мою кровать.
Она моргнула.
– Тогда что вы здесь делаете?
Молча швырнув ей правду, Алекс едва не фыркнул.
– Я говорил тебе, – ответил он более резко, чем хотел. – Я пришел помочь. Или ты хотела бы остаться здесь до темноты?
Она повернула голову, и косые лучи солнца отразились в ее волосах, отчего ее огненные пряди засияли, словно жидкий огонь. Лучи упали на ее лицо, осветив искрящиеся янтарные глаза, в которых все еще виднелось сомнение. Страх, который она не смогла до конца спрятать.
И имела для этого серьезные основания, потому что он сказал неправду.
Его цели изменились. Сейчас его единственным желанием было заполучить ее в свою постель. Желательно голой. Это и желание, чтобы он был живым, из плоти и костей. Он удивлялся, почему не чувствует абсолютно никакого желания пугать ее. Только успокоить и утешить, а потом заявить на нее свои права.
Святым известно, что он уже был тверд для нее. Снова. В этот раз просто от того, что находился рядом с ней и вдыхал ее аромат.
И, признал он, из-за ее сморщенных сосков.
Он сжимал кулаки, пытаясь не обращать внимания, но напряженные, они были так красивы. И так сильно натягивали ее топ, что в нем не могло не вспыхнуть желание почувствовать их под своими пальцами. Он до боли хотел узнать, какими они были бы на вкус, если бы он прикоснулся к ним языком и губами. Сжал зубами, втянул один сосок в рот, посасывая его, то спокойно, то яростно, скользнув в это время рукой во влажные завитки меж ее бедер и позволив своим пальцам исследовать и возбуждать ее.
Алекс застонал, отворачиваясь. Он вцепился в волосы, приходя в исступление.
Он должен получить ее.
Она пожирала его, словно лихорадка, и вскоре он будет не в состоянии даже дышать, если не сможет прижать ее к себе, погрузиться в тесный, скользкий жар ее женственности.
Он уже был на грани безумия, сила потребности в ней оглушала его. Однако больше всего пугало, что это происходило не потому, что у нее роскошные формы или жаркий взгляд «Целуй Меня Везде», а из-за того, как те глаза могли освещать комнату, когда она улыбалась. Как ее смех согревал даже самые холодные углы его мрачного, одинокого мира.
То удивление, которое появилось у нее на лице, когда она потерялась в романтических размышлениях о его
О том мире, которого давно не существовало в природе, от которого остались только поваленные камни, ржавые реликвии и хроники в кожаных переплетах, полные лжи.
Алекс вздрогнул, скрыв страдание за кашлем.
Большинство смертных, с которыми он случайно сталкивался, больше не ценили его мир по достоинству. Эта Мара Макдугалл, казалось, заботилась о прошлом, хотя и чересчур причудливым способом, пробуждавшим в нем ярость, которую он не мог контролировать.
Не сейчас.
Истина в том, что он нуждался в ней.
Если бы у него все еще оставался хотя бы клочок мужества, он должен был исчезнуть и никогда больше не появляться перед ней. Или, по крайней мере, придерживаться своего первоначального плана – запугиванием заставив ее убраться отсюда.
Но девушка желала его. Он чувствовал запах ее возбуждения.
Он должен был, но один взгляд на ее соски или сладкий изгиб ее нижней губы и возбуждающий мускус ее потребности, исходящий от нее, и его чувства затопило эротической волной.
Его разум был одурманен.
А сам он превратился в какого-то корыстного мерзавца, которых он всегда презирал – мошенника, думающего только о выпивке, женщинах и грабежах. Алекс нахмурился, проведя ладонью по губам. Скоро он станет не лучше, чем Бран О’Бара, оверлорд
шлюх и всех его похотливых друзей.– Вы уверены, что можете помочь мне? – девушка следила за ним омраченными сомнением глазами. – Я имею в виду… э… можете ли вы коснуться реальных предметов?
– Ты удивлена? – На его челюсти дернулся мускул, но когда он заговорил, его речь была ровной и размеренной. – Разве мой меч не забрал локон твоих волос? Разве ты не ударила меня по ноге, когда я вынес тебя из морской пещеры?
– Я забыла, – признала Мара, на ее щеках разгорался румянец.
Трудно было думать, когда от одного только взгляда на него она почти… достигала оргазма. На самом деле, она готова была поклясться, что ветер снова играл с ее сосками, особенно, когда он прошелся небрежным взглядом по ее груди.
Она отбросила волосы назад и пригладила их, надеясь, что телепатия не являлась одним из его сверхъестественных талантов.
– Тогда вы поможете мне вернуться к конюшням?
Он поднял руку так, как будто клялся в искренности.
– Куда только пожелаешь отправиться.
Мара решала.
Не то чтобы у нее был какой-то выбор.
Ее кобыла уже потеряла интерес к их перепалке и снова с шумом поедала траву. Вполне могла наступить полночь, прежде чем она выбралась бы из скал на этом убогом животном, если бы отвергла помощь Горячего Шотландца.
Но это вовсе не означает, что она обязана сдаваться так легко.
– Откуда мне знать, умеете ли вы ездить верхом?
Он одарил ее медленной, сексуальной улыбкой:
– Я умею.
Мара погладила шею кобылы.
– Она не желает ничего делать, только стоять и жевать, – сообщила она, от его улыбки она вспыхнула и почувствовала слабость. – Почему вы думаете, что она захочет иметь с вами дело?
– Для девушки, у которой при виде нарисованного рыцаря глаза становятся мечтательными, я подумал бы, что ты знаешь на это ответ.
Мара вспыхнула. Конечно, ей ли не знать о средневековых рыцарях. Этот конкретный, например, обладал раздражающим умением красть из ее головы все связные мысли.
Но она знала о рыцарях. О, да.
А чего не знала, то представляла. Такие благородные герои управляли своими лошадьми с легендарным мастерством.
По общему мнению, они в равной степени были умелыми с женщинами тоже.
От этой мысли по ее телу начал растекаться жар. Сильный, пульсирующий, сексуальный жар, который растекся внизу ее живота, медленно распространяясь по всему телу до тех пор, пока ее женские местечки не завопили в предвкушении.
Она прикусила губу, столь возбужденная, что не смела дышать, чтобы он не догадался, как сильно волновал ее. Фактически, у нее внутри все болело, и она боялась, что скоро закричит, если он не поцелует ее. Или, еще лучше, снова скользнет рукой между ее ногами. На сей раз, потирая ее до тех пор, пока она не распадется на несметное количество крохотных частиц.
Она переместилась в седле, дрожа от настоятельной потребности. Никогда она не испытывала подобной настойчивой пульсации. Пульсации такой раскаленной и изысканной, что она едва могла вытерпеть ее.
И только от того, как он смотрел на нее.
Как могло