Я моргнул и протер глаза. Нет, ошибки не было. Гвоздь поворачивался против часовой стрелки, вывинчивался, медленно выходил наружу.
«Ну, сильна!» — решил я. Очень сильна. Закусив губу, я ударом молотка забил гвоздь обратно. Варанингё вновь задергалась, пытаясь освободиться. Ее соломинки дрожали, как лапки насекомого.
На мгновение кукла замерла, словно пытаясь сосредоточиться. И тут наружу пополз гвоздь, сидевший в голове. С отчаянием я забил и его.
Ох, дедушка, как же мне хотелось, чтобы ты был рядом и помог. Первое мое проклятие, вроде бы грамотно сделанное — а она сбрасывает его, словно шаль с плеч. Если она освободится… мне даже думать об этом не хотелось. Перед моим мысленным взором предстала приманка, чучело Генри Голуба, скрученное, как обрывок бечевки, и я сжал в руке молоток так крепко, что заболели пальцы.
Нет, дело не в моей хватке. Я ударил по гвоздю в животе, и боль пронзила мою руку. Она отвечала ударом на удар. Посылала свою злую силу через варанингё. Обращала мою энергию вспять!
Я ударил по среднему гвоздю — и рука онемела до плеча. Нет, Генри, это не дело… Я выждал, пока гвоздь почти вышел наружу и вновь сильно забил его назад. Рука чуть не отвалилась от боли. Такая мука! Я выронил фонарик, и лампочка в нем разбилась. К этому моменту прошел всего час после заката. Совершенно ясно, что еще до конца ночи она освободится и сойдет с дерева. Выйдет из-под моего удара и контратакует со всей силой.
Помнишь игру на ярмарке штата? Там из дырок-норок высовывали головки пластиковые кроты, и нужно было молотом забить их обратно. В такую игру теперь играл я, только она будет продолжаться до той поры, пока все кроты не выберутся наружу и не закусают меня до смерти. Единственный способ справиться с разболтанными гвоздями — бить каждый по шляпке, пока не отвалится рука. К счастью, колдунья могла выкручивать только по одному гвоздю за раз, но в этом занятии с каждой минутой преуспевала все больше. Гвозди вылезали все быстрее, промежутки отдыха между ними становились все короче. Каждый следующий удар молотком причинял мне все больше страданий. Я переложил молоток в левую руку, затем обратно, что помогло, но ненадолго. Оба плеча жгло, как огнем. Я ощущал каждую косточку в руках, ныли мускулы рук и груди. Рукоятка молотка стала липкой от пота. В голове мелькнул образ: я безрукий бродяга-побирушка. Глупо, но ничего умнее в голову не лезло. Все так быстро разворачивалось, что хорошо еще, если я выберусь из этого леса вообще.
Когда в лесу замелькали огоньки, я подумал о светлячках. В конце концов, стояло лето. Но эти огоньки были слишком крупными. Три больших зеленоватых туманных облачка медленно плыли в воздухе, приближаясь ко мне.
Волосы у меня встали дыбом, но я остался на месте, продолжая приколачивать эту чертову куклу к дереву. Огоньки двигались беззвучно, как светящиеся волны воздуха.
Три огонька собрались вместе, слились, засветились ярче. Один — большой, яркий, как зеленая луна — приблизился ко мне, и я отпрянул. Он подплыл к дереву в тот момент, когда высунулся гвоздь, торчащий в сердце. Я был жутко напуган, но теперь по крайней мере мог видеть, что происходит.
— Простите, — произнес я и ударил молотком по гвоздю. Когда металл коснулся металла, мучительнейшая боль разлилась по моей руке вверх. Вскрикнув, я выронил молоток и упал коленями в грязь. Когда я поднял голову, вся рощица была освещена огоньками. Десятки, сотни огоньков — они роились над нею, колыхаясь в воздухе, подобно странным существам из океанских глубин. Внезапно, словно приняв какое-то решение, они стали сгущаться. Затем эти сгустки слились в один массивный клубящийся шар света, четырех футов в диаметре. Меняющиеся узоры на его поверхности напомнили мне океанские течения, только более быстрые. Шар освещал поляну маленьким зеленым солнцем. Свет его был так ярок, что кусты и деревья отбросили горизонтальные тени — черные тени, расходившиеся в лес, словно лучи самой ночи.
Медленно шар приблизился ко мне. Его темные лучи выглядели твердыми, как стволы деревьев.
— Не подходи, — прошептал я. Странная штука придвинулась еще ближе.
Я наблюдал когда-то призрачные огоньки в горах Блю-Ридж, но не столь близко. Может быть, наши огоньки застенчивей? Рэнди Фергюсон клянется, что это людские души, но я ему не верю. По-моему, это что-то более древнее. Доисторическое. Я никогда не слышал, чтобы кому-то удалось их приручить или управлять ими. Если они не были союзниками миссис Кусахары, явившимися ее освободить, то зачем они здесь? Что они такое?
Напуганный до смерти, я отполз в сторону и предоставил им свободный подход к дереву.
Огненный рой легонько коснулся варанингё — осторожно, почти нежно, будто слон, бережно касающийся хоботом своего дрессировщика. На этот раз гвоздь не выскользнул. Он выскочил. Свет отпрянул на фут или около того и поймал этот гвоздь.
Я приготовился, что остальные гвозди сейчас выпадут, и варанингё окажется на свободе. Сбежать я не смогу. В лесу кукла легко настигнет меня. Здесь я по крайней мере ее вижу. Руки мои повисли мертвым грузом, но я еще сумею пинком развеять ее солому. Я пригнулся, готовый дорого продать свою жизнь. Без борьбы я не уступлю. Буду камикадзе: если суждено умереть, захвачу врага с собой.
Шар света вновь приблизился к дереву. Внезапно с его поверхности, как жало огромной осы, вырвалась сверкающая алая стрела. Она коснулась варанингё, и кукла забилась. От сухой соломы пошел дымок. Стрела оказалась гвоздем, раскаленным докрасна. Призрачный огонек прижался к дереву, вколачивая этот гвоздь, пригвождая варанингё раскаленным железом. В моей голове раздался ее вопль. Свет отплыл назад — и в этот момент кукла вспыхнула… Соломенное чудовище пылало и корчилось минуту или две. Наконец оно распалось и свалилось к подножью кедра, но остатки продолжали дергаться.
Пламя затрепетало и съежилось. Призрачные огоньки поколыхались над золой, затем шар лопнул, как пузырь, и исчез. На поляне в мгновенье ока потемнело.
Спотыкаясь, я подошел к кедру, чтобы проверить, не перекинулся ли огонь на него. Варанингё представляла собой кучку угрюмого пепла, в котором еще посверкивали, угасая, оранжевые глазки. Ощупью во мраке я нашарил молоток и мучительно выдрал из ствола три гвоздя. Средний был еще горячим. Я попросил прощения у кедра за причиненные неприятности, а потом удалился на другую сторону поляны и стал ждать рассвета.
С рассветом я направился обратно в город. Первый мой звонок был в дом мисс Мори. Когда она ответила нормальным счастливым голосом, сердце у меня подпрыгнуло от радости.
— У вас бодрый голос! — сказал я.
— Спасибо, сенсей. Мне жаль, что прошлым вечером я пропустила занятие. Обещаю догнать.
— Все в порядке. Я его тоже пропустил.
— Вы заболели?
— Нет. Но что-то вроде этого. Долгая история… Как вы себя чувствуете?
— Как огурчик. Прошлой ночью боль, как раз плюнуть, вдруг прекратилась. Мой врач не поверил своим глазам. Он сказал, что это чудно.
— Наверное, он имел в виду «чудо».
Голос ее внезапно стал серьезным:
— Вы слышали о бедной миссис Кусахаре?
— А что случилось?
— Прошлой ночью она умерла. В ее доме произошло… как это… загорание. Пожар. Полиция говорит, что, возможно, она курила в постели.
Я произнес все приличествующие случаю фразы: как это ужасно, какое потрясение и так далее. Затем повесил трубку и с удивлением понял, что чувствую себя отвратительно. Я не собирался ее убивать. Я просто хотел дать ей по рукам, вынудить прекратить преследование беззащитной девушки. Закрыв глаза, я привалился к стенке телефонной будки и стоял так, пока какой-то мужчина в деловом костюме не забарабанил в дверь. «Простите», — пробормотал я, приходя в себя. Он проворчал какую-то гадость насчет иностранцев. Я отомстил, бросив монетку в щель автомата. Когда он понял, что я оплатил его разговор, то есть тем самым оказал ему услугу, он последовал за мной по улице, пытаясь засунуть монету мне в карман, но я от него убежал, оставив в должниках. Ха-ха!
Вот так, дедуля, я по уши влез в неприятности. Несмотря всю свою решимость оставаться нейтральным, я снова вернулся в наш мир. Я действовал, и волны моих поступков разошлись далеко. Речь идет не только о смерти миссис Кусахары. На прошлой неделе, когда я вышел на балкон полить мою сосенку,
