— Что-что? После этой пустячной работенки тебе нужен отдых? По мне, это просто тренировка. Послушай, Индира, я бы сам принял этот заказ — отличный заказ, — но, к сожалению, уже взялся за три других. Только поэтому отдаю его тебе. С обычными комиссионными, ясное дело, но условия до того роскошные, что ты и не заметишь той малости, что я отщипну на прокорм своим детишкам.
Влад прямо-таки излучал добродушие и энергию — даже по видеофону. Индира рассмеялась. Он укоризненно сказал:
— Эх, Индира… Стареешь, подружка. Тебе становится скучно. Ежи, пауки, мако — для тебя все едино. Рутинное дело… Словом, я хочу малость поперчить твою жизнь, чтобы Индира опять встрепенулась. Скажи «да». Развлечешься, уж это я тебе обещаю.
— Мы действительно стареем, Влад.
— А монстры — нет! Пока ты посиживаешь в своей чудной, теплой, удобной квартирке, чудища плавают во тьме и холоде, накачиваются сульфидами и набираются сил. Слушай, это по-настоящему волнующая работа. Наниматели — забавные люди, вроде монахов, они цены деньгам не знают. Ты озолотишься, даже отдав мне мой крошечный процентик. Индира, этим монахам нужно, чтобы кто-нибудь замочил дракона. Ты ведь еще не охотилась на драконов, так? Знаю, ты справишься, и поэтому обращаюсь к тебе, а не к кому-то еще.
— Понятно. Короче говоря, ты полагаешь, что никто другой не справится.
Индира начинала работу подмастерьем у Влада Симонова. Теперь работала на него в качестве «вольного художника». Он был из первого поколения охотников, один из немногих выживших, когда охота на монстров — биологическое макрооружие, оставшееся от Тихой войны — только начиналась. Владу нравилось изображать из себя пирата. У него были две жены и пятеро детей, он пил бренди и курил огромные сигары, носил буйную черную гриву, в которой проглядывали седые пряди. Но при том во всем океане Европы, спутника Юпитера, не было другого столь надежного и профессионального охотника.
— Дракон… — задумчиво сказала Индира.
— Предположительно дракон. Ты боишься?
— Я всегда боюсь.
В конце последней операции на нее напала из засады стайка ежей. Она шла в глубину по длинной расщелине в чистой водяной льдине, а за ней плыл напарник, боязливый рабочий с фермы. Расщелина была отполирована выделениями метана. Фонари Индиры отражались от гладкой поверхности, создавая бело- голубое сияние, так что впереди было мало что видно. Ежи посыпались на нее из трещины во льду. Она рванула вверх, раздавила двух ежей на защитной маске — их колючки оставили глубокие царапины на стекле — и начала посылать стрелы из своего пистолета, отбрыкиваясь от нападавших сзади. Напарник окаменел от страха и закрыл путь к отступлению, ежи сыпались на них из пляшущего сияния отраженных огней, но она методично уничтожила всех — со спокойствием, достойным дзен-буддиста. Только когда побоище кончилось, она позволила себе испугаться.
— Я не могу идти на дракона в одиночку. Если это действительно дракон, — заявила Индира.
— Тебе и не придется идти в одиночку. У монахов большая водорослевая ферма: рабочие помогут. Но, скорее всего, это обыкновенный мако. Уже годы, как драконов не видно — вымерли, я думаю. Так вот, монахи заметили какое-то чудище, которое пряталось как раз у границы их владений, а у страха глаза велики. Ладно, излагаю подробности.
Через два часа вернулась Элис, дочь Индиры. Пришла и увидела, что мать возится в мастерской, а на полу лежит открытый багажный контейнер.
— Но ты же едва успела возвратиться, — сказала Элис.,
— Да, моя радость.
Элис стояла в дверях, плавно опускаясь и поднимаясь, словно воздушный шарик на привязи. Девочка семи лет, умная и реши-тельная. Одета в мятые шорты и нейлоновый жилет с массой карманов; над головой вздымается, подобно гребню ящерицы, иридисцентный мигающий воротник. На тонких ручках — светящиеся татуировки, не те, что были утром, когда она уходила в школу. Тогда это были переплетенные ящерицы и птицы; сейчас — развевающиеся знамена, красные, лиловые и темно-бордовые. Волосы заплетены в тугие косички и украшены крошечными желтыми и зелеными кисточками-огоньками. Дочь спросила:
— Ты уже объявила Карру?
Индира сосредоточенно укладывала свой «сухой» костюм в контейнер, стараясь избежать складок. Проговорила, не поднимая головы:
— Он скоро вернется. Как в школе?
— Я делаю самостоятельную работу.
— Расскажи.
— Это секрет.
Они замолчали. Мать знала, что дочь снова побывала на служебных уровнях города, у основания льда. Договорившись с Владом о контракте, Индира отследила ее по телеметрии, и Элис это знала. Дочь внимательно наблюдала за тем, как Индира проверяет чемоданчики с оружием — плоские металлические коробки, выстланные пенопластом. В малой коробке лежали три стеклянных флакона с разбрызгивателями, содержащие три сорта специфических нейротоксинов. Индира тщательно изучила упаковку. Наконец Элис спросила:
— Ты знала, что город раньше назывался по-другому?
— Конечно.
— Он назывался Миносом. Почему так вышло?
— Потому, что Минос был одним из сыновей Европы. Плод любви Европы и Зевса.
Элис топнула ногой — так, что на метр поднялась в воздух.
— Да знаю я это! Он был царь и построил под своим дворцом лабиринт. Нет, почему имя поменяли?
— Политика…
— Ага. Из-за войны, значит.
Элис родилась спустя десять лет после Тихой войны. Подобно всем своим ровесникам, она не понимала, зачем взрослые постоянно говорят о войне, если так огорчаются из-за этих разговоров.
— Из-за войны. Где ты это узнала?
— Я видела указатель.
— Что?! В школе?
Элис покачала головой и важно ответила:
— Уж конечно, не в школе. Дуболомы поменяли все указатели, о которых пронюхали, только они знают не все.
«Дуболомами» в последнее время звали солдат оккупационной армии Трех сил.
— И где этот указатель?
Элис спокойно сказала:
— Карр разозлится, когда узнает, что ты так скоро уезжаешь.
— М-м… Потому что он меня любит… как и тебя. Так где ты видела указатель, Элис?
— Мама, это для моей самостоятельной работы. Пока не закончу работу, это секрет.
Индира закрыла багажный контейнер. Послышалось короткое жужжание — контейнер сам себя запечатал. Ей не хотелось ссориться с дочерью перед самым отъездом, но нельзя ведь, чтобы Элис вообразила, будто может не подчиняться матери:
— По-моему, будет лучше, если мы поговорим. С глазу на глаз, — сказала Индира.
Вечером Карр сообщил ей:
— Там, внизу, девочке ничто не навредит.
— Не становись на ее сторону.
— Ничего подобного. Детишки постоянно туда ездят, им нравится таращиться наружу. Во тьму.
— Она одевается на манер кольценосцев. Эти огоньки в волосах…
— Одевается, как все дети ее возраста. Они набираются этого из сказаний — безобидное занятие.
— Почему ты столь мерзко рассудителен?
