— Остальные могут расходиться по домам! — проорал он, распахивая дверь. — А ты, смутьян, пойдешь со мной.
Громила протащил Зеба через участок и втолкнул в грузовик на воздушной подушке с надписью на борту «На перепрограммирование». В самый последний момент он преподнес Зебу сюрприз, заговорщически подмигнув.
Зеб воодушевился. Даже фараоны не остались равнодушными! Правда, воодушевление длилось недолго. Цепляясь за борт, он провожал глазами закопченные склады, заводы, транспортные развязки, которые однажды произвели на него сильное впечатление, а теперь казались отвратительными.
Еще немного, и Зеб погрузился в уныние. Скорее всего, он видит все это в последний раз. Его ждет свалка или переплавка. Лучшее, на что он может рассчитывать, — самое гнусное занятие из всех, какое только могут поручить роботу. О грабеже и попрошайничестве не приходилось даже мечтать. Теперь его место в глуши: изображать на потребу туристам индейца где-нибудь в Аризоне или сидеть с удочкой на мосту во Флориде.
Тем не менее он постарался не показывать своего испуга. Храбрость иссякла в тот момент, когда он очутился в кабинете белокурой программистки. Она была не одна: за столом сидел преподобный Хармсуоллоу.
— Ухо! — скомандовала Зебу девица, не отрывая взгляд от дисплея. Хрустальные сережки раскачивались у нее в ушах, словно маятники. — Ему потребуются минимальные добавки, ваше преподобие.
— Программистка услужливо заглянула человеку в глаза. — Более развитый речевой аппарат, всепогодная зашита внешних поверхностей, возможно, броня для черепа и лица.
Зеба озадачило поведение Хармсуоллоу: священник блаженно Улыбался. Внимательно осмотрев Зеба, он сказал:
— Добавьте изменение мимики. По-моему, он должен выглядеть суровее.
— Обязательно, ваше преподобие! Какой у вас зоркий глаз!
— Верно, — милостиво согласился Хармсуоллоу. — Что ж, в остальном я вам полностью доверяю. Теперь я займусь маленькой женщиной-роботом. У меня восхитительное ощущение своей необходимости! Именно этим я всю жизнь мечтал заняться: служить капелланом при мощной оппозиционной организации, предводительствовать в битве за права и справедливость. — Он еще немного посидел, глядя в одну точку, потом, взяв себя в руки, кивнул программистке и удалился.
Несмотря на мощный кондиционер в кабинете, у Зеба на лбу появилась испарина.
— Знаю, что вы задумали! — сказал он презрительно. — Игры в войну! Превратите меня в солдата, чтобы после войны списать.
Блондинка сделала большие глаза.
— Война? Ну и воображение, Зеб!
Он вытер капли влаги со лба и крикнул:
— Не выйдет! У роботов тоже есть права. Пусть я паду в борьбе, на мое место встанут миллионы!
Она не скрывала восхищения.
— Я горжусь тобой, Зеб. Ты и так полностью пригоден к новой работе.
Он сердито передернул плечом.
— А если я не хочу никакой работы!
— Тебе понравится, Зеб! Это совершенно новая позиция, и изобрела ее не я. Она — дело твоих собственных рук. Ты станешь организатором протестов, Зеб! Будешь созывать людей на демонстрации, марши, пикеты, бойкоты. В общем, разные массовые мероприятия.
— Массовые мероприятия? — недоверчиво переспросил он.
— Представляешь?! Люди будут носить тебя на руках/Видел, как доволен преподобный Хармсуоллоу? Ведь это станет возвращением доброго старого времени. Достаточно кучки смутьянов, чтобы оживить картину.
— Смутьян? — Он оцепенел. Организатор демонстраций… Борец за права и свободу роботов!
Он спокойно позволил девице снять его грудной щиток и заменить несколько плат; не сопротивлялся, когда она сама застегнула на нем все пуговицы; не возражал против проверки новых систем; не стал отталкивать визажистов, наградивших его новым лицом. Все это время он напряженно размышлял. Смутьян!
Он ожидал отправки в город, не выдавая своих чувств, хотя внутри у него бушевала буря. Ему не терпелось приступить к делу.
Он справится с задачей лучше, чем любой другой, и посеет среди роботов отменную СМУТУ.
Клиффорд Саймак
ФОТО БИТВЫ ПРИ МАРАФОНЕ
Не пойму, зачем я излагаю это на бумаге. Я профессор геологии, и для такого ученого сухаря мое занятие должно являть собой верх бессмысленности, пустую трату ценного времени, которое стоило бы провести в работе над давно задуманным но часто откладываемым в долгий ящик трудом о Докембрии. Кстати сказать, ради этого мне и дали полугодичный академический отпуск, болезненно сказавшийся на моем банковском счете. Будь я писателем, я мог выдать свою повесть за плод фантазии — но зато получил бы шанс предъявить ее вниманию публики. Или хотя бы, не будь я черствым и бездушным профессором колледжа, можно было выдать эти записки за отчет о реальных событиях (собственно говоря, так оно и есть на самом деле) и отправить их в какой-нибудь из так называемых информационных журналов, заинтересованных лишь в голой сенсации и делающих упор на поиски затерянных сокровищ, летающие тарелки и прочее — и опять-таки с изрядной вероятностью, что рукопись увидит свет, и хотя бы самые тупоголовые читатели примут мой рассказ на веру. Но солидному профессору не пристало писать для подобных изданий, и если я отступлю от этого правила, то смогу в полной мере испытать осуждение академической общественности. Разумеется, можно прибегнуть к различным уловкам; к примеру, публиковаться под вымышленным именем и менять имена персонажей — но если бы даже эта идея не отталкивала меня (а это имеет место), толку все равно было бы мало: слишком многие знают эту историю хотя бы частично — следовательно, легко могут вычислить и меня.
Несмотря на вышеперечисленные аргументы, я полагаю, что все-таки обязан изложить случившееся. Белый лист, исписанный моими закорючками, может в какой-то степени сыграть роль исповедника и снять с моей души груз не разделенного ни с кем знания, А не исключено, что я подсознательно надеюсь при более или менее последовательном изложении событий наткнуться на то, мимо чего прошел прежде, а заодно отыскать оправдание своим действиям. Читателям этих строк (хотя таковые вряд ли найдутся) следует сразу же уяснить себе, что я практически не понимаю побудительных мотивов, толкающих меня на осуществление этой глупой затеи. И тем не менее, если я собираюсь когда-нибудь дописать книгу о Докембрии, придется сперва все-таки дописать этот отчет. Пусть призрак будущего пребывает в покое, пока я блуждаю в прошлом.
Никак не могу решить, с чего начать. Я осознаю, что мои статьи в академических журналах никоим образом не годятся в качестве образца, но насколько я понимаю, любая литературная работа должна хоть в какой-то степени подчиняться логике, а значит, изложение следует вести по порядку. Так что, пожалуй, лучше всего начать с медведей.
Это лето выдалось для медведей нелегким. Ягода не уродилась, а желуди не созреют до самой осени.
