— Это для всех тяжело, а не только для тебя, Росс. Нет, не только для тебя.
В следующий понедельник Стэн в конторе не появляется, и еще до второго перерыва на кофе все уже знают, почему. Его вторая молодая жена переселилась в отель всего в трех кварталах дальше по улице и будет жить там, пока ее дружок не заберет ее сквозь зеркало навстречу новой жизни в том мире, который, надо полагать, в его описании выглядит гораздо лучше нашего.
— Это тот Джоэл, которого она ублажала на приеме? — спрашивает кто-то.
Наш всезнайка покачивает головой, смеется и сообщает:
— Нет, это новенький. Триста с чем-то.
Джоэлы теперь буквально рекой текут из зеркала. Этот фестиваль уже не кажется увлекательно- оригинальным, не кажется он и просто абсурдным, нет, он достиг стадии непроходимой тупости. Ну сколько миллиардеров можно запихнуть в один не очень большой город? В какой точке на этом клочке земли скопление самовлюбленных типов достигнет уровня критической массы и ослепительная вспышка сожжет и умертвит все и вся?
— А где сейчас Стэн?
— У своих адвокатов, — докладывает всезнайка. — Если только не ошивается в вестибюле отеля, выжидая случая пристрелить Джоэла с верным номером.
— Ты хочешь сказать: с неверным! — подхватывает кто-то, и все смеются угрюмым смехом.
И тут кого-то дергает ляпнуть:
— Если подумать, так обжегся здесь, может, не только Стэн.
Внезапно все обращают на меня многозначительные взгляды.
Затем тот же тип делает шаг вперед и произносит «Росс» особым тоном. Тот мелкотравчатый мерзавчик, который обычно слишком низок для моего радара. Но сегодня я его замечаю. Он скалит зубы в дурацкой самолюбивой улыбочке, и из какой-то сонной глубины возникают слова:
— Как поживает твоя жена? Полина здорова?
Все разом настораживаются.
— Это еще что? — огрызаюсь я. — Ты думаешь, я пущу кого-нибудь из этих Джоэлов на корм рыбам?
Мерзавчик не может сдержать ухмылки, подмигивает и говорит:
— Так ведь, Росс, если хорошенько подумать, значение имеет только один Джоэл.
В обеденный перерыв я решаю вместо насыщения заняться тяжестями. Но, переодевшись и поднявшись в зал, отказываюсь от своей затеи. Четверо Джоэлов бегут бок о бок на тренажерах, а пятый разминает брюшные мышцы. Движения бегунов одинаково ровные, но ближайший Джоэл погрузнее и заметно медлительнее. Меня замечает Джоэл с брюшными мышцами и машет мне, всем своим видом выражая готовность поболтать. Да только мне-то болтать совсем не хочется, и вот почему я прячусь, быстро отступаю в раздевалку, снова облачаюсь в костюм и галстук и выскакиваю на улицу.
Обычная компания обедает в новом ресторанчике за рыночной площадью. По дороге я замечаю минимум трех Джоэлов. Один за рулем «лексуса», второй выбирается из лимузина, а третий дает интервью на перекрестке толпе иностранных корреспондентов. Он говорит:
— Да, я чудесно провожу время. — Потом ждет, чтобы его слова повторили на других языках. Затем добавляет: — Мне даже некогда побывать в доме моего детства. Так что, да, это было очень приятное путешествие.
Наши взгляды встречаются, но в глазах этого Джоэла нет и намека на то, что он меня узнал.
Ресторанчик набит битком. Наша компания, толкаясь локтями, сгрудилась у маленького столика.
— Что происходит? — спрашиваю я.
Кто-то указывает локтем.
Ресторан разделен легкой ширмой. Вторая половина зала полна Джоэлов.
Мне видны некоторые лица, я слышу одинаково звучащие голоса, и внезапно все Джоэлы разражаются утробным хохотом. Официантки и метрдотель носятся туда-сюда, стараясь, чтобы именитые гости были довольны. Официантка, одно время лично моя длинноногая Хизер, семенит к ширме с одиноким стаканом воды на подносе. Она обходит меня стороной и скользит дальше, и один из моих друзей говорит:
— У тебя с ней все?
— Да, мне надоело, — отвечаю я.
Они смеются, и тут кто-то говорит:
— В баре есть места.
Но я обнаруживаю, что мне совсем не хочется есть. И потому я выхожу на улицу и направляюсь назад в контору. По дороге останавливаюсь у пирожковой перекусить, потому что у меня нет ни малейшего желания возвращаться на работу раньше времени. Сижу у пластиковой стойки, ем пирожок диаметром с крышку канализационного люка и игнорирую потоки пешеходов снаружи.
Когда дверь открывается, звякает колокольчик.
После третьего или четвертого звяканья знакомый голос произносит:
— Росс!
Проглатываю последний кусок пирожка, ловко складываю салфетку так, что все крошки остаются внутри. Потом разбираю номер на рубашке. Пятьсот Сорок Пять. Искоса бросаю взгляд на лицо и гляжу на салфетку с крошками.
— Я видел твою фотографию, — говорит этот Джоэл. — Ты ведь Росс Келайн, верно?
— Ну, и?..
Протягивается рука, я ее не замечаю. Тут он говорит мне с глубочайшей серьезностью:
— Нам было по десять, и мы залезли на большую плакучую иву за школьным двором.
Я помню эту иву.
— И что же? — спрашиваю я.
— Я жутко боялся высоты, а ты нет. Все лез выше и выше…
Тут я смотрю ему прямо в лицо. В большие, печальные, удивленные глаза.
— Так что произошло?
Но он способен только выпалить:
— Черт, до чего же здорово снова тебя видеть, Росс! Нет, правда.
В последний раз я видел их вместе на дне рождения Полины, когда ей исполнилось тридцать. Мы с ее сестрой закатили для старушки вечер-сюрприз, и можете сами догадаться, кто из нас послал особое приглашение Джоэлу. Я, собственно, узнал, что он здесь уже после закусок и тостов. Полина отправилась в туалет и все не возвращалась, вот я и пошел посмотреть, где она. Былые влюбленные стояли у входной двери Немецко-Американского клуба.
— Эй, парень! — сказал я. — Только что добрался сюда?
Он блеснул на меня улыбкой и сказал «Росс» абсолютно дружеским тоном.
— Нет, я как раз прощаюсь.
— Я тебя не видел, — пожаловался я.
— Я был в задних рядах, зрителем, — объяснил он. Потом блеснул той же улыбкой на Полину и добавил: — Как я уже сказал, мои поздравления. Вечер был прекрасный.
— Верно, — промурлыкала моя жена, обвивая сильной рукой мою талию.
— Ты счастливица, — сказал он ей.
— И очень, — согласилась она.
Волна слащавого дружелюбия, но у меня всего одна мысль: поскорее бы Джоэл убрался. А когда дверь закрылась, я сумел сказать только одно — с яростным отчаянием:
— Эта твоя услужливая сестрица!
Полина прожгла меня взглядом.
Потом произнесла негромко и резко:
— Знаешь, Росс, ты, того гляди, все растранжиришь. Все монетки, которые заработал тебе этот удивительный вечер.