Билл, — говорю я.
Он долго держит мою руку в своей, держит дружески, как руку равного себе, и это мне напоминает дивный, невероятный сон — инопланетянина и то, как мы с ним коснулись однажды друг друга лбами.
Пол Макоули
ЧУДОВИЩА ВОЙНЫ
Глава 1
Индира ясно дала понять, что берется за работу из любезности, и Влад Симонов с деланным изумлением спросил:
— Что тебя смущает? Работа превосходная, а ты, по-моему, сейчас свободна.
— Я отдыхаю, — отрезала Индира.
Последние две недели она руководила очисткой окрестностей коллективной фермы от морских ежей. Сложное, опасное, утомительное занятие. Индира едва не погибла — точно в такой же ситуации, в какой едва избежала гибели при первом своем задании, когда еще не разобралась толком, чего надо опасаться. Теперь она завершила круг. Монстров с нее хватит.
Влад щелкнул пальцами и наклонился к камере своего видеофона.
