минус 10 градусов, ползать в комнатах высотой не более 60 сантиметров…
Конечно, Арн с радостью вернулся бы на поверхность, но оставшийся позади длинный туннель, образованный цепочкой квартир прежних стадий эволюции, давно обвалился. Они были обречены продвигаться только вперед, постоянно перемещаясь во все новое и новое «будущее».
Таким же образом поступили и многие другие горожане, надеявшиеся сохранить привычный комфорт. Теперь они были вынуждены менять эпоху каждый квартал, если не каждый месяц, приспосабливаясь к условиям жизни «будущих поколений». Арн знал, что вскоре им придется в очередной раз открыть дверь в смежную квартиру и проникнуть в жилье, которое компьютер будет рассматривать как наиболее соответствующее его последним теориям об эволюции человека и среды его обитания. Арн боялся этого момента, потому что невозможно было предугадать, в каких условиях им придется жить – может быть, в грязевой ванне, как это уже случилось однажды? Возможно, им придется питаться отвратительной смесью, составленной компьютером из корней растений, насекомых, крыс, улиток и земляных червей. Или он будет превращен в заплывшую жиром тушу, приспособленную к пониженной силе тяжести в квартире. Перестанет ли он снова различать цвета? А вдруг его поразит акроцианоз, и он с ужасом будет наблюдать, как синеют его конечности из-за внезапного замедления тока крови в сосудах? Может быть, усиление деятельности гипофиза приведет к разрастанию костей лица, рук и ног? Если, конечно, его не поразит агнозия, и он просто не сможет пользоваться основными органами чувств… Нечто подобное уже случалось с ним в прошлом, когда внезапно он полностью утратил обоняние и вкусовые ощущения… А однажды он потерял способность читать… Можно было не сомневаться, что его ожидают новые эксперименты, все более и более абсурдные, вызванные добавлением каких-то химических веществ к питьевой воде или бесцветной и безвкусной массе, составлявшей их основную пищу…
Компьютер на свой лад приспосабливал человека к своим безумным и постоянно меняющимся идеям. За полгода для него проходило двадцать столетий; за это время он переживал несколько ядерных войн, каждая из которых, как представлялось машине, требовала «подгонки» организма человека к изменившимся условиям среды. Иногда Арн замечал, что температура его тела понижалась или повышалась, и тогда он жил в состоянии апатии или постоянной лихорадки; случалось, его скручивали судороги, и он с ужасом думал, что это начало агонии…
Компьютер давно считал его не человеком, а мутантом, и приспосабливал жилье к потребностям этого гипотетического существа будущих столетий. Машина неслась вперед, закусив удила, не в состоянии осознать, что опережает время на 20 ООО лет… И при этом непрерывно рассчитывая вероятности возможных событий…
«В эту эпоху Солнце будет находиться на стадии угасания, и жители Земли должны приспособиться к температурам, опускающимся до -100° С. Освещенность при этом упадет почти до нуля, и начнут развиваться формы жизни, лишенные органов зрения…»
В то время как Арн перемещался из одной квартиры в другую, перед ним проходили века, вся будущая история человечества, испытывающего серьезнейшие мутации; одна эпоха сменяла другую, и он то и дело попадал в обстановку, в которой совершенно не представлял назначения окружающих его предметов. Только телефон, неизменно сохранявшийся чудесным образом (может быть, он был табу для компьютера?), позволял Арну сохранять связь с поверхностью. Он мог в любой момент снять трубку и вызвать кого-нибудь сверху. Так делали многие, но он… Он полностью утратил ощущение реальности. Его давно перестали интересовать перипетии политических схваток, кризисы и проблемы экономики верхнего мира. Он жил далеко от всего этого, невероятно далеко, на расстоянии 20 ООО лет в будущем. И это непрерывно надвигавшееся на него будущее было его единственным настоящим.
Первое время он еще надеялся на помощь, но быстро утратил надежды… Для него теперь имело значение только одно – очередная дверь, которую он должен открыть, очередная квартира, очередной мир…
Из окна в коридоре была видна вся улица. Энна прижалась лбом к стеклу, и ощущение холода заставило ее вздрогнуть. Этим утром она побрила себе голову, слегка поцарапав кожу на затылке. С лишенной следов шевелюры головой черты ее лица приобрели необычную жесткость. Ей нравился такой облик, и она даже пожалела, что столько лет сохраняла глупую, устаревшую прическу, последнюю уступку женскому кокетству.
На улице можно было видеть только людей в форме, обязательной для обитателей лагерей беженцев. Они бесцельно бродили с потерянным видом, поднимались на крыльцо покинутых домов, заходили в прихожую, но обычно не решались воспользоваться лестницей или лифтом. Это были бездомные – люди, которых окончательно отвергло жилище. Слишком жалкие для того, чтобы попытаться отвоевать свою собственность, слишком бедные для того, чтобы оплатить услуги амазонки…
Подземное пространство города постепенно превращалось в лабиринт, в гигантскую сеть кротовых нор. Туннели, проложенные компьютерами, напоминали сюрреалистический план линий метрополитена, спроектированного свихнувшимся инженером. План, на который было нанесено несколько тысяч туннелей. А еще это можно было сравнить со штольнями древних рудников, пробитых беспечными горняками. Километры и километры подземных ходов, извивы и зигзаги которых были внутренностями города, его кишечником, желудком. Медленно, но верно они подтачивали устои города, и тот с каждым днем все больше и больше опирался не на монолитное основание, а на пустоту. Город страдал аэрофагией. Все больше и больше пустот в подземном пространстве города создавала армия электронных термитов. Газеты каждый день предсказывали неизбежность очередных провалов, и пешеходы, выходя на улицу, осторожно пробовали ногой тротуар, словно опасались способной поглотить человека бездны, от которой отделяла только тонкая корочка асфальта.
«Там пусто! Там пусто!» – кричали дети, топая ногой по асфальту и наслаждаясь бледнеющими лицами прохожих, охваченных ужасом неизбежной катастрофы.
Все это время компьютеры продолжали копать, копать вслепую, не заботясь о рациональном расположении туннелей. Невообразимые миры пересекались и расходились под самыми невероятными углами. Иногда два туннеля встречались в дикой путанице лабиринта. Жилая комната, находящаяся в состоянии невесомости, пробивала стену кухни, обитатели которой, передвигавшиеся ползком по плиткам пола, выдерживали повышенную силу тяжести, словно непрерывно таскали на своих плечах микроавтобус. С этого момента начиналась дуэль двух компьютеров, каждый из которых защищал свою концепцию будущего. Компьютеры пытались поглотить противника, чтобы использовать в своих целях применяемые им материалы. Борьба могла продолжаться достаточно долго. В результате, обитатели одной из квартир с удивлением обнаруживали, что кофемолка проваливается сквозь поверхность стола, молекулярная структура которого перестала выдерживать вес, а дверные ручки растягиваются под рукой, словно резиновые игрушки. Ужас охватывал их в тот момент, когда они отдавали себе отчет, что их кости тоже начинают гнуться. Руки удлинялись чуть ли не в два раза, все тело становилось пластичным, резиноподобным. В итоге человек постепенно растворялся. Компьютер-победитель безжалостно использовал человеческий материал для своих нужд.
Энна знала, что подобные случаи с каждым днем встречались все чаще и чаще.
Никто больше не пользовался метро, после того как поезд вместе с пассажирами был целиком переработан компьютером: туннель вышел из стены в середине платформы в час пик. Иногда, когда жилые туннели подходили близко к поверхности, пешеходы вязли в асфальте тротуаров, приобретавшем консистенцию жевательной резинки после длительного употребления. У Энны пробежал холодок по спине, когда она подумала о городских кладбищах, где содержимое могил было утилизировано добравшимися сюда компьютерами. Образ мертвецов, растворенных и затем использованных с неизвестной целью, приводил горожан в ужас. Псевдонаучные журналы печатали самые дикие теории, подливая масла в огонь. Тем не менее оставался вопрос: какое практическое применение мог найти компьютер человеческому материалу, мертвому или живому?
Некоторые считали, что органическое вещество перерабатывалось в пищу, которой придавался вполне съедобный вид бифштексов или отбивных для обитателей подземных жилищ.
Другие, не отступавшие перед самыми рискованными предположениями, допускали, что исходное
