ответила Велиндре с отвращением.
— Хадрумальские разговорчики: нравственность-безнравственность, щепетильность болванов. Вдобавок, ты исходишь из того, что преуспеешь. Я склонен считать, что мой дракон в полной безопасности. — Азазир с презрением щелкнул языком. — Ты пришла сюда учиться. Я сказал тебе то, что нужно знать. Где еще ты можешь этим заняться? Внизу, на равнинах, где чудовище может заглотить целую деревню идиотов? Или здесь, где я могу выручить, если ты призовешь больше первозданного воздуха, чем тот, с каким сможешь совладать?
— А ты бы это сделал? — она испытующе посмотрела на старого колдуна. И спросила себя, как можно упускать такую возможность?
— Отрик был моим другом, лучшим из моих друзей, — внезапно голос его прозвучал почти как у разумного, а не душевнобольного. — У меня их немного было. Я готов помочь ради него. И да, кое-что во мне не желает смириться, чтобы такое знание пропало из-за хадрумальских указов, — злобно признался он.
Она дошла до здешних мест. И вряд ли вправе надеяться, что испытает столь гибельное, полное соблазнов знание дома, на Хадрумале. Велиндре поглядела на загорающего дракона.
— Так говоришь, он угаснет за день-другой, что бы я ни сделала?
— Или когда я устану дарить ему мою силу. — Азазир поглядел на отрешенное создание со слабым негодованием, мгновенный прилив человечности уже покидал колдуна. Велиндре обуздала свои сомнения. В конце концов, Отрик делал это и не вызвал бедствий, обрушивших на него гнев Совета.
— И ты будешь за мной наблюдать? — спросила она. — И скажешь, в чем я промахнулась, если у меня не выйдет?
—
— Что же, посмотрим, насколько это трудно.
Велиндре потянулась к ослепительно голубому небу, ища ветерков. Они начали подниматься с нагих склонов долины Азазира после того, как солнце смогло беспрепятственно согреть землю и камень. Велиндре заметила их, но не стала брать под свою власть немедленно, а продолжала поиски. Когда повеяли более прохладные ветры с окружающих высот, требуя пространств, которые освободили те, первые, Велиндре уловила их и сплела вместе. Последовали новые порывы, она их тоже прибрала к рукам, но в них не оказалось и жалкого подобия первозданной силы, годной для начала того, что описал Азазир. Она поглядела выше в небо, где ветры были крепче и следовали своим велениям высоко над снежными полями и склонами гор, держась подальше от странного искажения взаимодействия стихий вокруг Азазирова озера. Велиндре обратилась к соблазнительным воспоминаниям о неистовстве, в которое бросил ее старый колдун. Она потянулась и с неожиданной легкостью воззвала к первозданной силе.
Она напомнила себе, что нельзя утрачивать ощущение земли под ногами и солнечного тепла на волосах и на коже под измятой рубашкой. Птичьи песни не звучали в голой долине, здесь слышался лишь плеск зеленого дракона и удары волн об илистый берег. Ничего не получится, если она не станет держаться твердо, отвергнув те запретные и лукавые пути, которые указал ей безумный старик.
— Не медли, — она увидела, как старый колдун взмахивает рукой в сторону озера, отпуская дракона, как воздух содрогается от неистово взыгравшей воды, а чудовище ныряет вглубь. — Он ненадолго скрылся, а если увидит, как ты творишь колдовство, то, скорее всего, на тебя набросится.
Велиндре, не мигая, уставилась в небо. И даже привлекая силу самых верхних из ветров, искала за их пределами. Отрик обучил ее этой тонкости, которую знали немногие из чародеев Хадрумале. Может, Рафрид знал, а может, и нет. Неважно. Если она овладеет такими чарами, никто не посмеет оспаривать ее превосходство. И пусть Азазир подавится своими насмешками.
Вот оно. В самых верхних пределах небес, как раз перед высотами, на которых воздух становится слишком разреженным для ветров, мчались, не ведая препятствий, создаваемых неровностями земли, неистовые потоки неописуемой мощи. Неудивительно, что ранние колдуны, последовавшие за Трайдеком в поисках убежища от опасного невежества на материке, одобрили его выбор: в Хадрумале верхний слой воздуха полон такой силы. А Отрик посвятил жизнь тому, чтобы найти такие ветры в других местах.
Она воззвала к незамутненной силе, и синий свет затрещал вокруг нее, точно с небесных высот упала лента первозданной мощи. Велиндре собрала более слабые воздушные течения и оплела ими свирепое сердце нескованного могущества. Синий колдовской свет вспыхивал и пропадал, потрескивая и трепеща. Пыль перестала взметываться по берегам озера, как только ветры принялись выполнять волю колдуньи. Воздух остыл, ибо жар солнца бежал в смятении. Пена взыгрывала, брызги рвались в нетерпении воссоединиться с дружественной стихией. Велиндре отвлеклась ровно настолько, чтобы изгнать воду. Пристыженные капли отпрянули и скрылись в воде.
Сапфировое сияние разгоралось, все рос столп, исходивший из раскрытых ладоней Велиндре и устремленный в необъятную пустоту неба. Вверх и вниз по нему равномерно пробегало сияние большой яркости. Велиндре чуть-чуть разъединила ладони и сосредоточила свое врожденное чутье колдуньи на пространстве между ними. Лазурные лучи внутри светлого столпа замерцали, затем начали свиваться. Свет стал ярче, белее, приближаясь к тому, который исходит от молнии, время от времени от его лучей ниспадала синь запредельных небес, скрываясь в раскаленном клубке, растущем меж ладоней Велиндре.
Теперь требовалось сотворить мнимого дракона. Она извлекла из клубка нить и обозначила спину своего детища над берегом перед собой. Охладив воздух, усеяла эту спину колючками, похожими на сосульки, завершающие толстые чешуи хребта, серые, точно иней. Простерла ладони и закончила хвост тяжелым шипом, затем занялась головой, подобной наконечнику стрелы, с длинной нижней челюстью, белой, как чистейшее облако, отворяющейся и являющей ряды ледяных зубов, жестких, как зима в горах.
— Нечего на него глядеть, — проворчал колдун с укором. — Наполни его. Не переставай собирать волшебство.
Велиндре предприняла усилия, чтобы не упустить сгусток колеблющейся первозданной мощи. Столп лазурного света тревожно содрогался, сапфировые вспышки взлетали к небу. Дракон начал угасать, едва намеченный. Колдунья закусила губу, почувствовала во рту вкус крови и вновь попыталась овладеть ускользающей стихией. Медленно и мучительно она вновь собрала волшебство и подкрепила свое детище. Дала ему длинные изящные ноги, где сапфировый свет образовал кости и жилы, а облако облекло их мышцами и чешуей. Она выковала белые пластины брони для его боков, затем выплавила крохотные брюшные чешуйки, переливчатые, точно облако на закате. Туман собрался громадными прозрачными крыльями, слабо отливающими мерцающей радугой.
— Хорошенький, — пробормотал Азазир со сдержанным одобрением. — Но сможет ли он летать?
Уделив своему тщательно выплавленному созданию достаточно внимания, чтобы оно не угасло, Велиндре сосредоточилась на собирании осколков первозданной мощи, какие могла отыскать меж запредельных небес и долиной, где стояла. И ощутила, что ее возможности на пределе, что волосы, светясь, встают дыбом, по коже бегут мурашки от прикосновения неукрощенного волшебства. Всмотревшись в ослепительное сердце своего столпа, она вызвала водоворот, все плотнее скручивая бурлящую силу. Некая отдаленная бесстрастная часть ее ума вопрошала, сколько раз она твердила заносчивым ученикам не призывать больше чародейской силы, чем могут высвободить в колдовском действии. Насколько это безрассудно? Все равно. Каждым волоконцем своего существа она занялась скручиванием чудесной мощи во все более малом пространстве. И вот сапфировая точка загорелась в раскаленном добела сердце.
— Вот-вот! — прохрипел Азазир. — Теперь обрежь! Бросай это дракону, или вы оба погибли!
Ощущая леденящий ужас, Велиндре осознала, что сапфировая искра удваивается в размере через каждое биение сердца. Она по собственной воле впитывает мощь небес. И нет никакого способа это остановить. Велиндре смутно вспомнила рассуждения Отрика о том, как чародеи из жуткого сказания с материка могли учинить приписанные им разрушения. Теперь она знала. Если не сдержать эту грубую набухающую силу внутри подобия дракона, колдуны и лишенные колдовского дара до самого Хадрумале увидят бедствие.
И она обрубила столп витого воздуха сверкающим синим клинком. За миг до того, как сапфировая искра могла вырваться на волю и разорила бы долину больше, чем удалось Азазиру, она метнула
